Возгласы. Герман, встань! Явись народу.

Герман встает.

Михей. Три дня назад закончились последние испытания его электрической драги, и мы победили. Вот стоит он перед нами, наш уважаемый друг и конструктор. Мы пьем этот бокал за его талант, за наш институт и за нашего любимого декана! Ура!

Шум, звон бокалов. Туш на пианино и балалайке. <… >

Герман. Прошу внимания! (Встает.) Я предлагаю тост за того, кто помог мне в работе, за человека, которому я обязан своей победой… за Марию Донатовну! <… >

<…> Из соседней комнаты выходит Шаманова, за ней Герман.

Шаманова. Нет, нет, завтра я качу восвояси, а дел не перечтешь. В Москве я бываю редко, а друзей и забот московских у меня вагон – надо бежать! (Улыбнулась.) Десять лет назад, когда кончала вуз, тоже вот бегала по Москве… в солдатской шинели и шапке с оборванным ухом… Представляете вид? На курсе у нас народ был обстрелянный, прямо с фронтов, серьезная публика… А теперь у всех бороды, опыт и дети…

Пауза.

Да… дети.

Герман. А у вас?

Шаманова. А у нас таковых нет. <…>

Герман. Я отлично вижу, что я вам неприятен, вы постоянно издеваетесь надо мной, высмеиваете. А за последние дни вы совсем стали избегать меня… (Резко.) И вообще мне неприятна ваша манера разговаривать со мной, я не школьник, а вы не старшая моя родственница. (Пауза.) Через две недели я выезжаю на ваш прииск руководить монтажом моей драги. Наркомат дал свое согласие. Имейте это в виду.

Шаманова. Оставайтесь дома, мы отлично справимся без вас. <… >

Пауза.

Шаманова. Вот что… Если вы приедете, вам придется у нас пробыть месяца два-три. Дело, конечно, не в одном монтаже, вам надо видеть вашу драгу в настоящих производственных условиях. Как бы идеальна она ни была, но доделки после практических наблюдений, конечно, будут… (Помолчав.) Поэтому забирайте Таню и приезжайте с ней. (Пауза.) Ну?.. Что же вы молчите?

Герман. Боюсь, что ей там нечего будет делать. <… >

Шаманова. Но это же из-за вас она бросила институт, работу…

Герман (горячо). Я не хотел этого. Я сотни раз говорил, чтобы она вернулась в институт.

Таня в хохочущей маске и в длинной скатерти, наброшенной на плечи, тихонько выходит из коридора и прячется за гардину.

Герман. Завтра утром я приду на вокзал… проводить вас.

Пауза. <… >

Шаманова. Нет, я уеду одна, и вы забудете меня. (Пауза.) Она очень любит вас. <… >

Герман (горячо). Значит, по-вашему, я должен отказаться от счастья, потому что…

Шаманова (перебивает его). Счастье?.. (Пауза.) Вы знаете меня – я никогда не отступаю от своего слова. Запомните: никогда.

Шаманова. А на вокзал завтра не придете. (Идет в коридор.) <… >

Герман. Не приду. (Уходит за ней.)

Уличное радио передает вальс. Из-за гардины медленно выходит Таня, она все еще в нелепой хохочущей маске, скатерть сползает с ее плеч. Таня медленно идет по комнате, снимает маску, смотрит на нее и, словно пугаясь, бросает на пол. В соседней комнате взрыв смеха. Таня бежит к окну, хватается за раму, долго смотрит на залитый огнями город. Потом подбегает к шкафу, вынимает чемодан и стремительно засовывает в него разные тряпки, не глядя на них, не думая. В комнате бьют часы. Таня надевает на себя жакет, беретик, идет к двери, останавливается, долго смотрит на комнату, подходит к любимым безделушкам. Берет детский музыкальный ящичек, крутит ручку – слышится мелодичный звон. Быстро прячет ящичек в карман, идет к двери и снова останавливается.

Из коридора доносится шум.

Таня. Герман… Как же выйти… Только бы не встретиться…

Радио передает знакомую полечку. Таня смотрит на шкаф и, как когда-то, прячется в него, закрывая за собой дверцы. По комнате быстро проходит Герман. Таня выходит из шкафа.

Где же шарфик?.. Надо… обязательно шарфик. Герман (возвращается). Куда же ты? А как же чай? Таня. Чайник в кухне, он, кажется, вскипел… А мне надо к портнихе… на минутку. Герман. Ты скоро?

Таня. Да… мне близко. (Не выдержав, подбегает к нему, крепко обнимает.)

