В финале романа…ий, уже утративший даже такое усеченное имя, теперь уже «некто», совершает убийство белки, пережив его как самоубийство. Порвав «генетическую» связь с природой, белка не стала человеком, она лишь сохранила свою жизнь, чтобы продолжить «каиново существование». Именно об этом, как последнем выходе, говорит…ий дельфину: «…Это решимость Каина, которому дольше жить, чем Авелю, но не обязательно убивать своего брата, достаточно просто убить человека, и не обязательно другого – а хотя бы человека в самом себе, отречься, отказаться, уничтожить все то, что потихоньку преображало тебя из неразумного животного в духовное существо…» (Ким 1988: 619). Стоит один раз так поступить, «и рухнет та длинная лестница, по которой человек в тебе карабкался к небу, и вместе с нею рухнешь и ты… И обретешь ты долгие-долгие годы каинова существования…» (Ким 1988: 619).
Смысл этих «превращений» (зверь – человек) заключается в том, чтобы показать, что утрата собственной индивидуальности, первородности сродни самоубийству, особенно для творца. Результатом окончательного «превращения» белки в человека стала утрата подлинной человечности, бессмертия и перерождение в «плоского человека». Двумерный человек с «мертвой тоской» в глазах «живет всего в двух измерениях, и там нет места для волшебства и сказки; ему так тоскливо, что хоть вешайся, но он даже не осознает того состояния, в котором всегда пребывает» (Ким 1988: 713).
Роман «Белка» А. Кима «ввел в литературу наших дней, возможно ярче и последовательнее других, активно-эволюционное ноосферное видение, элементы которого так актуальны в поисках нового мышления, положительной альтернативы нынешней ситуации угрозы общечеловеческого самоубийства…» (Семенова 1989: 437–438) – справедливо писала С. Семенова в 1989 г. Следующий роман А. Кима об угрозе самоистребления человечества.
«Отец-Лес» (1989) появился после первого романа спустя пять лет, вобравшие в себя раздумья над вопросами жизни и смерти, добра и зла, свободы и неволи, одиночества («Я – одиночество») и психологии «роя», оформившиеся в романе-притче в концепцию всеобщего самоуничтожения. Его можно назвать самым «философским» произведением писателя, не случайно глава рода Тураевых – Николай Николаевич – философ. И хотя сам автор говорит о том, что «не собирался писать философский трактат» (Ким, Шкловский 1990: 54), однако сравнение это закралось не зря. Основанием для него стала законченная, объемно-усложненная философская концепция книги. Именно она определила и романный материал, и направленность его осмысления (поучение и предостережение), и форму Многомерность и синкретизм философии произведения обусловили и предпринятый автором художественный поиск.
В центре внимания писателя человек, во многом сам являющийся непознанной вселенной. Человек мятущийся, ищущий, страдающий, через судьбу которого проходят все «изломы» эпохи, человек, стремящийся обрести свою истину, неотделимую от сути всеобщего существования. Таковы отец, сын и внук древнего рода Тураевых, история которого составила сюжетную канву романа.
Говоря о замысле произведения, А. Ким подчеркнул: «В романе я попытался сказать о таких качествах человека, с которыми человеческий мир во вселенной не имеет права, не имеет возможности продолжаться в будущем… Но главное, о чем мне хотелось сказать – это о суицидальных, самоубийственных началах в человечестве. О страсти к самоуничтожению» (Ким, Шкловский 1990: 53). К осмыслению этих вещей писателя подталкивала направленность развития цивилизации в XX веке. Если в природе все едино, живое и неживое создано так, чтобы иметь продолжение во времени, преображаться, находить новые формы для продления жизни, то люди «словно нарочно стараются сделать так, чтобы отрезать себе пути к дальнейшему существованию» (Ким, Шкловский 1990: 54).
Наиболее емким и трудно постижимым является в романе образ, вынесенный в его заглавие, – «Отец-Лес». Это многомерное понятие, к которому писатель шел долго в своем осмыслении мироустройства. Отец-Лес, по словам А. Кима, это мифический образ, «некий демиург-рассказчик, не принадлежащий никакому человеческому сообществу, но по протяженности своего духовного бытия намного превосходящий любое человеческое существование, неотъемлемое от определенного времени и социума» (Ким, Шкловский 1990: 54). А. Киму важно было представить в качестве повествователя не конкретного человека, а «некую духовную сущность», наделенную в то же время такими человеческими качествами, как сопереживание, любовь, ненависть, ощущающего себя «никем» и любым из людей, как ныне живущих, так и живших, первочеловеком и «Единым человечеством».
