Она прижала его к себе, словно он мог внезапно ускользнуть, и постаралась прогнать свои сомнения.

— Поцелуйте меня, Генри, — прошептала она, поднимая к нему лицо. «Поцелуй меня и заставь поверить, что ты действительно любишь», — мысленно просила она его.

Генри смотрел на нее и улыбался.

— Вы так дьявольски прелестны, — сказал он и прижался губами к ее нежному рту.

«Я — в раю, — думал он, опьянев от счастья. — Я умер и попал на небеса. Она здесь, в «Морском Утесе», в моих объятьях, и она любит меня!» После всех мучений он добился ее. Он никогда так не боялся в своей жизни, как сейчас, признаваясь ей в любви. Энн всегда вела себя не так, как он ожидал. Ее реакция была непредсказуемой. Он думал, что она рассмеется ему в лицо, а вместо этого она рассердилась.

А теперь она попросила поцеловать ее. Эта просьба звучала так, словно он может отказать ей. Словно бессонными ночами он не мучил себя мыслями о том, что она могла бы лежать с ним рядом. Он еще крепче прижался к губам Энн, и она ответила ему так, что у него закипела кровь. Ее полные груди прижались к его груди, ее руки ласкали его волосы, ее стройные бедра прижались к его крепким бедрам. Устоять перед таким соблазном, казалось, было выше его сил.

Он очень нежно прикоснулся к ее груди, и она застонала, прижимаясь к нему еще теснее. Сквозь тонкую ткань платья он ощутил, как ее сосок стал твердеть под его пальцами. Он оторвался от ее губ, стал осыпать поцелуями ее подбородок, шею, потом опустился к ее груди, прижался ртом к соску и нежно прикусил его.

В следующую минуту Генри оказался на диване, а над ним стояла разъяренная Энн.

— Что это было? — потребовала она объяснений. Щеки ее пылали возмущенным румянцем.

Он помолчал минуту, восстанавливая дыхание.

— Ничего. Это… вполне допустимо.

Энн взглянула вниз, на все еще торчащий сосок, который четко прорисовывался на оставленном губами Генри влажном пятне.

— Энн, это то, что делают взрослые мужчины и женщины.

С очаровательной непосредственностью она спросила:

— Правда?

— Правда, — улыбнулся Генри.

— Ох. Я все испортила. — Она прикусила губу. Генри встал, и она сделала шаг назад.

— Я слишком поторопился. Извините, Энн. Я не хотел напугать вас.

— Вы не столько напугали, сколько удивили меня. Понимаете, у меня нет в этом большого опыта. Вы единственный мужчина, с которым я целовалась.

— В самом деле? — удивился Генри. — Тогда у вас определенно талант.

— Да?

Она так обрадовалась, что Генри подумал: он сейчас растает от нежности.

— Да.

— Тогда давайте попробуем еще раз и посмотрим, что произойдет, — сказала она, подкрепив свои слова решительным кивком.

— Потрясающая идея, — пробормотал Генри, тут же приступив к делу.

Энн таяла в его объятиях, думая, что теперь она знает, что чувствует масло, выставленное на солнце. Они целовались до тех пор, пока единственным, что поддерживало ее в вертикальном положении, осталась только сильная рука Генри у нее на спине. На этот раз, когда он прикоснулся к ее груди, голова ее откинулась, а все тело горело, особенно низ живота у основания ног, как будто он ласкал ее там.

— Ох, — застонала она. Генри чудом удалось расстегнуть часть пуговиц ее платья и высвободить груди из лифа. Ее твердые соски четко проступали сквозь тонкую ткань кружевной сорочки.

— Прекрасная Энн, — нежно сказал Генри, лаская губами ее шею. Потом он приподнял одну из грудей и освободил ее из тонкого кружева, открыв своему взгляду и своим губам. «Его губы. О, Боже, его губы снова оказались на… на соске!».

— Генри! — прошептала она.

— У?

— Не останавливайтесь.

Он застонал от наслаждения, втянул твердый сосок в рот и, нежно посасывая, ласкал его конником языка. Потом он перешел к другой груди и ласкал ее так долго, что Энн показалось, она сейчас взорвется от восторга.

— Все хорошо, дорогая? — спросил он, прервавшись, чтобы поцеловать ее яркие губы.

— Нет. Я думаю, что сейчас потеряю сознание.

Он улыбнулся и прижался к ней всем телом, давая ощутить свой напряженный жезл. При всей своей невинности она понимала, что же такое незнакомое, но очень соблазнительное прижимается к ней.

