- Скажи, разве я не красива?

   Она встала на цыпочки и крутанулась. Взлетело черное покрывало волос, загудело, словно прятались в них злые полосатые осы. Со звоном хлестанули золотые цепочки по щекам Пиркко, но не оставили и следа.

   - Красива, - ответил Янгар.

   - Все так говорят. Но ты... неужели я тебе совсем не нравлюсь?

   - Нравишься.

   Пиркко рассмеялась, и смех ее заставил железо дрожать.

   - Тогда иди ко мне, - она протянула руки, растопырила пальцы тонкие, неправдоподобно длинные с острыми когтями. - Обними. Поцелуй.

   Запрокинула голову, обнажив шею с бурыми узорами, чужой кровью нанесенными.

   В крови же было и некогда белое платье.

   Пиркко вдруг сунула руку под ворот, рванула. Раздался сухой треск ткани, и жемчуг посыпался на землю.

   - Мешает, - сказала она, глядя на меня запыленными глазами. - Теперь я понимаю, как оно мешает... Аану... а мы ведь похожи, сестрица. Быть может, ты подойдешь ко мне? Обнимешь?

   Теперь она двигалась то влево, то вправо. Остановилась лишь затем, чтобы содрать сапожки. И чулки шелковые полетели прочь.

   Нагой осталась Сумеречница, и тени стали ее убранством.

   Она же, любуясь своим в них отражением, приплясывала, тянула руки к небу, и крылья дрожали.

   - Иди ко мне, иди, Аану... что тебе эти люди... чужие... наш брат... он тебя никогда не любил... и теперь притворяется. А станет прежним и вновь о тебе забудет...

   - Не слушай ее, - Олли положил руку мне на плечо.

   - Забудет, забудет... что ему до байстрючки... а твой муж... у него сладкое сердце. Тебе ведь хочется попробовать? Конечно, хочется. Я ведь слышу... ему же хочется убить меня. Он ничего не умеет, кроме как убивать... пусть попробует.

   Она вдруг оказалась рядом и, заведя руки за спину так, что сомкнулись ладони, выгнулась.

   - Бей! - велела Пиркко, запрокидывая голову, и когда Янгар отшатнулся, захохотала. - Трус! Он бросит тебя, Аану. Не сейчас, так позже... испугается, что ты убьешь его... или надоест смотреть на твое лицо. Он оставил шрам.

   - Не слушай ее, - Янгар обнял меня. И тепло его растопило липкое покрывало сумерек, что добралось до босых моих ног. - Ты - мое сердце.

   - Не слушай меня, - Пиркко взмахнула руками, и крылья сумерек затрепетали, роняя пепел. - Себя слушай. Ты ведь знаешь, чего стоят его слова. И подумай, Аану... даже если он привык к твоему лицу, то неужели забудет, что сделал? Каждый день он будет видеть этот шрам. И совесть его не станет молчать... день за днем... как скоро он себя возненавидит? Или тебя? Так ведь проще... ты же такая, как я.

   - Нет.

   - Неужели?

   Я нежить, но я не убивала.

   И не стану.

   Лучше умереть человеком, чем жить чудовищем.

   - Глупая Аану, - моя сестра слышит эхо моих мыслей. И соглашается: - Что ж, пусть будет так, как вы того желаете.

   Она отступает, пятится и, достигнув ограды, бросает:

   - Говорят, нет на Севере бойца лучше, чем Янгхаар Каапо. Поиграем?

   Пиркко поворачивается к нам спиной и, открыв ворота, бросает:

   - Убейте их.

   Люди?

   Еще да. И уже нет.

   Ее игрушки. Оболочки с выпитой волей, со съеденной душой. Им жить осталось несколько часов, но пока время не вышло. И Пиркко спешит насладиться игрой.

   Сколько их?

   Стражники. И распорядитель, лишившийся шапки. Молодые воины. И купец, что забыл о кошеле. Старик с клюкой... я узнаю светловолосого парня, правда, в руке его меч, а не копье. А глаза пусты, в них сумрак и чужая воля, желание угодить той, что, забравшись на ограду, замерла в ожидании.

   Пиркко утратила всякое сходство с человеком. Прогнулась спина, голова повисла, словно у Пиркко не осталось сил держать ее, и растопыренные локти были остры. А вдоль хребта тянулись сумеречные жилы, на которых держались крылья.

   - Бей, бей, убивай... - напевает она.

