— А ты подготовишь вопросы по астрономии и технике. Хорошо? — Женя взяла Костю за руку.

— Девчонки на тебя жалуются, — сообщила Женя Роману, когда они подробно обсудили все вопросы, связанные с КВН. — Ну, пожалуйста, не обижай их. Чего тебе стоит?

— Пусть себе… А кто жалуется?

— Наташа Семенцова, например. Да и другие.

— Плевать я на нее хотел! Синий чулок. Балаболка. Верно, Костя?

Костя ничего не ответил. Он промолчал не случайно…

В отношении к нему Наташи он почувствовал неладное. С некоторых пор стал ловить на себе ее пристальные взгляды. Вначале не мог взять в толк, в чем дело. А началось с того, что однажды составил ей компанию в книжный магазин. Всю дорогу она задавала ему разные умные вопросы о современных писателях, фамилии многих из которых он слышал впервые. С ловкостью опытного фехтовальщика Костя отбивался от каверзных вопросов.

— Костенька, какого ты мнения о Сэлинджере? Не правда ли, он один из самых тонких писателей?

— Конечно, — соглашался он. — Я о нем самого лучшего мнения. Его можно поставить рядом… рядом с…

— С Чеховым, да? — подсказывает Наташа.

— Вот именно, с Чеховым, — подхватывает Костя.

— Правильно, — обрадовалась Наташа. — Да у тебя, Костенька, великолепный вкус.

Наташа стала делиться с ним своими наблюдениями, поверять свои маленькие тайны и, наконец, пригласила к себе в гости. Костя попытался открутиться, но не тут-то было. Он позвал с собой Романа. Тот только присвистнул: «Еще чего не хватало? Мне на нее в классе тошно смотреть».

И Костя отправился один, ругая себя за слабохарактерность. Сколько ни решался, так и не смог отказаться от приглашения.

Наташа приняла его отменно. «Как в лучших аристократических домах», — с усмешкой отметил про себя Костя. Она ходила вокруг него, занимала разговором, заглядывала ему в глаза. Угостила чаем с вкуснейшим пирогом.

— Я сама его приготовила, чтобы угостить тебя, — с пафосом сообщила она. — Ты должен съесть весь пирог.

Костя не заставил себя упрашивать, уплетал за обе щеки. Такие вкусные вещи ему приходилось есть не часто.

Потом Наташа показала семейный альбом, который свидетельствовал, что среди ее родственников множество знаменитостей и полузнаменитостей из мира искусства и литературы. Она включила проигрыватель и заставила его прослушать запись концерта классической музыки в исполнении Огдена.

Костя добросовестно слушал. И как апофеоз, была литературная часть. По глазам Наташи было видно, что для нее этот момент равносилен личному полету в космос. Она усадила Костю в кресло и прочитала свой рассказ про птичек. Это было жалостливейшее повествование о том, как замерзла птичка, когда наступили сильные холода, и как злой мальчик не захотел спасти ее. У Наташи, когда она читала, дрожал голос. Теперь она с ожиданием смотрела на него, и он промямлил:

— Да, ты пишешь, как настоящий писатель.

— Костенька, ты правда так думаешь? — так и ахнула она.

Костя кивнул. Это была расплата за вкусный пирог.

— Спасибо, Костя. Я уже давно заметила у тебя настоящий интеллект. Этот рассказ, между прочим, передавали по радио. Только я не люблю славы. Она гибельна для начинающих писателей.

У Кости мороз пробежал по коже, когда Наташа туманно намекнула, что она не против дружить со скромным мальчиком, потому что это качество ей больше всего нравится в людях.

Когда на следующий день к Косте с сияющим, можно даже сказать, с торжествующим видом подбежала Женя, дернула за рукав и громогласно сообщила, что она все знает, Костю объяла паника. Но Женя не заметила его испуга и продолжала:

— Я почти расшифровала твою анаграмму…

Костя оцепенел…

Сейчас Женя вот так же во всеуслышание объявит, что она расшифровала.

— Тише, тише, — взмолился он. — Ведь я ее составил только для тебя.

— А чего ты испугался? Что в ней секретного? Ну, не томи. Мы с мамой целый вечер разгадывали.

