— Книга у вас в витрине, — произнесла я.

— Ах да, — вспомнил он. — «История»

— Она выглядит… интригующе.

— Отличный экземпляр, мамзель, — согласился он. — …хотя я не знал, что у вашего нанимателя особый интерес к книгам.

— К древностям, — поправила я. — Я уже обращала ваше внимание, что он интересуется по-настоящему старинными вещами. А этой книге, я полагаю, около восемнадцати веков.

— Так и есть.

— Большая редкость для вещи, созданной из бумаги.

— Но, как бы то ни было, вы можете взглянуть на нее — заверил он.

Я ответила, что так и сделаю. Я знала, что ему потребуется некоторое время, чтобы взять ее из витрины — и это позволит мне посидеть в тишине и одиночестве, что несомненно помогло бы начать мыслить более ясно.

Он отсутствовал пятнадцать минут или чуть больше. Я вынула шляпные булавки и сняла шляпку, стянула перчатки и сбросила плащ, расстегнула пару кнопок на моем длинном платье. В торговом доме было душно, но странно-холодно — должно быть, причиной была работа различных систем, создающих среду для хранения артефактов. Я выпрямилась, сидя в кресле Орфеанских времен с высокой спинкой и круглыми ножками, заканчивавшимися когтистыми лапами, закрыла глаза и, дыша ровно и медленно, сосредоточилась, повторяя про себя литанию спокойствия. В самом начале нашего обучения кандидатам давали понять, что очень желательно использовать это средство. Это был рабочий инструмент, механизм, позволявший сфокусироваться на определенной мысли и помогавший медитации. Каждый из нас воскрешал в памяти что-то, что успокаивало его — вспоминал места, где прошло его детство, строки из любимого гимна или духовных стихов Экклезиархии. Иногда главным действующим лицом литании был определенный человек. Я знала, что у Фарии этим человеком была ее сестра-близнец, которая умерла, будучи совсем юной, — поющая детскую песенку: «Высокие Лорды спускаются в Город».

Я использовала строфы «Еретикамерона», или «Дней Ереси», длинной поэмы, написанной около 32-го тысячелетия и повествующей о Войне Примархов. Сказать по правде, я так и не дочитала ее до конца — она была написана до головной боли витиевато, но я вспоминала великолепный стиль первой книги поэмы, воскрешающей героические образы прошлого, торжественную интонацию стиха, повествовавшего о «Мудром Императоре» и его Девяти Сынах, Которые Выстояли и Девяти Сынах, Которые Отвратились от Него. Сестра Бисмилла часто читала ее мне в дормитории Схолы Орбус. Думаю, в приюте и была только первая книга поэмы — маленький желтый томик. Как бы то ни было, для меня литанией спокойствия были не только стихотворные строки, но и голос Сестры Бисмиллы, произносящий их. Сейчас я понимаю, что именно она оказала на мою жизнь влияние, которое обычно оказывает мать — так что, ее мягкий голос был важной частью литании.

Это сработало, я успокоилась. Еще немного я посидела в тишине, а потом — сделала глоток отличного шоколада, который подали сервиторы Мастера Лупана. Я играла серебряной булавкой, которой раньше была приколота к прическе моя шляпка, проводя кончиком пальца вдоль небольшой петли на ее навершии.

С легким жужжанием, похожим на звук работающих каретных часов, появился сервитор и отвесил мне поклон. Сервиторы в «Блэкуордс» не разговаривали. Он поманил меня. Я подхватила мою шляпку, перчатки и плащ и последовала за ним. Длинный темный коридор, стены которого были увешаны забальзамированными, набитыми опилками головами буйволов, бизонов, антилоп, газелей и других подобных им животных, вывел меня в великолепную круглую залу со стенами, затянутыми зеленым бархатом, где ожидал Лупан.

В центре зала возвышался круглый стол, укрытый чистым белоснежным покровом. На этом покрове покоилась раскрытая книга на деревянной подставке. Два сервитора, оснащенные верхними конечностями из стекла, ждали команды, чтобы перевернуть страницу и показать ее мне. Рядом, на маленьком столике, ждали своей очереди другие книги, упакованные в особые архивные коробки.

— Я взял на себя смелость отобрать несколько других томов, мамзель, — произнес Лупан. — Они, как я полагаю, могут заинтересовать Вас, если Вы решите, что Вам подходит эта, первая. Они датированы тем же временем, или еще старше.

