Обладая большим талантом, Маяковский вел поиски нетрадиционных форм искусства, риторический пафос сочетал с лирической тонкостью, журнализм и разговорный язык со смелыми метафорами, утверждал пафос социалистического строительства и преобразования мира, что отразилось в поэмах «Война и мир», «Человек» (обе в 1917), «Пятый Интернационал», «Люблю» (обе в 1922), «Хорошо!» (1927), «Во весь голос. Вступление в поэму» (1930). Главными чертами поэтики стали «обнажение приема», опредмечивание стертых метафор, «словарь насилия» (термин Ю. Карабчиевского), воинствующее безбожие, высмеивание обывателя, не вписывающегося в грандиозные планы социальной революции.

Личный эгоцентризм, выразившийся в желании быть вожаком, преображался в чувство одиночества и страстной тоски по разделенной любви, которая преодолела бы внутреннюю раздвоенность. Это особенно явственно в стихотворении «Лиличка! Вместо письма».

Этот же лейтмотив звучит и в пронзительном по лирической силе стихотворении «Неоконченное», в поэмах «Люблю» (1922) и «Про это» (1923). Любовь выводится за грани убивающего своей пошлостью быта, звучит утопическая мечта о возможностях науки будущего воскрешать тех, кто «на земле свое недолюбил».

Десятилетию Советской власти поэт посвятил поэму «Хорошо!», воплотившую хронику революционной эпохи как исторически неизбежных и закономерных событий. Для разоблачения контрреволюции и Белого движения используются частушечные и песенные ритмы, краткость призывов и лозунгов: «Вставайте! / Вставайте! / Вставайте! / Работники / и батраки! / Зажмите, / косарь и кователь, / винтовку / в железо руки! / Вверх – / флаг! / Рвань – / встань!/ Враг – / ляг!». Статус Маяковского как официального поэта Советской России закрепляет поэма «Владимир Ильич Ленин» (1924), которую он создает «по мандату долга», талант и пафос направляется на утверждение святости умершего вождя, оправдание средствами искусства новой жизни, идеал которой виделся в синтезе коммунистической идеологии и индустриализации. В 1925–1926 гг. поэт познакомился с жизнью Франции, Испании, Кубы, Мексики и Америки, написал очерки «Мое открытие Америки» (1925).

Маяковский стал новатором и реформировал русское стихосложение, использовал форму верлибра, ритмика которого держится только на ударениях, создал стих «лесенкой», ввел эллиптический синтаксис, расширил свободу рифм, ограничивая их иногда лишь ассонансом. Был знаменит на всю страну, сочетал эпатаж и смелость, экспериментирование и творческий размах, большую эмоциональную силу поэтического высказывания и голую, часто идеологическую, риторику. Использовал гиперболы и развернутые метафоры.

Новая политическая система Советов требовала создания пролетарского искусства и постепенно раскрыла свою враждебность К художественным экспериментам, расценивая их как политически неподконтрольную свободу. Будучи родоначальником революционного искусства молодой Советской России, Маяковский в конце 1920-х гг. стал объектом возрастающих нападок со стороны РАПП.

В своих комедиях «Клоп» (1928) и «Баня» (1929), сатирических стихотворениях (например, «Прозаседавшиеся») поэт обращал оружие сатиры против мещанства и бюрократизма советских начальников, отказавшихся от прежних революционных идеалов. В 1930 г. Маяковский вступил в РАПП, что его друзья восприняли как предательство. Комедия «Баня», поставленная Вс. Мейерхольдом, была снята с репертуара, поэту было отказано в иностранной визе, его итоговая персональная выставка «20 лет работы» подверглась бойкоту и со стороны правительства, и со стороны коллег по перу. Личная жизнь осталась неустроенной: Л. Брик была по-прежнему замужем, как и В. Полонская, актриса МХАТа, последнее увлечение поэта.

В возрасте 36 лет Маяковский закончил жизнь самоубийством. В предсмертном письме поэта звучало трагическое признание: «…у меня выходов нет». Современный исследователь пишет о том, что в 1930 г. стало явным противоречие между великим поэтом, чья слава была безусловной, и великим вождем, который единолично хотел быть лидером во всем. «Маяковский, – подчеркивает Ю. Карабчиевский, – всегда был <…> строевым, бритоголовым, рядовым, беспрекословным – и в то же время вечным главарем-заводилой, непременным генералом-классиком, не то чтобы нарушающим строй, но всегда выделяющимся из строя. Именно в этой, своей, адекватной себе системе, он изжил себя, он стал анахронизмом» [209].

Поэтическая репутация Маяковского как советского поэта была восстановлена после высокой оценки Сталиным: «Маяковский был и остается лучшим, талантливейшим поэтом нашей советской эпохи». В этой связи Б. Пастернак отметил: «Маяковского стали вводить принудительно, как картофель при Екатерине. Это было его второй смертью. В ней он неповинен» [210].

С точки зрения истории русской литературы XX в., Маяковский предстает как поэт трагический, он не обманул ожидания революционной эпохи, отдав на служение революции свой талант, но эпоха и ее идеологические идеалы и нормы стали несовместимы с энергией таланта поэта, напрямую вторгавшегося в действительность.

Свой стиль Маяковский обозначил как «тенденциозный реализм». Пионер-исследователь его поэтики Г. Винокур назвал стиль поэта «фамильярным», указывая на стремление автора войти в прямой контакт с каждым, отмечал ораторско-диалогическую композицию большинства произведений, публичность и разговорность [211]. М. Гаспаров в статье «Идиостиль Маяковского» выделил следующие доминанты: установка на материальность, вещественность, конкретность изображаемого мира («Нам надоели небесные сласти – хлебище дайте жрать ржаной! Нам надоели бумажные страсти – дайте жить с живой женой!»); прямой контакт с адресатом, обращения, требующие отклика («Надо всегда иметь перед глазами аудиторию, к которой этот стих обращен», – считал поэт [212]); образ автора – простой человек «безъязыкой» улицы, с его разговорно-фамильярным стилем и грубостью [213]. Герой Маяковского объявляет новые истины, для которых старый язык не приспособлен, что ведет к ломке привычных традиционных языковых форм, поэтому нужно «Сломать старый язык, бессильный догнать скач жизни» [214] или обновить его: «Слова у нас, до важного самого, в привычку входят, вешают, как платье. Хочу сиять заставить заново величественнейшее слово – партия».

Риторика Маяковского – риторика митинга на площади. Мемуаристы неоднократно описывали страсть поэта к публичным выступлениям, его зычный голос, рассчитанный на массу, необычный стиль поведения. Из такой тактики поведения – проповедника улицы, «агитатора-горлана, главаря» – выводятся и основные черты поэтики: стих без метра, держащийся на одних ударениях, расшатанные рифмы, рваные фразы, гиперболические, зримые образы, плакатность и рекламность стиля в целом, рассчитанного на декламацию. Повторяющиеся приемы вели к автоматизму их восприятия. Современники отмечали «усталость» от митингующего поэта. Б. Пастернак писал: «До меня не доходят эти неуклюже зарифмованные прописи, эта изощренная бессодержательность, эти общие места и избитые истины. Изложенные так искусственно, запутанно и неостроумно» [215]. С другой стороны, М. Цветаева в стихотворении «Маяковскому» (1921) утверждала его творческую мощь: