Вот почему появление вертолета явилось для нас настоящим чудом: ведь содержимое ящика давало нам отсрочку на четыре-пять дней, а то и на неделю, если мы экономно распорядимся им. К тому времени большая часть снега стает, и мы попытаемся выйти из дома, хотя и без особой надежды на удачу. Ведь если жители деревни и пережили катастрофу, то теперь они испытывают те же лишения и вряд ли смогут оказать нам помощь. Но зато вертолет, конечно, вернется. Так, но крайней мере, утверждал отец, внезапно оживившийся и повеселевший, когда он вскрывал наугад одну из банок, сюрпризом свалившихся на нас с неба. Мы глядели на него во все глаза и, должен признаться, что от одного только зрелища приподнятой крышки у меня потекли слюнки. То, что под ней оказалось — коричневатая студенистая масса непонятного состава, от которой в лучшие времена мы брезгливо отвернулись бы, — сейчас привело нас в такой восторг, что мы готовы были, как настоящие дикари, наброситься и проглотить ее тут же, на месте, если бы Ма, как истинная хозяйка, не настояла на том, чтобы разогреть ее.

Так что пришлось нам потерпеть еще несколько минут перед тем, как накинуться на еду, которая мгновенно исчезла с тарелок вместе с жалкими лепешками, заменявшими нам хлеб. Содержимое банки оказалось вполне приемлемым и напоминало по вкусу телятину, сдобренную сахаром, лимоном и лакрицей. Наверняка это был один из тех богатых калориями и витаминами синтетических продуктов, которые у нас научились изготовлять из нефти; они позволяли людям питаться рационально и не тратя времени на готовку. В самом деле, прикончив банку, которая была не так уж и велика, мы почувствовали себя вполне сытыми. При таком режиме мы сможем продержаться дней десять, не меньше!

Потом Ма развела один из порошков и получился напиток, напоминавший кофе, а Па закурил сигарету. Такого уже не бывало давным-давно, и конец обеда уподобился маленькому празднику. Мы принялись обсуждать появление нашего странного гостя. Каждый высказал свою гипотезу: Па утверждал, что, судя по буквам, он азиатского происхождения, я больше склонялся к африканскому, — может быть, из-за черного цвета аппарата, а Ноэми упорно настаивала на том, что он явился с Луны. Наверняка лунные жители, увидев катастрофу, послали на землю гигантские ракеты, полные съестных припасов, машин и вертолетов. Впрочем, то, что мы съели, и впрямь походило на лунную пищу. Что же касается Ма, до того момента молчавшей, то она вдруг заявила, что, по ее мнению, в вертолете не было ни одной живой души, иначе мы бы наверняка заприметили чей-нибудь силуэт, голову, руку — словом, любой признак жизни. Но ведь мы ничего не увидели! Значит, это был робот, управляемый на расстоянии. Кем? Вот об этом она понятия не имеет.

— Ну, был там пилот или его не было, а я уверен, что вертолет вернется. Теперь мы больше не одиноки. От нас он полетел в сторону Жоля, и я не удивлюсь, если узнаю, что и они сейчас попивают кофе и думают о нас. Потерпим еще немножко! Скоро мы с ними увидимся.

В последующие дни таяние усилилось, показались наконец на свет божий пихтовые леса, а вдали гулко грохотали все новые и новые снежные лавины. Одни деревья выстояли, другие, не выдержав тяжести снега, сломались, и склоны гор украсились широкими проплешинами.

Наступил уже месяц май. Повсюду слышалось журчание воды: она текла по крыше, стенам и ставням, по желобам, проложенным ею в снегу, где она вымывала целые тоннели и пещеры, чьи своды внезапно обрушивались. В овраге гулко бурлил поток, низвергавшийся в долину такими шумными каскадами, что когда мы стояли на террасе, нам приходилось чуть ли не кричать, чтобы услышать друг друга. Обломки скал, снесенные лавинами, с грохотом летели вниз, сталкиваясь друг с другом. Между вершинами гор змеились волокна тумана.