Я склонилась, чтобы посмотреть на «Историю».

— Вот здесь, — произнес Лупан, а сервиторы начали медленно переворачивать страницы, — вы можете видеть отчеты о сражениях.

— Меня заинтересовала дата публикации, сэр, — заметила я. — Здесь значится: «712.M39», сомнений быть не может. Но как эта книга могла быть опубликована до того, как началась война, о которой она повествует?

— Помилуйте, мамзель, это не так.

— Но я была… — начала я и умолкла. Я едва не оговорилась, а это было бы непоправимой ошибкой, которая позволила бы понять, что я не прибыла с другой планеты, а родилась здесь. — Мне говорили, что Орфеанская война была всего несколько сот лет назад. Триста лет, или около того, полагаю.

И тут Лупан сказал самую любопытную вещь из тех, что я слышала в этот день. Он сказал:

— История повторяется, леди. Эвдемонические войны в этой части Субсектора Ангелус велись с перерывами в течение последних пяти тысяч лет. Может быть, и дольше. Постепенно их перестали отличать одну от другой. Они всплывают то тут, то там в официальных материалах, пока через некоторое время любую из них не начали называть просто «Война».

— Конечно, но…

Он снисходительно улыбнулся.

— «Блэкуордс» существует здесь очень, очень давно, мамзель. Семья знает и помнит все это. Санкур пережил множество войн. И мы всегда восстанавливались после войны. И все эти войны были одной и той же «Войной».

— Но — Святой? Святой Орфей, который вел нас к победе…

— Все святые похожи друг на друга, так что не отличить, — произнес он. — Эвдемония, миледи. Война добрых демонов. Мы так воюем все время. Мы создаем ангелов, чтобы победить тьму. И однажды они не просто изгонят тьму — они ее завоюют. Ангелы, мамзель. В конце-концов, мы ведь находимся в Субсекторе Ангелус.

— Не понимаю… — начала я.

— В этом нет необходимости. Никто и не должен понимать, кроме самых возвышенных и испытавших озарение. Новый Орфей появляется каждые несколько поколений, он благословен видениями и открытым ему знанием, вознесен над другими смертными. Он заставляет армии Санкура и близлежащих миров сражаться в новой войне — хотя, вообще-то, это только продолжение одной и той же войны. И никто не оспаривает его власть. Одно лишь слово из уст Орфея заставляет утихнуть любое возражение — хоть планетарного губернатора, хоть самого правителя субсектора. В этом и заключается могущество Орфея — покорять души, очаровывать, изменять решения людей одной лишь силой слова. А если кто-то по какой-то причине все же идет против его воли — для него это становится законным основанием, чтобы развязать войну. Это священная война, попытка исправить и очистить человеческую душу. Вечная война. Война, которая постоянно должна вестись в святая святых, в самом сердце человечества.

Он взглянул на меня. Должно быть, я выглядела крайне встревоженной. Внезапно его поведение резко изменилось. Он, похоже, был смущен.

— Мамзель, приношу извинения, — произнес он. — Я слегка отвлекся. Я сказал не то, что дОлжно. Я… Я не желал вас обидеть.

Чем он думал обидеть меня? Я демонстрировала только озадаченность. Что он видел на моем лице? И что ожидал увидеть?

— Я лишь хотел, чтобы вы не сомневались. — произнес он.

— Чтобы я не сомневалась?

— Что у вас есть союзники. Даже сейчас.

— Союзники, мастер Лупан?

Он колебался.

— Ну, скажем так, я просто хотел, чтобы вы знали — я в курсе. Я хотел показать, что все понимаю. Я специально поместил эту книгу в витрине после… скажем так… событий прошлой ночи. Я полагал, возможно, несколько преждевременно, что это даст вам ключ к пониманию… если это будет необходимо.

— Ключ к пониманию, мастер Лупан?

— Н-ну, скажем так, ключ к тому, чтобы перейти к обсуждению главной темы. «Блэкуордс» никогда не вмешивался в программу. Мы всегда поддерживали Короля. Но, если ситуация изменилась, если обстоятельства стали иными, и, если необходимо более активное содействие… может быть, надежное убежище, или сопровождение при перемещении в более безопасный мир…