– Ты не первый сын, брошенный Крейгом Трэвеном за время его попыток лишить девственности женскую половину человечества, – заметил Трэвен. Горечь, прозвучавшая в голосе, удивила его самого.

– Моя мать умерла в одной из этих трущоб, – сказал Дэнни, указывая на стоящие рядом многоэтажные дома. Голос юноши дрогнул, по щекам потекли слезы. – Она умерла, изо всех сил стараясь, чтобы я жил хоть немного лучше. Адвокатом у нее был какой-то кретин, назначенный судом, так и не сумевший преодолеть бюрократические препятствия, воздвигнутые фирмой отца. Судя по налоговым декларациям, отец едва сводил концы с концами и был не в состоянии платить алименты жене и содержать сына. Думаю, он регулярно играл в гольф с судьей и поддерживал с ним дружеские отношения. Кроме того, отец пользуется немалым влиянием среди японских корпораций.

– Я знаю.

– А корпорации оказывают давление на судебную систему в Далласе. Короче говоря, когда судебный процесс, связанный с разводом, закончился, у мамы не осталось денег. У нее не было никакой профессии. Она вышла замуж за отца, когда ей едва исполнилось девятнадцать, а когда забеременела, то ей пришлось отказаться от мысли поступить в колледж. После развода мама трудилась на двух работах, с утра до вечера, и я научился сам заботиться о себе. – Его голос дрогнул, он опустил голову. Рыдания сотрясали мальчишеское тело. – Клянусь, я хотел лишь одного – заботиться о ней. – Дэнни вытер лицо. – Мама не разрешила мне бросить школу и пойти работать. Я хорошо учился, чтобы не расстраивать ее. Но каждый день мечты о лучшем будущем для нас обоих понемногу умирали. Представляешь, что мы испытывали?

– Нет, – честно признался Трэвен. – Не представляю.

– Когда ей поставили диагноз – рак, она прекратила борьбу с судьбой. Это было видно по ее лицу. Каждый день мама все еще продолжала ходить на работу и всегда извинялась передо мной, говорила, что отец позаботится обо мне после ее смерти. Я делал вид, что верю, даже врал, будто мы с отцом разговариваем по телефону, хотя он никогда нам не звонил. Мне не хотелось, чтобы она беспокоилась о моем будущем. – Дэнни глубоко вздохнул. – А зачем ты пришел сюда?

– За тобой. Хотел сказать тебе, что есть дом и человек, которому небезразлична судьба его младшего брата, и он готов заботиться о нем, если брат решит вернуться. – Трэвен протянул руку.

Дэнни заколебался, но, когда их руки встретились, он упал в объятия Трэвена и зарыдал, прижимаясь к его груди.

33

– Я знала, что найду тебя здесь. Дэнни сказал мне, что ты остался внизу.

Голос Шерил звучал по-прежнему сдержанно. Трэвен смотрел на нее снизу вверх, лежа на наклонной скамейке, на которой он занимался поднятием тяжестей. Руки в перчатках крепко ухватились за гриф штанги. В холодном зале теперь, после напряженных упражнений, ему было жарко и душно, а тренировочный костюм промок насквозь.

Девушка села на скамью тренажера «Наутилус» и пристально посмотрела на него сквозь сеть тросов и блоков, из которых состоял аппарат, предназначенный для развития различных групп мышц.

– Как Дэнни? – спросил Трэвен, снова выжимая штангу.

Его руки дрожали от усилий. Штанга медленно поднялась вверх, и лишь положив ее на стойки, он расслабил мышцы.

– С ним все в порядке.

– Он разговаривал с тобой?

– Немного. У меня создалось впечатление, что он полностью выговорился.

– Ему предстоит решить массу проблем.

– Мне кажется, что и тебе тоже.

Трэвен опустил штангу и снова поднял ее на вытянутых руках. Рано утром в гимнастический зал обычно приходило мало людей. Большинство предпочитало плавать в обогреваемом бассейне. В нерабочие дни почти все жильцы помоложе в такое раннее время или еще спали, или не успели вернуться после ночных Утех.

– Поговори со мной, не молчи, – попросила Шерил тихим голосом.

Трэвен положил гриф штанги на стойки и широко развел натруженные руки.

– Я еще не знаю, что сказать, – произнес он.

– Как относительно Дэнни?

– Придется подождать и посмотреть, как будут развиваться события.

– Ему нужно, чтобы рядом был кто-то сильный.

– Я знаю.

