Едва пригрело солнышко, как Эйла отправилась гулять по полям и лесам. Отныне она не прятала пращу в маленькой пещере, а таскала ее с собой – пряча либо в складках накидки, либо в корзинке под листьями. Учиться охоте без наставника было нелегким занятием. Звери были быстрыми, почти неуловимыми, а поразить движущуюся мишень оказалось куда сложнее. Когда женщины выходили на поиск пищи, они производили такой шум, что вспугивали прячущегося зверя. Эйле нужно было покончить с этой привычкой. Сколько раз она злилась на себя, когда упускала из-за этого зверя! Но со временем она обрела сноровку.

Эйла училась выслеживать зверя путем проб и ошибок, перенимая опыт мужчин, за которыми ей иногда удавалось подглядывать. У нее был наметан глаз на малейшие различия растений, теперь же эту способность ей предстояло развить в отношении зверей, а стало быть, примечать каждую мелочь: помет, едва различимые следы, примятую траву или сломанную ветку. Она стала различать следы разных животных, познакомилась с их повадками и средой обитания. Хотя травоядные представители четвероногих не ускользали от ее зрения, главный интерес для нее представляли хищники, ее будущие жертвы.

Она всегда следила за тем, в какую сторону отправлялись мужчины, хотя не слишком опасалась наткнуться на Брана с охотниками, – они обычно охотились в степях. Эйла же не осмелилась бы стрелять в зверя на открытой местности. Гораздо больше ее беспокоили Зуг с Дорвом, которые порой встречались им с Изой в лесах. Они вполне могли избрать для охоты то же место, что и она. Ей нужно было постоянно быть начеку, чтобы не попасться им на глаза. Даже двинувшись в одном направлении, они могли не раз сменить его и застать ее с пращой в руках.

Когда же Эйла научилась бесшумно перемещаться, она иногда увязывалась за ними на безопасном расстоянии, обретая таким образом охотничью сноровку. Преследовать охотников было куда сложнее, чем зверя, но для нее это была хорошая тренировка. Она научилась ступать совсем беззвучно и превращаться в тень, если кто-то ненароком ее обнаруживал.

Овладев искусством преследования, научившись тихо передвигаться и различать затаившегося зверя, Эйла сочла себя готовой приступить к действию. Как бы ни искушали ее травоядные зверюшки, попадавшиеся на глаза, она обходила их стороной. Тотем позволил ей охотиться только на хищников, и она была не намерена поступать против его воли. Прошла пора буйного цветения деревьев, и на ветках уже росли фрукты, но Эйла все не решалась сделать первый шаг.

– Прочь! Шу! Брысь!

Выйдя из пещеры, Эйла увидела, как женщины, рьяно размахивая руками, гонят вон приземистого мохнатого зверя. Росомаха ринулась было в пещеру, но, заметив Эйлу, с рычанием шарахнулась в сторону. Проскользнула меж ног женщин и тотчас исчезла из виду с куском мяса в зубах.

– Вот гад! Я повесила мясо сушиться, – разъяренно жестикулировала Ога, – и только отвернулась, как этот паразит тут как тут. Он тут все лето ошивается и наглеет с каждым днем. Хоть бы Зуг его подстрелил! Хорошо, что ты вовремя вышла, Эйла. Иначе он заскочил бы в пещеру. Представляете, сколько было бы вони, если бы паршивец забился в угол!…

– Сдается мне, что это она, а не он, Ога, и что у нее где-то поблизости целый выводок детенышей, которые, должно быть, уже подросли.

– Только этого нам не хватало! Выводок этих паразитов! – не могла успокоиться Ога. – Зуг и Дорв вместе с Ворном с утра ушли на охоту. Чем гоняться за хомяками с куропатками, лучше бы убили эту гадину! От росомах один только вред!

– Не только, Ога. Есть и польза: их мех не индевеет на морозе от дыхания. Из шкур выходят хорошие шапки и капюшоны.

– Такая-то шкура мне как раз и нужна!

Эйла повернулась, чтобы идти обратно к себе. Делать ей было совершенно нечего, а Иза просила ее спуститься вниз и кое-что принести. Тогда Эйла решила заодно выяснить, где находится нора росомахи. Ухмыльнувшись, она сбегала в пещеру за корзинкой и вскоре уже помчалась через лес туда, где недавно скрылся зверь.

