— Нам надо бежать, — заявил Юдика.
— Куда именно? — поинтересовалась я. — Здесь нет другой дороги.
— Слушай, а почему этот тип нас защищает? — спросил Юдика.
У меня не было ответа. Собственно, я не была уверена, что Смертник и его пес защищают нас. Два Слепошарых Вояки дрались. Неудивительно — они дерутся со всем, что движется. Они дерутся друг с другом. Для этого их создали, такова их жуткая, отвратительная судьба. Вполне возможно, что мы случайно извлекли выгоду из обычного инстинкта, который вдруг взыграл у Смертника.
Воин с топором обрушил свое оружие, расколов боковую часть собранного из металлических пластин шлема на голове Смертника. Смертнику, похоже, начала надоедать эта драка. Он отступил и, развернув свой темный клинок, нанес удар рукоятью. Второй Вояка парировал и тоже перехватил свое оружие горизонтальным хватом, выставив рукоять перед грудью. Но, вместо того, чтобы снова выйти в клинч, скрестив импровизированные шесты, Смертник просто рубанул сверху вниз, словно собираясь развалить Вояку по вертикали. Удар перерубил рукоять топора, пройдя точно посередине, и погрузился в грудь Слепошарого.
«Старый» пошатнулся и сделал шаг назад, из трещины в расколотом нагруднике текли кровь и гидравлическая жидкость. Две половины топора выпали из его рук. Смертник нанес колющий удар, вонзив палаш в тело ветерана почти до половины. Оружие погрузилось в плоть, как в масло. Смертник выдернул клинок — он вышел с чавкающим звуком и потоком крови — и вонзил его снова, на этот раз в череп противника. Когда он выдернул меч во второй раз, Вояка зашатался, сотрясаясь всем телом. Смертник нанес третий удар — прямо в грудь. Острие клинка пробило доспех и вышло из-под лопатки.
Я поняла, зачем были нужны эти три удара. Огромный воин с топором был оснащен сверхпрочной аугметикой с усиленным каркасом, рассчитанным на то, чтобы выдерживать боевые повреждения. Смертник должен был уничтожить три источника питания, снабжавшие эту конструкцию энергией: первый — в основании позвоночника, второй — в черепе, а третий, центральный — внутри грудной клетки. Теперь все три сердца были разбиты.
«Старый» рухнул на землю.
Пес прикончил еще одного бандита — сейчас он тряс тело за горло так, что ноги негодяя болтались в воздухе. Мы услышали, как с треском переломился его позвоночник. Пес отбросил измочаленный труп. Смертник сделал шаг вперед и ловко, стремительно описал мечом в воздухе «восьмерку». Его оптика зажужжала.
Слепошарые Вояки Лич Лейн — простые бандиты и закованные в броню ветераны — отступили, не желая связываться.
Прицельная оптика Смертника снова зажужжала. Похоже, некоторое понимание было достигнуто.
Слепошарые растаяли в тенях и завесе дождя, бросив своих мертвецов исходить паром и дергаться, испуская дух, на опустевшей улице.
Смертник повернулся и посмотрел на нас. Янтарный прицельный курсор щелкнул, переключаясь, и задвигался туда-сюда в щели визора. Послышалось жужжание.
Пес — его морда была покрыта черной свернувшейся кровью — подошел к хозяину и уселся рядом с ним. Он зарычал, и через секунду выдал что-то похожее на слово. «Бета». Я снова готова поклясться, что все так и было — хотя и не верю в говорящих собак.
— Смертник, — ответила я. Пес улегся, положил морду на лапы и уставился на нас своими блестящими, как крупные бусины, черными глазами.
Прицельная оптика Смертника снова зажужжала. Он издал странный, булькающий звук, а потом открыл рот — словно ножевая рана распахнулась на его лице, сплошь покрытом шрамами.
— Я рад нашему сегодняшнему знакомству, — произнес он; в его голосе, казалось звучали все столетия, которые он прожил и все страдания, выпавшие на его долю.
Я ответила легким поклоном.
— Почему ты помог нам? — спросила я.
— Потому что я могу видеть тебя, — ответил он.