– Мне кажется, сегодня вечером тебе удалось преодолеть стену, которую он воздвиг между собой и окружающим миром. – Шерил задумалась. – По крайней мере частично. Он ничего не говорил мне, но я сужу по тому, как изменился взгляд его глаз и тон голоса.

– У него множество проблем.

– Да.

– Я не знаю, как помочь ему. Но даже если бы знал, не имею представления, с чего начать.

– По-моему, сегодня вечером ты начал весьма удачно.

– Мне казалось, что он предпочтет поговорить с тобой. Он ничего тебе не сказал?

Шерил отрицательно покачала головой:

– Мы разговаривали, но он вел себя очень сдержанно.

– Может быть, он не раскроется ни перед кем.

– Кроме тебя. Если ты дашь ему время.

– Этого я не могу гарантировать, – угрюмо проворчал Трэвен.

– Знаешь, он так похож на тебя. Вы оба не любите проявлять свои чувства, и, мне кажется, оба испытываете поэтому какое-то стеснение. Впрочем, ты нашел способ избавляться от мучающего тебя напряжения.

– Тренируюсь до изнеможения с тяжестями, – заметил Трэвен и сел.

Он смотрел на девушку, не зная, что сказать.

– Но я не обвиняю тебя в этом. Каждому нужна какая-то отдушина, чтобы выпустить пар. – Улыбка на ее лице казалась теперь несколько натянутой.

Отблески света в жемчужных сережках привлекли его внимание. Запах духов казался одновременно успокаивающим и возбуждающим. Трэвен почувствовал, что у него пробуждается желание.

– Правда, ты слишком гонишь себя, – продолжала Шерил. – Не позволяешь себе по-настоящему расслабиться. Как только события вокруг тебя начинают развиваться удачно, ты тут же смотришь вокруг и стараешься найти что-то новое, взять на себя дополнительную ответственность. Главная твоя беда в том, что ты не хочешь устанавливать с людьми прочные личные связи. Как, например, отказываешься связать себя со мной.

– Шерил…

– Таким тебя создала природа, черт побери, и настало время, чтобы ты посмотрел на себя и понял это. Когда тебе хочется, Мик Трэвен, ты способен вести себя как настоящий мерзавец. Ты не виноват, впрочем, что у нас с тобой сложились такие отношения. Это моя вина. Я – взрослая женщина и знаю, как позаботиться о себе.

Трэвен протянул к ней руку, но девушка тотчас отодвинулась от него.

– Не прикасайся ко мне, – произнесла Шерил с холодной яростью. – Я ведь уже сказала, что знаю, как позаботиться о себе. А вот Дэнни не знает. Ему нужен кто-то, на кого он сможет опереться. Он нуждается в твоей помощи. Ты не сможешь отказаться от Дэнни, потому что ему больше не к кому обратиться.

Трэвен пытался ответить, но не смог. Девушка встала и перебросила ремешок сумочки через плечо.

– Я ухожу. Для этого я и пришла к тебе вчера вечером – чтобы сказать, что ухожу от тебя. Но тебе даже не пришло в голову поговорить со мной, когда ты вернулся с Дэнни. Не хочу, чтобы меня считали принадлежащей тебе вещью. Моя вина заключается в том, что я подчинилась тебе, стала приходить всякий раз, когда у тебя возникала необходимость во мне. У меня открылись глаза, когда я увидела Дэнни, поняла, как он нуждается в тебе. Лишь тогда я поняла, насколько односторонними стали наши отношения. Ты жалуешься на то, что твой отец пользуется другими людьми и выбрасывает их, когда нужда исчезает. Если ты будешь продолжать жить так, как живешь сейчас, то станешь таким же. Но постарайся по крайней мере, чтобы этого не случилось с Дэнни.

Промокший от пота тренировочный костюм казался Трэвену холодным и облегал его тело, словно вторая кожа. У него пересохло во рту.

Шерил вышла из зала не оглядываясь.

Он сидел на скамье, едва осмеливаясь дышать, надеясь, что девушка вернется. Когда Трэвен понял, что Шерил действительно ушла от него, он улегся на скамью, пытаясь убедить себя, что ей будет и впрямь лучше, если она найдет себе кого-то другого, а не останется привязанной к кадровому полицейскому, у которого работа всегда будет занимать первое место. Что-то говорило ему, настойчиво твердило, что Шерил предала его, что девушка исчезла из его жизни подобно тому, как поступила его мать, что она просто воспользовалась благоприятным случаем, как делал его отец. Трэвен продолжал работать на тренажере до тех пор, пока боль в мышцах рук и груди не оказалась острее боли в сердце.