- Прикажешь бояться?

   - Посоветую быть осторожным. Но ты ж не послушаешь...

   Кейсо выразительно постучал по руке. И Янгхаар улыбнулся: ну да, еще ныли раны, оставленные клыками маленькой медведицы. И верно то, что могла она руку сломать. Или до горла добраться. Но ведь не сломала же? И не добралась?

   А раны уже и затянулись почти.

   Зато теперь маленькая медведица приходит к Янгхаару. И ждет его, и ложится, позволяя лечь рядом. Он расчесывает густую шерсть ее, удивительного рыжего оттенка, и рассказывает истории о прошлой своей жизни.

   Чтобы как во сне.

   Или почти, ведь в овраге нет лета. Есть дождь. И мокрые листья. Солнце. Лохмотья туч. Черные деревья и старая ель, под лапами которой сухо. Там хватает места для двоих, ведь медведица не столь и велика, а Янгару много не надо.

   От ее шерсти пахнет не зверем, но опавшей листвой и медом.

   Мед она любит.

   А сырое мясо - нет.

   И вчера медведица положила голову на колени Янгара. А он гладил массивный лоб и молчал. Ему просто было хорошо.

   - У нее глаза моей жены, - сказал Янгар, откидываясь на подушки.

   Он принял решение. Янгхаар Каапо, Клинок ветра, и вправду оставит кёнига.

   И дворец, где слишком много золота и условностей, чтобы чувствовать себя свободным.

   И сам город, который так и не принял Янгара.

   Пусть делят власть Золотые Рода, а Янгхаар в лес вернется, в этот самый. И дом себе поставит, не роскошный особняк с каменными подвалами, но обыкновенный, из живого дерева.

   Кейсо слушал, терзая тонкую свою бороденку и головой качал.

   - Я знал, малыш, что твоя жена тебя ранила, но чтобы настолько... ты хоть сам понимаешь, о чем говоришь?

   Распрекрасно.

   Янгар уже видел этот свой дом с расписными ставнями, с крыльцом на резных столбиках, с просторным двором... и конюшня будет. Янгхаар всегда любил лошадей.

   ...и медведица с зелеными глазами станет заглядывать в гости.

   ...возможно, однажды она поверит ему настолько, чтобы остаться.

   ...и скинет рыжую шкуру.

   А Кейсо смотрит с жалостью.

   - Тебя не отпустят, мальчик мой, - сказал он, наконец. - Слишком много у тебя врагов. И слишком много за тобой обиженных. Пока боятся, будут стоять в стороне, но стоит тебе оступиться, совершить ошибку, и вся стая кинется рвать. Об этом думай, а не...

   ...маленькая медведица умела улыбаться.

   И угощение брала из рук аккуратно. Изредка касалась кожи длинным темным языком, и щурилась, мол, не боишься?

   Янгар не боялся.

   Она смеялась вместе с ним. И утешала, щекотала шею горячим дыханием, когда он вдруг проваливался в память.

   - Я не буду тебя останавливать, - Кейсо все же опустился на гору из подушек. И массивное тело его затряслось от чрезмерного этого усилия. - Я лишь прошу: будь осторожен.

   - Конечно.

   Пустое обещание.

   Янгхаар Каапо не умел быть осторожным.

   Последний день остался со мной.

   Красный лист, прилипший к ветке, подрагивает на невидимом ветру. И муть в ручье осела. Зима подкрадывалась к лесу. А наше с Янгаром время подходило к концу.

   В тот день он пришел в овраг раньше обычного и, сев на мокрые листья, ждал, когда я спущусь. Янгар распустил косы, и темные волосы легли на плечи, а я заметила, что в этих волосах изрядно седины. Он ведь еще не стар, мой муж.

   - Здравствуй, - сказал он.

   И я коснулась раскрытой ладони носом.

   - Я рад, что ты пришла.

   И я рада.

   Еще один день приближает зиму. И мне-медведю хочется спать, порой я проваливаюсь в сон, который глубок и лишен сновидений, но длится недолго, ведь я-человек не привычна к таким. И выбравшись из сна, мучаюсь головной болью.

   Одиночеством, которое ощущается острее, чем прежде.

   И неясным желанием бежать.

   Куда?

   Не знаю. И бегу к оврагу, в котором ждет меня человек.

   Я ложусь рядом с ним, и Янгар вытягивается, опираясь на мохнатый мой бок. Мой муж не боится холода, и осенней коварной воды, с которой в тело проникает лихорадка. Он словно и не замечает того, сколь неуютен лес. И что зима близка.