— Энн. Я думаю, нам пора остановиться.

— О нет! Нет!

Он еще раз прижался к ней и громко застонал.

— Да. — Он нежно прикрыл ее груди, в глазах его читалось сожаление. — Потому что я люблю тебя, хочу, чтобы ты была моей, и я не опозорю тебя вновь. В этот раз, любимая, все будет превосходно.

Энн в смущении сдвинула брови.

— В этот раз?

— Когда мы поженимся, наша первая брачная ночь будет чудесной. — Он нежно поцеловал ее. — Ты выйдешь за меня замуж, да? Ты выйдешь за меня замуж во второй раз? — спросил он с улыбкой.

— Ты хочешь на мне жениться? — удивленно спросила она.

— Конечно. Я люблю тебя.

Энн смотрела на него, слегка приоткрыв рот, потом нахмурилась и сказала:

— Я не знаю, что сказать.

— Я думаю, что «да» будет самым уместным ответом.

Душа Энн разрывалась на части, потому что больше всего на свете она хотела ответить «да». Но, чтобы выйти замуж, она не должна испытывать страха. А ее обуял именно страх. Она затрясла головой.

— Не решай сейчас, — быстро сказал он, чувствуя, как в нем нарастает тревога от того, что она может ответить «нет». — Я знаю, что все произошло слишком внезапно. Я знаю, что смутил тебя. Я знаю, наше прошлое не было слишком радужным. Я думал об этом очень долго, а для тебя мысль о повторном замужестве пока неожиданна. То есть, я имел в виду, повторный брак со мной — для тебя новость. Черт. — Он замолчал, осознав, что запутался в объяснениях. — Пообещай только, что подумаешь об этом.

— Я подумаю об этом, — пообещала Энн, пытаясь улыбнуться.

Он облегченно вздохнул.

— Я посвящу тебе всю свою жизнь, я сделаю все, чтобы ты улыбалась мне так каждый день, сколько бы мы ни прожили. Ты такая красивая, когда улыбаешься, Энн. Ты прекрасна.

Генри поцеловал Энн и не заметил, как в ее глазах промелькнул страх. В первый раз в своей жизни она не хотела быть красивой.

Глава XVII

К тому времени, как Энн вернулась в дом Лейденов, пришла пора одеваться на бал к Вандербилтам. В облаке синего шелка и бледно-желтого шифона к ней в комнату вплыла Беатрис, явно умирающая от желания узнать, что у нее произошло с Генри.

Красноречиво показав глазами на горничную, Энн отрицательно покачала головой. Она не хочет, чтобы то, что было между ней и Генри, появилось в колонке сплетен местной газеты, которую вел печально известный полковник Вильям д'Альтон Манн. Энн уже была главным героем его опусов, и не один раз. В колонке, посвященной ее свадьбе, он написал, что она выглядела «в своем бело-розовом платье как немного переполненное кремом пирожное». Энн надеялась, что больше никогда не увидит своего имени в этом бульварном листке. Полковник подкупал слуг богатых людей, чтобы получать от них сведения об интимных подробностях жизни хозяев.

Но как только горничная удалилась, в комнату вошла мать Беатрис, и на лице у подруги появилось отчаяние. Хотя Хелен знала об Энн и Генри, она бы не одобрила такую поездку. Поэтому пришлось оставить мысли о разговоре в ее присутствии. Такая выходка даже для разведенной женщины была нарушением всех приличий, и Энн радовалась, что пока никто не знает о ее приключении, кроме Генри и Пелега Брауна. Генри заверил ее, что мистер Браун никогда, даже под угрозой смерти, не расскажет никому о том, что она была в «Морском Утесе».

Энн казалось, будто она парит в облаках. Ей не хотелось думать ни о чем, что могло бы напомнить ей о недолговечности счастья. Снова и снова она спрашивала себя, — должна ли она была сказать Генри «да». Сомнения у нее возникали только тогда, когда она заставляла себя вспомнить о боли, пережитой в прошлом. Их любовь взаимна, и только это должно иметь значение. Но сейчас этого было недостаточно. Она слышала, что только любовь приносит счастье мужчине и женщине и делает их отношения прекрасными. И сейчас, даже имея тяжелый опыт прошлого, Энн не могла отказаться от этой романтической точки зрения. Поэтому, воспарив в облака после прощального поцелуя Генри, она не могла заставить себя опуститься на грешную землю.