На лугу росло множество трав, пригодных в пищу. Эйла набрала семян и зерен, орехов, ягод, жестких маленьких яблок, съедобного папоротника, накопала сочных крахмалистых клубней. К радости своей, она отыскала молочную вику – растение, в чьих зеленых стручках скрываются вкусные круглые горошины. Природа, окружавшая ее, давала ей все необходимое для жизни. Вскоре Эйла решила, что ей нужна новая меховая накидка. Самая суровая зимняя пора еще не наступила, но уже сильно похолодало. Эйла знала, снег не заставит себя ждать. Прежде всего, она подумала о мехе рыси – с этим зверем у нее были особые отношения. Но потом она спохватилась, что мясо рыси несъедобно, а ей необходим не только мех, но и пища. Сейчас она могла охотиться хоть каждый день и у нее не было затруднений с мясом, но надо было подумать о запасе: близилось время, когда снеговые заносы заставят ее сидеть в пещере безвылазно. Следовало заранее позаботиться о том, чтобы заготовить мясо впрок.
Эйле вовсе не хотелось убивать робких и беззащитных зверюшек, что разделяли ее уединение, к тому же они были слишком малы. Но она сомневалась, что из пращи ей удастся подбить оленя. К удивлению своему, она обнаружила, что небольшое оленье стадо до сих пор пасется на одном из ближайших горных лугов. Раз так, стоит попытать счастья прежде, чем животные спустятся ниже, решила она. Камень, который Эйла пустила, подкравшись к стаду как можно ближе, сбил самку оленя с ног, а мощный удар дубинкой прикончил добычу.
Мех убитого зверя оказался пушистым и мягким – природа заботливо подготовила зверя к долгой зиме. Эйла устроила себе отличный ужин. Запах свежего мяса привлек в пещеру вороватую росомаху, ее тут же настиг метко пущенный камень. Случай этот напомнил Эйле, что первой ее добычей стала именно росомаха, похищавшая мясо у Клана. Ога рассказывала ей, что мех росомахи никогда не леденеет от дыхания и из него получаются превосходные шапки. «На этот раз росомаха сослужит мне службу», – рассуждала про себя Эйла, разделывая тушу пожирательницы падали.
Куски мяса она разложила в огненном круге снаружи пещеры, чтобы оно быстрее сохло и было недосягаемо для хищников. Исходивший от мяса дымок приятно щекотал ей ноздри. В глубине пещеры она выкопала маленькую ямку – слой земли в горной расщелине был неглубок. Она выложила ямку чистыми камнями из ручья, поместила туда мясо, которое уже успело высохнуть, и завалила кладовую тяжелыми обломками скалы.
Меховая накидка, которую Эйла смастерила, пока сушилось мясо, насквозь пропахла дымом. Но она прекрасно защищала от холода, по ночам вместе со старой подстилкой служила одеялом. Из прочного желудка оленя Эйла сделала сосуд для воды, из жил – веревки. Теперь она была обеспечена жиром: в огузке зверя хранился обильный запас сала, нагулянного за лето. Пока мясо не высохло полностью, Эйла постоянно опасалась, что пойдет снег. Она даже спала снаружи, в центре огненного круга, чтобы поддерживать пламя ночью. Когда вся вяленая оленина была, наконец спрятана в кладовую, девочка вздохнула с облегчением.
Вскоре небо затянули тяжелые косматые тучи, и несколько ночей подряд луне не удавалось проглянуть сквозь них. Теперь Эйла тревожилась, что не сумеет определить, сколько времени провела вдали от людей. Слова Брана до сих пор звучали у нее в ушах: «Если духи будут к тебе благосклонны и позволят покинуть иной мир, ты сможешь вернуться и жить среди нас, когда луна совершит полный круг». Эйла далеко не была уверена, что находится сейчас в «ином мире». Она знала только, больше всего на свете ей хочется оказаться среди людей. Возможно ли это? Вдруг, когда она вернется, выяснится, что она осталась для людей невидимой? Но Бран сказал, она вновь будет жить с Кланом, а Эйла привыкла верить словам вождя. Но как же она поймет, что пришло время возвращаться, если луна скрыта тучами?
