Получает удовлетворительное разрешение и спор относительно значения взаимопомощи в природе, который особенно обострился после выхода книги П. А. Кропоткина «Взаимная помощь в природе», в котором известный анархист пытался опровергнуть взгляды Дарвина на значение борьбы за существование в эволюции видов. Кропоткин привел много фактов взаимопомощи в природе, но уязвимость его позиции заключалась в том что он не предложил механизма альтруистического поведения. Впоследствии данный спор шел в направлении поиска «генов альтруизма». Социобиология попыталась генетически объяснить альтруизм с помощью понятия родственного и группового отбора. Социобиология применима при изучении животных, поскольку у них имеют место различные формы социального поведения, однако возможности этой науки в изучении эволюции человека ограничены, потому что она рассматривает именно генетическую детерминацию социальных явлений, не затрагивая проблем эволюции культуры. Тут нужна культуробиология, которой придется встретиться с очень сложными проблемами вывода культуры из биологии. Человек не биосоциальное, а культуробиологическое существо. С этих позиций объяснение альтруизма лежит не столько в плоскости генетических детерминант (хотя это имеет место), сколько в области социального наследования альтруизма с точки зрения роли жертвы в эволюции культуры. В культурных людях преобладает невыводимая из биологической культурная составляющая, и их поведение скорее культурно, чем генетически детерминировано.

Большое значение имела разработка синергетикой универсальной схемы развития. Позиции господствовавшего в XIX в. историзма были подорваны в результате неосуществления прогнозов, основанных на детерминистских предпосылках. Наука ХХ в. отошла от жесткого детерминизма, что, как оказалось, совсем не обязательно ведет к отказу от принципа эволюции. Разработанная синергетикой схема учитывает «стрелу времени» и в то же время отказывается от однозначного детерминизма за счет выделения в развитии зон неустойчивости, в которых действует «объективная неопределенность». Создание нового – всегда ведет к неустойчивости: «… каждый выдающийся творческий акт сопряжен с нарушением равновесия» (Ренан Э. Жизнь Иисуса. С. 290). Если применить данную схему к эволюции культуры, то оказывается, что зоны устойчивости соответствуют периодам господства определенной отрасли. В этих зонах действует «культурная волна» (А. Тойнби). Добровольная жертва во имя культуры создает непредсказуемую неустойчивую ситуацию, и в зоне неустойчивости исчезает линейная детерминация последовательности событий, чтобы создалась новая реальность, развивающаяся по своим законам. Зоны неустойчивости соответствуют обострению борьбы за власть, когда победитель еще неизвестен. Жертва, определяющая будущего победителя, соответствует точке бифуркации универсальной синергетической схемы развития.

НТР и кризис науки

В процессе развития наука приходила во все большую связь с техникой, чему способствовала их схожая рациональная структура. Техника (от греч. techne – искусство, мастерство, умение) – совокупность средств, создаваемых для производства и обслуживания непроизводительных потребностей общества. Промышленная революция конца XVIII – начала XIX в. создала индустриальное энергетическое общество, поскольку применение парового двигателя выдвинуло в качестве важнейшего ресурса общества энергию. НТР в ХХ в. создала постиндустриальное информационное общество, выдвинув информацию в качестве главного ресурса человечества. И промышленная, и научно-техническая революция – цивилизационные изменения на культурной основе. Современное господство техники – результат того, что люди поклонились «делу рук своих, тому, что сделали персты их» (Исайя. 2: 8).