   И что медведи не ведут себя так, как я.

   А я не решаюсь обернуться человеком.

   - Завтра я уезжаю, - Янгар расчесывал волосы, привычно разбирая длинные пряди. Он не смазывал их маслом или воском, как делали многие, и ленты не вплетал. Верно, некому подарить было.

   Я бы вышила...

   ...или еще вышью.

   Когда решусь сказать.

   Поверить.

   Он добр со зверем, но я-человек помню его другим.

   - Кёниг желает видеть меня, - в голосе слышится печаль и раздражение. - Ему надоела война. Рассказать о кёниге?

   Его истории странны.

   И я соглашаюсь.

   - Когда я пришел на Север, - он заплетает косу. И мне нравится смотреть, как ловко движутся смуглые пальцы, - то боги приняли меня. Я слышал, как они отозвались. И здесь, внутри...

   ...Янгхаар кладет раскрытую ладонь на грудь.

   - ...словно что-то переменилось. Отозвалось. Я вдруг понял, что вернулся домой.

   Он все равно чужак.

   Для отца. И братьев. Пожалуй, для всех, с кем столкнет его судьба.

   - И тогда я спросил у богов совета. Мне надо было знать, что делать. И боги ответили. Трижды бросал я руны, и трижды выпадало, что мой путь лежит во дворец. Я подчинился их воле.

   Косы Янгар перевязывает кожаными шнурками.

   - Олений город не так и велик... ты, конечно, не поверишь, но он и вправду мал по сравнению с белокаменным Баххди, не говоря уже о Кишеме благословенном, в котором сидит Богоравный Айро-паша. Кишем столь огромен, что дня не хватит, чтобы добраться от восточной стены до западной. А еще три понадобится, чтобы подняться на белую гору, где стоит дворец паши. Я видел его издали... его видно отовсюду, даже из казарм.

   Его голос дрогнул, а пальцы выпустили черную косу.

   - И с площади Девичьих Слез тоже... там казнят тех, кто преступил закон паши. И меня, если бы поймали, отправили бы туда... или на арену. Не знаю, что хуже.

   Он цепляется за мою шерсть, и я ворчу, успокаивая. То, что было, уже не вернется. Остались за морем и площадь, и казармы, и сам благословенный Кишем, которого я никогда не увижу. Да и Янгар вдруг вспоминает о том, что рассказать собирался вовсе не о той, далекой, стране.

   - Так вот, - он вновь спокоен. - Олений город вовсе не так уж велик, а дворец кёнига - роскошен, как думает Вилхо. Да, он построен из камня. И два десятка колонн держат потолок тронного зала. А пол в нем вымощен белыми плитами. И тянется по нему алая дорожка, ступить на которую дозволяется лишь просителю. Два десятка шагов делает он к трону... и на коленях.

   Еще одна коса отброшена за спину, а Янгар продолжает рассказ.

   - Я на колени вставать отказался. У подножия трона стража стоит. Дюжина аккаев в золоченом доспехе. И поверь, что сложно найти воинов лучше... они попытались поставить меня на колени.

   Янгар улыбнулся этим своим воспоминаниям.

   - И я одолел всех. А потом сказал кёнигу, что не желаю ему зла, но хочу присягнуть на верность... тогда он показался мне человеком, достойным клятвы. Я стоял у подножия золотой горы и смотрел на него. Он был гигантом с голосом, подобным грому. И солнечный свет покрывалом лежал на его плечах. Пожалуй, тогда я подумал, что в его жилах и вправду течет кровь богов... все ложь, маленькая медведица.

   Я лизнула запястье, утешая. А Янгар потрепал меня по холке.

   - Я попросил его о малости - дать мне сотню воинов. И врага... он рассмеялся и сказал, что я нагл, и надо бы дать мне сотню плетей, но... у Вилхо много врагов. А драться сам он не способен. И я получил пять сотен аккаев, а с ними приказ... подавить мятеж.

   Улыбка исчезла с лица Янгара, и потемнели глаза.

   - Тогда мне было безразлично, маленькая медведица, с кем сражаться. Я больше ничего не умел... и до сих пор не умею. Только убивать. А уж кого... разницы не было. Мы взяли поместье с лету. И я сам казнил мятежников, а головы отправил своему кёнигу. Что до остальных, то... пять сотен аккаев славно повеселились в те дни. Потом было другое имя... и третье... и вскоре не осталось никого, кто дерзнул бы выступить против кёнига...