Иногда мне чудилось, что пол дрожит и уходит из-под ног. В дом врывались гулкие звуки извне — журчанье воды, шелест ветра, рокот гор. Я с волнением вслушивался в эти голоса вновь пробудившейся жизни, — с волнением и радостью, хотя ее грубый напор слегка пугал меня, особенно по ночам, когда грохотали и стонали горы. Вспоминаю, как я вскакивал по ночам в ужасе от того, что сейчас лавина снесет наш дом подобно шторму, срывающему с якоря корабли. Я зажигал лампу, садился в постели и трогал стену; дом стоял прочно, и, успокоившись, я засыпал.

Однажды вечером обломок скалы, подмытый паводком, с адским грохотом, потрясшим весь дом, обрушился вниз, и мы с ужасом увидели, как он докатился до края луга, обломал несколько высоченных елей и увлек их за собой в пропасть.

К счастью, дом выстоял против наводнения, как выстоял он и под снегом, ибо в свое время был мудро построен на каменистом пригорке, который потоки ледяной воды обтекали по сторонам.

Пока еще рано было пытаться выйти, но мы с нетерпением ждали момента, когда покажется земля и можно будет попробовать добраться до Жоля. Путешествие это, однако, таило в себе немало опасного. Мосты и дорога почти наверняка разрушены. И даже если мы достигнем цели, то что мы найдем там? В мрачных своих предположениях я видел опустевший разрушенный дом, а в нем трупы с ужасной гримасой на лицах — такие я видел в старых книгах с описаниями чумы. Что касается деревни, то она, как мне представлялось, была смыта грязевым селем, который унес мертвую Катрин в пропасть.

Целыми часами мой отец разглядывал окрестности в бинокль, и, хотя он ни словом, ни намеком не высказал своих опасений, я знал: он боится, что нас сметет какой-нибудь гигантский обвал. А уровень снега тем временем все понижался и понижался, это было видно невооруженным глазом. Однажды, войдя в столовую, мы заметили полоску света под дверью. Отец ринулся открывать створку. В несколько взмахов лопаты он расчистил сугроб у входа, и мы увидели луч солнца — первый луч, проникший в Дом после стольких месяцев темноты. Па расширил отверстие, не обращая внимания на снежные комья, засылавшие пол. Свежий воздух и волна солнечного света хлынули в дом. Ма нагнулась и задула лампу.

— Скоро мы сможем выйти, — крикнул Па, — это вопрос нескольких дней!

Каждое утро мы измеряем толщину снега и готовим одежду и сапоги для нашего первого долгожданного выхода. Собрав все оставшийся покрышки, мы поджигаем их, но тщетно: ответа на наши сигналы нет как нет. Небо со стороны фермы Жоля безнадежно пусто. Найдем ли мы там хоть что-нибудь, когда преодолеем разделяющие нас три километра? И, пока дым от покрышек медленно рассеивается, мне снова чудятся мрачные картины смерти. Па, не отрываясь от бинокля, бормочет:

— По-прежнему ничего! Как странно. Правда, этот ветер сразу разгоняет дым. Вряд ли они его увидели.

Во дворе, с южной стороны, снега — жидкого, грязного — осталось всего на метр, — ясно, что вот-вот из-под него покажется земля. Наконец-то выступил на поверхность гроб нашей Зои — сперва неясный холмик, потом и крышка из грубых досок. Заметив его, Ноэми всплакнула, но Па утешил ее, пообещав, что мы похороним Зою на лугу, как только станет возможно. Но пока что гроб стоит там, словно обломок кораблекрушения. И я тоже не люблю на него смотреть — он омрачает мне всю радость от солнечного дня.

Мы попытались пройти через двор к дороге, но наши сапоги мгновенно наполнились ледяной кашей, и пришлось вернуться.

Высоко в небе пролетели на север три птицы. Что же касается таинственного вертолета, он так и не вернулся. И хотя мы обращались с продуктами более чем экономно, они все же подходили к концу. Оставалось немного молока, несколько банок консервов и репа; никогда еще наши трапезы не были такими скудными. И вот после особенно ветреной ночи обнажилась земля: темный клин от порога дома до ворот, которые пока еще подпирает снаружи нерастаявший сугроб.

15

Наконец Па сказал: «Сегодня попробуем выйти, посмотрим, как это получится. Не удастся сегодня, попытаемся завтра, послезавтра, в конце концов пробьемся».