— Еще подумай, — с облегчением и одновременно разочарованно посоветовал Костя. — Это совсем просто. Только, пожалуйста, без мамы…

После разговора с Женей Костя и Роман ушли из школы. Женя осталась в комитете.

— Она мне, между прочим, красную гвоздику подарила в честь дня рождения. Вот так, — похвастал Роман. Глаза его сияли.

— Да что ты? — поразился Костя. — Как же она узнала?

— Сам не знаю. Как-то узнала…

— М-да… — неопределенно протянул Костя и задумался.

— Она, чудачка, все пытается втянуть меня в общественную работу, — продолжал улыбаться Роман. — А я отбрыкиваюсь. Хотя в комсомол надо, конечно, вступить. А то, чего доброго, в институт не примут.

— В комсомол вступают не ради института, — холодно возразил Костя.

— Понимаю, сударь. Чтобы учиться тому, как стать настоящим человеком. Но сам-то ты каков!.. Чем ты лучше меня? Ну, что замолчал?.. Разве я не прав?

Костя нахмурился.

Роман торжествующе захохотал.

— Когда объявят готовность номер один, — заговорил наконец Костя, и в голосе его зазвучала небывалая убежденность, — то я буду среди самых первых. Потому что я вступал в комсомол не ради того, чтобы пролезть в институт…

— Ай-яй-яй, смотри, какой сознательный! — насмешливо протянул Роман. — Время покажет, кто на что годится… Поступки — вот единственно верная проверка наших взглядов.

Роману давно хотелось поговорить начистоту с Марианной. Выложить ей все, что он думает о себе, о всех, вызвать ее на яростный спор и таким образом узнать, что у нее за душой, какая она настоящая. Сходятся ли у нее слова с делами.

Он был уверен, что у каждого в жизни есть второй план, что-то предельно свое, скрытое за семью замками от других. Эту тайну Роман решил раскрыть во что бы то ни стало.

Обычный человек не представлял для него большого интереса. Но Марианна… Она особенная. Либо очень цельная натура, либо продувная бестия. А если так, что тогда стоят самые высокие слова?!

Неловко улыбаясь и подергивая плечами, он приблизился к Марианне и, как-то странно глядя на нее и мимо нее, сказал:

— Послушайте, а что по-вашему значит быть человеком? Быть лучше других, то есть сверхчеловеком, или обыкновенным, то есть заурядным, таким, как все? — Он впервые говорил с ней на эту тему, но так уж получилось, что сразу же без околичностей выложил самое главное.

У Марианны не было ни минуты, чтобы обдумать ответ.

— Ну зачем же так категорично? — укоризненно покачала она головой, но тон и взгляд ее были сочувственными, понимающими. — Хоть это и может показаться парадоксом — одно не исключает второго. Надо быть таким, как все, и лучше других. А быть обыкновенным — значит, быть настоящим… Согласен?

Она улыбнулась ему взглядом, словно протянула руку для рукопожатия.

Но он не принял руки. Еще бы, ловким ударом у него выбили из рук шпагу и побежденному снисходительно предлагали мир.

— Не знаю, — сердито буркнул он. — Я подумаю. Спасибо. До свиданья.

Роман зашагал прочь, потом резко вдруг повернулся, подошел к Марианне и тихо спросил:

— Послушайте, Марианна, это очень важно: а есть мысли или поступки, которых вы стыдитесь или в которых раскаиваетесь?

— Ну, Роман, это уж слишком, — рассердилась Марианна.

— Извините, — смутился Роман. — Да, это уж слишком. У меня нет права на этот вопрос…

Школа готовилась к вечеру отдыха. На переменках суетились активисты, проводились какие-то совещания, давались разнообразные поручения. Многие были оживлены, словно их ожидало невесть что. Роман безучастно наблюдал за этими приготовлениями, как чужой в преддверии чужого праздника. Его попросили помочь оформить зал, но он отказался: «Подумаешь, маленькие страсти. Не буду я этим заниматься».

Марианна ему выдала. Не ругалась, а так, заметила между прочим:

— Ну, а если не ты, то кто же? Маленькие страсти — когда для себя. А когда для других — страсти маленькими не бывают.

«Слыхали и читали, — возмутился он про себя, — философия на мелком месте: спешите делать людям добро. А кто сделал хоть что-нибудь для меня?»