   - Олли, следи за ней, - Янгар задвигает меня за спину брата. - Близко не суйся. Помешаешь.

   Он бросает на меня печальный взгляд и просит:

   - Отвернись.

   Янгхаар Каапо не желает, чтобы я видела, как он убивает. И Олли согласен с ним.

   - Не надо, Аану, - он встает между мной и Янгаром. - Поверь, так будет лучше...

   Я верю. Но отвернуться выше моих сил.

   В черных глазах Янгара просыпается бездна. И он сам поворачивается ко мне спиной. Я слышу, как рвется нить, на которой держится его разум.

   - ...убивай, бей, бей... - руки Пиркко вытягиваются, и сумерки стекают с пальцев ее.

   ...на что это было похоже?

   Танец на острие клинка.

   Музыка песка и крови, разодранного в клочья воздуха. Стали, что встречая сталь, звенит, а в слабое человеческое тело впивается с тяжелым мерзким звуком.

   Янгхаар Каапо не сражается - убивает. Небрежно. Быстро. И не клинок я вижу - серп Акку, что срезает нити жизней. А еще безумную дикую улыбку мужа.

   Черная душа его поет.

   Прочь с дороги: идет великая жатва. И люди, что рыбы, бьются в агонии. Доносится сверху смех моей сестры. А сумеречные змеи спешат напиться кровью, которую щедро льет Янгар. И призрачные крылья наливаются темнотой. Еще немного и хрустнут они под собственной тяжестью...

   - Бей! Бей! Убивай! - ее голос срывается на визг. И новые люди, послушные воле кейне, спешат ступить на арену. Вот только Янгара не хватит на всех.

   И Олли, поняв это, отступает.

   - Ты можешь уйти? - Олли отталкивает меня к двери, которая ведет в коридор. Я помню, что за ним - ряды клеток, а там... свобода?

   Вряд ли клетки стерегут.

   Мой брат поворачивается на пятках, обломком копья останавливая удар. И бьет в ответ. Клинок вспарывает глотку, и долговязый парень в нарядном парчовом халате падает на песок.

   В нем нет души.

   Умирает лишь тело, но... я смотрю на его агонию, испытывая одно-единственное желание - закончить ее. Всего-то удар.

   Он уже почти мертв и... сердце вот-вот остановится.

   - Аану!

   Крик Олли возвращает на арену.

   - Уходи! Беги!

   Он кружит, пытаясь отбиться сразу от двоих. И копье сменил на короткий меч, которым орудует ловко. Но Олли ранен.

   И устал.

   А те, кто идут, повинуясь воле Пиркко, не способны испытывать усталость. И боли они не ощущают.

   Я оборачиваюсь к Янгару, но... он слишком далеко.

   Пляшет.

   По песку. По крови. По собственным следам, вывязывая клинком узор за узором. И черные косы мечутся змеями. А лицо исказила гримаса боли.

   Из глаз его на меня смотрит бездна.

   И она улыбается мне.

   Бездна знает, что я должна сделать. И я знаю.

   Пиркко ждет этого, приплясывая от нетерпения.

   - Не смей! - крик Олли отрезвляет

   Я не буду убивать.

   Попробую не убивать.

   Медвежья шкура тяжела. А шепот Пиркко пробирает до костей.

   - Видишь, Аану, ты такая же, как я... попробуй... кровь - это вкусно... безумно вкусно... попробуй и приди ко мне. Мы станем подругами. Ты и я... я поделюсь с тобой городом... людьми... всем...

   Ложь. Сумеречнице и самой мало будет.

   Сколько бы она ни получила, все равно мало. И уловив эхо моих мыслей, она вновь смеется.

   - Глупая Аану...

   Пускай.

   Время вдруг становится таким... вязким. И единожды пройденная дорога бросается под ноги. Уходит Олли и те двое, что теснят его, выматывая.

   Остается за гранью Янгар с его клинком и затянувшимся безумием.

   И даже Пиркко, повисшая на прутьях ограды, исчезает.

   Есть лишь песок, я и светловолосый парень с мечом в руке. Душа ушла из глаз его, и мне страшно заглядывать в них. Но я смотрю. Он наступает медленно, или просто время идет иначе для нас двоих? Не знаю. Блестит доспех. А клинок в руке темен, словно испачкан чем-то. И парень держит его как-то... неудобно, что ли? Руку вывернул...

   - Аану! - голос Олли доносится издалека. - Беги!