Герман. Что ты?

Таня. Ты хороший, да, Герман?.. Ты хороший… Скажи, что ты хороший, ну, скажи – «я хороший». Герман (улыбаясь). Я плохой.

Таня. Нет, нет, хороший. И пусть тебе будет хорошо. (Улыбаясь, смотрит на него.) Ты ведь помнишь: надо заплатить за прокат пианино… мы задолжали… (Идет к двери.)

Герман. Таня!

Таня (остановилась). А?

Герман. Купи мне папирос. У тебя есть деньги?

Таня молчит.

Вот, возьми… (Протягивает ей деньги.)

Таня. Хорошо.

Герман выходит в соседнюю комнату. Таня смотрит на деньги, кладет их на стол и быстро уходит. Через мгновение слышно, как хлопнула дверь парадной.

Картина третья

Тринадцатое марта 1936 года. Маленькая комнатка в деревянном доме на окраине Москвы. Стены оклеены светлыми обоями, вещей очень мало, в углу стоит детская кроватка, покрытая белой кисеей. Полдень. Таня у окна гладит белье. Возле нее за столом сидит бабушка. На дворе идет снег, в окне видны покрытые инеем деревья. <… >

Таня. Бабушка, вы не сердитесь, только я вам за комнату задержу немного… Последнее время совсем работы не было.

Бабушка. Эх, все у тебя не как у людей. Взяла бы у отца деньги, чай, его ребенок-то.

Таня. Юрик мой, только мой!.. И никакого отца нет, он даже не знает, и… и не надо об этом говорить, бабушка!

Бабушка. Глупая ты, все выдумываешь… Нынче и закон на то есть. А ты все выдумываешь. (Ласково.) Спит?

Таня (подходит к кроватке). Спит. (Улыбается.)

Бабушка. Ну и пущай спит, его дело такое. А об деньгах не беспокойся – когда будут, тогда и отдашь.

В коридоре шум.

Таня. Дуся!

Бежит к двери, у порога сталкивается с Дусей. Она повзрослела, изменилась почти неузнаваемо.

Ну… что же ты так долго? Да раздевайся же скорее. Я с утра, как ты ушла, все на ходики смотрела. Ну… видела? Дуся. Видела.

Пауза.

Таня. Говори, какой он стал. Постарел? Очень изменился? (Пауза.) Чего же ты молчишь? Он болен? Болен, да?

Дуся. Я все по порядку… Поднялась я по лестнице, позвонила, а на двери старая дощечка висит с твоей фамилией.

Таня (радостно). Да?

Дуся. Сначала долго не открывали, потом слышу шаги, сам Герман Николаич. Увидел меня и так обрадовался. «Вас, – говорит, – Дуся, не узнаешь…» А сам все смеется.

Таня. Веселый…

Пауза.

Дуся. Веселый… Чаем меня стал угощать.

Таня. Сам приготовил?

Дуся. Нет.

Таня (тревожно). Кто же?

Дуся. Он ведь не один приехал, Танюша…

Таня (тихо). С ней?

Пауза. Дуся кивает головой.

И она у нас живет… в нашей комнате?

Дуся (помолчав). Они поженились, Таня.

Пауза. <… > Дуся уходит в переднюю, бабушка за ней. Таня садится к столу, штопает Дусины рукавицы. Наверху заиграли на рояле что-то пустячное. Входит бабушка. За ней Грищенко, конфузливый, неловкий, застенчивый юноша.

Бабушка. Сюда, милый. (Идет к печке.)

Грищенко. Пожалуйста, простите… Вы Татьяна Рябинина?

Таня (недоуменно). Да.

Пауза.

Грищенко. Здравствуйте. (Снимает шапку.) Грищенко, Андрей Тарасыч. Я к вам по рекомендации Летковского… Добрый день.

Таня (обрадованно). Садитесь, прошу вас!

Грищенко. Дело в том, что у меня очень спешная работа… Чертежи надо срочно сдать в Наркомтяжпром. (Улыбается.) Очень спешная работа… А вы, вероятно, заняты?

Таня. Не угадали. Я могу взять работу.

Грищенко. Спасибо… Вот спасибо! Я очень благодарен. Вот мои черновики. (Развертывает пачку чертежей.) Грязь тут и кляксы, грустно смотреть, знаете… Но, к сожалению, я не обладаю талантом чертежника… И вообще, по-моему, это адский труд. (Смотрит в окно.) Сейчас я не могу подробно объяснить… Вы уж разрешите мне вечером?