В первой части романа в разговоре с братом Николай Тураев критикует общее направление прогресса и предлагает в качестве спасения «путь деревьев». «Только философия Леса способна помочь человечеству» (Ким 1989: 4, 31), – говорит Николай, понимая под нею «абсолютную пассивность и полный отказ от действий при необходимости проявить агрессивность». Огромную самоотдачу «внутренней работы, направленной целиком на то, чтобы всю жизненную и творческую энергию отдать во исполнение единого закона Леса» (Ким 1989: 4, 31).
Смысл этого единого закона – в бескорыстной щедрости: «Какая масса самого ценного жизненного материала накапливается… многолетней работой» деревьев (Ким 1989: 4, 31), в плодовитости деревьев. «Натурфилософская поэзия» Коли, по выражению брата, является таковою потому, что предполагает отцовское назначение Леса, накапливающего имущество для сына. Сын – это «мы, Человечество» (Ким 1989: 4, 31).
«Социальная философия Леса» (Ким 1989: 4, 31) заключается в том, что «все его деревья мирно сосуществуют друг с другом: никто не терзается завистью и злобой, глядя на соседей. Они не воевать желают, а соответствовать друг другу, и в этом желании и качестве они все до единого одинаково равны» (Ким 1989: 4, 31). Именно поэтому Лес всегда полон жизни, могущества, богатства, и ему жить бесконечно. Этому и необходимо учиться у Леса.
Однако в реальной жизни происходит другое. Человечество в XX веке неумолимо движется к своему концу. Это «движение» и выявляет автор. Глеб думает о том, что «разобщению людей способствует все же начало неестественное, чувство самое противоестественное – зависть к чужой доле» (Ким 1989: 4, 139). Естественное же – та «живая, но невидимая субстанция вселенской доброты», которую ощущает Глеб. А. Ким показывает, что близкая нам история человечества – это беспрерывный процесс взаимного истребления в результате борьбы, ненависти, войн, начиная с империалистической войны, когда «людей людьми было уничтожено великое множество» (Ким 1989: 4, 45), а к двадцатому году «деревьев в лесу стало много больше, людей на земле значительно меньше» (Ким 1989: 4, 47), заканчивая Второй мировой войной, в которой «человечество как общее потерпело поражение столь же великое, и даже большее, потому что потери человеческих жизней надо было при этом учитывать общие…» (Ким 1989: 6, 113). Знаменательны слова Глеба: «Человеческие войны – это попытки человечества совершить самоубийство» (Ким 1989: 5, 101), проясняющие художественную концепцию произведения, которая, по мере развития, дополняется другими смысловыми оттенками. В частности, в числе причин, ведущих к катастрофе, автор называет и потребительство.
Все в романе «Отец-Лес» подчинено идее изображения «мира обреченного» (Ким 1989: 5, 55), именно потому в нем столько смертей, самоубийств, жестокости и насилия. Обреченный мир закономерно порождает потребность к самоуничтожению, охватывающую, подобно эпидемии, все большую часть человечества. Символического смысла исполнено и то, что первыми оказываются пораженными этой «болезнью» женщины, Деметры, природно призванные приумножать род человеческий (гибель женщины, выбросившейся из окна пятого этажа, но не насмерть, и повторившей самоубийство; попытка покончить с собой дочери Степана Ксении).
Смысл «учения» Деметры заключается в «великом внимании к самому зачатию». Будущее жизни в руках Деметры. Христианский постулат любви к ближнему находит в романе А. Кима и сугубо природное истолкование, способствующее созданию единой картины мира, проясняющее хрупкость этого мира и его зависимость от Любви, являющейся залогом продолжения жизни. Деметра в произведении, выполняя свое назначение, до определенного времени противостоит жажде всеобщего самоуничтожения. Даже бессмертный Отец-Лес жаждет вкусить смерти. И только Деметра, только Мать-сыра земля, на которой стоит Лес, вопреки «пессимизму вселенной утверждает оптимизм безудержного плодородия» (Ким 1989: 5, 84). Деметра – богиня плодородия – символизирует в романе не только Мать-сырую землю, но и земную женщину. «Не хотела больше Деметра выносить человеческое сумасшествие, омерзели ей насильники» (Ким 1989: 5, 133).