Э. Кассирер считал науку «последней ступенью в умственном развитии человека, высшим и наиболее специфичным достижением человеческой культуры» (Кассирер Э. Избранное. М., 1998. С. 685). Значение науки в том, что она сохраняет усилия многих людей. Ученый, устанавливающий закон природы, дает возможность миллионам следовать ему, не обдумывая своих действий. Наука создает гораздо больше прибавочной стоимости, чем рабочий. Наука обладает еще более жесткой внутренней ненасильственной властью над человеком, чем религия. Человек может сомневаться в религиозных истинах, и это считается нормальным, но отрицание данных науки заставляет относиться к нему с подозрением. Господство науки привело к созданию течения, верящего, что все проблемы человечества могут быть решены именно наукой, – сциентизма. Сциентизм стремится перенести в сферу гуманитарных наук то, что считается методом естествознания (например, К. Поппер распространил методологию фальсификационизма на социальную сферу, создав концепцию «открытого общества»). Противоположная позиция, обвиняющая науку в бедах человечества, получила название антисциентизма. Его историческая правота в том, что, как часто бывает на вершине могущества, науку ждал кризис, который она не смогла преодолеть. Он имел внутренние и внешние причины. Внутренние заключались в следующем: 1) отказ от наглядности в науке, который стал неизбежен после создания теории относительности и квантовой механики, отдалил людей от ставшей им непонятной сферы; 2) применение научных методов к исследованию психики продемонстрировало их принципиальную ограниченность. Обосновав возможность научного знания, Кант остановил его притязания на абсолютную истину. Если учение Коперника было началом науки, то «коперни‑канская революция» Канта была началом конца ее господства. С афоризмом Канта «я ограничил разум, чтобы дать место вере» можно согласиться, имея в виду, что вера, которой он дал место, – не религиозная, а идеологическая. Это начало идеологической и одновременно массовой культуры. Внешние причины заключались в том, что наука создала средства разрушения природы и уничтожения человека в ядерной войне и экологической катастрофе.

Рассмотрим более подробно связь науки с другими сторонами современной жизни.

1. Наука ищет истину, но может войти в противоречие с моралью, и тогда предпочтение отдается научной истине, которая может быть далека от правды как единства истины и справедливости. «И науки новостью в старый ад нисходит» (А. Д. Кантемир).

2. В свой революционный период наука демократична, но в «нормальный», в смысле Т. Куна, (и более длительный) может явиться базисом политического тоталитаризма, особенно если ее творческий дух испаряется (феномен Лысенко). Науку, как и современную наукоемкую технику, не могут создавать рабы, не способные к самостоятельным усилиям сознания. Но «нормальную» науку рабы создавать могут, а такая наука отнимает основное время ученых. Потому‑то наука может развиваться в тоталитарном обществе.

3. Наука – средство покорения природы и, стало быть, в конечном счете (через глобальный экологический кризис) и человека. Наука восторжествовала, но корень зла заключается в том, что она переняла в своем стремлении к власти над природой методы, которые применяла религия для обеспечения власти над человеком. Экспериментальное исследование природы Бэкон назвал тем же словом «инквизиция», что означает «расследование», «пытка» (сравните русское «естествоиспытатель»). Тем самым наука создала предпосылки своего торжества и последующей гибели. Жертвой науки оказалась природа. Как писал Гегель, «познать – значит разрушить». Как только наука перестала быть жертвой, а стала приносить в жертву себе другое (исследуемый мир), началась ее подмена. Борьба с природой, которой способствовала наука, привела к экологическому кризису. Еще раз подтвердилась истина, что насилие ведет к поражению, а жертва – к победе. 4. Научно-технический прогресс не есть непременно прогресс общества, а может вести и к его регрессу, облегчая жизнь, но увеличивая зависимость человека от техники и социума и грозя контролем за его поведением. Наука достигла многого в материальном отношении, но она же привела и к таким опасностям, которых раньше быть не могло и которые начинают осуществляться (Чернобыль). Наука давала больше богатым, приведя к дальнейшему расслоению людей, что не могло не способствовать возникновению идеологий, выражающих интересы определенных общественных классов. Сейчас повторяют вслед за Ясперсом, что наука – частное познание. Но когда она духовно господствовала, она претендовала на абсолютную истину, которая должна была сложиться из относительных. Так было с любой главенствующей отраслью культуры. Как только она отказывалась от претензий, она сходила с духовного пьедестала. Время господства, данное отрасли культуры, – от жертвы до отказа от претензий на абсолютную истину. Действительно, кто будет жертвовать собой за относительную истину. Бруно стремился к абсолютному знанию, от чего последующие ученые отказались.