Обнаружив сначала отпечатки когтистых лап на земле, а чуть дальше помятую траву, девочка вышла на след животного. Совсем недалеко от пещеры она услышала какой-то гвалт и стала пробираться дальше, стараясь, чтобы не шелохнулась ни травинка. Вскоре ее взору предстали четверо детенышей росомахи, дерущихся за кусок мяса. Девочка осторожно достала пращу и заправила в нее камень.

Эйла ждала подходящего момента. Незнакомый запах, донесенный легким ветерком, заставил хитрую зверюгу насторожиться. Росомаха подняла морду и стала принюхиваться, нет ли поблизости опасности. Этого мгновения Эйла и ждала. Не успела та и дернуться, как девушка выпустила камень. Удар угодил в цель, мохнатый зверь упал на землю, а детеныши бросились врассыпную.

Эйла вышла из укрытия и направилась к жертве. Росомаха, с виду похожая на медвежонка, достигала трех футов в длину, с грубой бурой шерстью и пушистым хвостом. Эти звери отличались бесстрашием, не брезговали мертвечиной, могли отобрать добычу даже у хищников, которым уступали по размерам, воровали у людей мясо и все, что могли уволочь, забираясь даже в кладовые. Особые железы у них испускали сильное зловоние – сущее проклятие для Клана, – с которым не могли сравниться даже гиены, которые хоть и слыли трупоедами, но в основном охотились за добычей сами.

Выпущенный Эйлой камень попал росомахе чуть выше глаза. «Больше ты не будешь красть у нас мясо, – с чувством выполненного долга, переходящим в ликование, отметила про себя девочка. Это была ее первая добыча. – Отдам-ка я шкуру Оге. – И Эйла взяла нож, собираясь содрать ее с убитого зверя. – Вот она обрадуется, когда узнает, что воровка больше ее не потревожит. – Но тут девушка остановилась. – Что это со мной? Я не могу отдать Оге шкуру. Как, впрочем, и никому другому. Не могу даже оставить ее себе. Мне нельзя охотиться. Узнай кто-нибудь, что я убила росомаху, трудно представить, что со мной будет». Опустившись на землю подле своей жертвы, Эйла запустила пальцы в ее длинношерстный мех. От ее восторга не осталось и следа.

Это была ее первая охота. И хотя добычей стал не зубр, убитый тяжелым копьем, но зато и не подстреленный Ворном дикобраз. Однако ее не ожидали ни почести, ни празднество по случаю вступления в ряды охотников, ни хвалебные взгляды, ни даже поздравления, которыми награждали Ворна за его скромную добычу. Вернись она в пещеру с убитой росомахой, все бы только ужаснулись, а она была бы строго наказана. И не имело никакого значения то, что ей это нравилось и неплохо получалось, и даже то, что она могла принести пользу Клану. Женщинам нельзя было охотиться. Этим следовало заниматься только мужчинам.

Эйла глубоко вздохнула. «Я так и знала, знала все с самого начала, – сказала она себе. – Прежде чем взяла в руки эту пращу, я знала, что мне нельзя этого делать». Один из детенышей росомахи, который оказался посмелее остальных, вышел из укрытия и стал обнюхивать голову убитого зверя. «От молодняка будет не меньше вреда, чем от их матери, – продолжала размышлять девочка. – Они уже не беспомощны, и двое из них наверняка выживут. Хорошо бы избавиться от трупа! Если оттащить его подальше, запах привлечет за собой детенышей». Эйла встала и поволокла тушу за хвост в глубь леса. После этого стала собирать растения.

Росомаха была лишь первой из убитых ею мелких хищников и трупоедов. Вскоре ее жертвами стали куницы, норки, хорьки, выдры, ласки, барсуки, горностаи, лисы и небольшие черно-серые дикие кошки. Убивать плотоядных животных было куда сложнее, чем более благородных травоядных, но зато это помогло Эйле быстрее овладеть охотничьими навыками. Хищники были более шустрыми, более ловкими, более умными и более опасными зверьми.

Эйла вскоре превзошла Ворна в искусстве стрельбы из пращи. Не только потому, что он считал пращу стариковским оружием и не горел желанием овладеть ею, но ему эта сноровка давалась гораздо хуже, чем девушке. Мальчик по природе не был приспособлен к подобным движениям. Эйла добилась скорости, силы и точности броска благодаря тому, что ее рука создавала полный рычаг. Она уже не сравнивала себя с Ворном, а дерзновенно приближалась к мастерству Зуга. Причем происходило это чрезвычайно быстро, что делало ее чересчур самоуверенной.