Она вспомнила, что Креб однажды показал ей, как считать дни, делая отметины на палке. Старый шаман хранил в пещере множество палок с зарубками, и Эйла догадалась: с их помощью он определяет, сколько времени прошло между теми или иными важными событиями. Никто, кроме Креба, не смел прикасаться к этим палкам. Однажды Эйла из любопытства решила завести свою палку и делать на ней отметины. Она знала, что фазы луны постоянно повторяются, и ей захотелось проверить, сколько зарубок придется сделать, прежде чем луна совершит полный круг. Но Креб, застав Эйлу за этим занятием, отругал ее и отнял палку. Благодаря полученному нагоняю этот случай глубоко запал в память Эйлы и теперь, когда она ломала голову над тем, как сосчитать дни, пришел ей на ум. Она решила всякий раз с наступлением темноты делать на палке зарубку. Почему-то, стоило ей сделать очередную отметину, слезы застилали ей глаза, хотя она изо всех сил пыталась сдержать их.
Здесь, в уединении, глаза ее увлажнялись часто. Любая мелочь пробуждала воспоминания о днях, когда она жила среди людей, окруженная любовью и теплом. Испуганный кролик, прыжками пересекавший тропу, заставил вспомнить о длинных неспешных прогулках с Кребом. Эйла представляла себе его изборожденное шрамами, искореженное любимое лицо, и слезы струились по ее щекам. Если на глаза Эйле попадалось какое-нибудь растение из тех, что она собирала для Изы, она вспоминала наставления своей приемной матери, разъяснявшей ей целебные свойства трав, и опять начинала всхлипывать. А когда она вспомнила, что Креб сжег ее сумку целительницы, всхлипывания перерастали в рыдания. Но тяжелее всего Эйле приходилось по ночам.
Днем она привыкла бывать одна – и прежде она нередко бродила по лесам и лугам в полном одиночестве, собирала травы или охотилась. Но она успела забыть, каково находиться вдали от людей по ночам. Сидя в своей крошечной пещерке, Эйла смотрела на огонь, на отблески пламени, пляшущие на темных стенах, и до слез тосковала о тех, кого любила. Иногда сильнее всего ей не хватало маленькой Убы. Тогда она туго сворачивала накидку и вполголоса мурлыкала себе под нос, словно на руках у нее спал ребенок. Одежды и пищи у Эйлы было вдоволь, но она нуждалась в людях.
В одну из ночей на землю бесшумно опустился первый снег. Поутру, выйдя из пещеры, Эйла невольно вскрикнула от восторга. Сверкающий белый покров сделал мир неузнаваемым. Эйла вдруг оказалась в удивительной стране, стране причудливых очертаний и диковинных растений. Кусты скрылись под пушистыми шапками, ели облачились в белые одеяния, голые ветви деревьев, опушенные снегом, серебрились на фоне ярко-голубого неба. Эйла оглянулась на цепочку собственных следов, прорезавших пушистую восхитительную белизну, и бегом пустилась по снежному незапятнанному одеялу, петляя и кружась, покрывая снег затейливым узором. Заметив на снегу отпечатки лап какого-то мелкого зверька, она тут же пустилась по следу, но вскоре забыла о своем намерении и вскарабкалась на низкий каменный выступ, с которого ветер успел смести весь снег.
За спиной ее возвышалась горная гряда, цепь блестящих вершин, белых на синем. Они искрились и переливались на солнце, словно драгоценные гигантские камни. Бросив взгляд вниз, Эйла увидела, что еще не вся земля скрылась под белым покровом. Холмы, между которыми вздымались бирюзовые, увенчанные пенными гребнями морские волны, превратились в огромные сугробы. Но на востоке темнели степи, по-прежнему обнаженные. Эйла различила крошечные людские фигурки, суетившиеся на белом пространстве внизу, прямо под ней. Значит, в Клан тоже пришел первый снег. Ей показалось, что одна из фигурок прихрамывает. И сразу она вспомнила о своем изгнании. Магическое очарование заснеженного мира исчезло. Эйла спустилась вниз.
Второй снегопад и вовсе не доставил Эйле удовольствия. Одновременно с ним ударили морозы. Стоило Эйле высунуться из пещеры, как разбушевавшийся ветер вонзал ей в лицо сотни острых иголок. Буран продолжался несколько дней. Снегу навалило столько, что проем пещеры оказался почти полностью закрытым сугробами. Но девочка проделала лаз, орудуя плоской бедренной костью оленя. Целый день она провела в лесу, собирая хворост. Эйла израсходовала свой запас хвороста, пока сушила мясо, и теперь ей приходилось пробираться с вязанкой на спине сквозь снежные заносы. Она чуть не падала от усталости, но не давала себе отдыха. Эйла знала, еды ей хватит надолго, а вот насчет хвороста она оказалась не слишком предусмотрительной. Если ее пещеру занесет и она не сможет выбраться, ей нечем будет кормить огонь.