Потом он развернулся и, сопровождаемый своим уродливым псом, пошел прочь и скрылся за пеленой дождя.
Глава 16.
В «Блэкуордс»
На следующий день, незадолго до полудня я стояла на улице Гельдер, у двери торгового дома «Блэкуордс» и звонила в медный колокольчик. Я снова превратилась в Лаурель Ресиди.
По правде говоря, было множество других вещей, которыми я занялась бы с куда большей охотой, чем торчать еще несколько часов в этом старомодном пыльном здании, и в моей голове крутилось множество тяжких мыслей, не дававших покоя. Но кандидатов из Зоны Дня всегда учили безупречно перевоплощаться в любых персонажей, и было жизненно-важно, чтобы Лаурель Ресиди продолжала оставаться в живых. Конечно, о выполнении задания уже не могло быть речи, и со стороны казалось просто смешным, что я трачу время, обсуждая возможную покупку артефактов по поручению человека, который никогда меня не видел, и, если можно так выразиться, никогда не существовал в моем мире. Но команду «Хаджра» следовало исполнять в соответствии с установленным порядком. Лаурель Ресиди была моей жизнью и убежищем. Я должна была сохранить ее, чтобы она могла защитить меня.
Это означало, что я должна делать то, что делала бы она. Мэм Мордаунт всегда учила нас, что один из вернейших способов обнаружить подделку в исполняемой роли или заглянуть за маску, которую носит человек, — это увидеть, что кто-то ведет себя не в соответствии со своим характером или рассыпается в извинениях за то, что не сделал того, что от него ожидали. От Лаурель Ресиди ожидали, что она придет на сегодняшнюю встречу. Она могла бы сообщить, что приходила. Она могла бы прислать свои извинения — неожиданный перенос и совпадение двух встреч, приступ лихорадки, другая внезапная болезнь, личные обстоятельства, (я, Бета Биквин, уже успела много чего нафантазировать о ее личной жизни) — но, как бы то ни было, Лаурель Ресиди не сдержала бы обещание. Она повела бы себя не в соответствии с тем, чего от нее ожидали.
И тогда, если бы за ней кто-то следил, это еще раз подтвердило бы, что она — не та, за кого себя выдает.
Я не была уверена, что кто-то следит за нами. Я не представляла, насколько много могут знать наши враги. Еретическое общество, как бы там Юд называл или не называл его, могло быть в высшей степени хорошо осведомлено благодаря шпионам вроде Сестры Тарпы. Вполне возможно, у них были изображения всех кандидатов из Зоны дня и всех наших менторов, и, возможно, их уже распространили по всему городу, объявив нас в розыск. Хотя мы с Юдикой и были почти на сто процентов уверены, что никто пока не напал на наш след, мы были очень осторожны.
Я спала не слишком хорошо — и не настолько долго, как хотела бы. Иногда бывает, что за сильным стрессом и психологической травмой следует странно-глубокий и возрождающий к жизни сон — но сейчас этого не произошло. Я была на взводе. Мысль о падении Зоны Дня была почти непереносимой, меня переполняла тревога о других кандидатах и наших наставниках. Я думала о том, какой была их судьба? Кто из них смог сбежать и теперь скрывался под маской, которую надевал во время задания, пользуясь дарованной ею относительной безопасностью?
А еще я думала о той женщине, обладавшей способностью телекинеза. Я вспоминала, как она падала, летя навстречу смерти, об изумлении, которое застыло на ее лице, о ее даре, который я похитила, пользуясь моими способностями парии. Она была моим врагом, именно она положила начало разрушению Зоны Дня.
Это было не самое приятное и подходящее к случаю воспоминание. Я никогда не могла даже представить, что способна на такую жестокость.
Вслед за этой мыслью пришло понимание, что я никогда и не пыталась понять, на что я вообще способна.
После наших злоключений на дороге скорби мы с Юдикой добрались до Кронаура довольно поздно. Мы позвонили у входа, сонный портье впустил нас и показал, где находится мой номер. Снаружи еще не рассвело, но сервиторы-уборщики уже начали работу, подметая и поливая из шлангов мостовые посольского района. Дождь перестал. Остаток ночи был влажным и холодным, словно труп, выловленный из реки.