Изменить стиль страницы

Сознание вернулось к Энн только в тот момент, когда Генри скользнул ладонями под накинутый на нее пиджак, и его пальцы оказались в опасной близости от ее груди. Она вырвалась из его объятий, испытывая отвращение к себе за то, что ей так не хочется этого делать. Он отпустил её сразу же, как только почувствовал сопротивление. Порывисто дыша, Энн смотрела на него, одинаково сильно ненавидя его и себя. Он имел наглость стоять здесь перед нею с идиотской улыбкой на лице! И поцелуй, от которого она едва не потеряла сознание, похоже, не произвел на него никакого впечатления. О, как же она его ненавидит!

— Теперь вы должны открыть мне свою тайну. Итак, ваше имя…

Дрожа от ярости, Энн сбросила его пиджак со своих плеч.

— Идите вы к черту! — прошипела она.

Подхватив юбки, чтобы не путались под ногами, Энн кинулась прочь от него и от своей предательской чувственности. Она слышала, как он что-то кричал ей вслед, в его голосе звучал смех. Энн бежала, пока не вспомнила, что окружающие могут увидеть ее в столь неподобающем виде. Она перешла на шаг и вошла в особняк с таким достойным видом, какой смогла принять, лишь один раз оглянувшись у двери в тайной надежде, что Генри последовал за ней. Увидев его идущим по направлению к веранде, она скорчила гримасу, прекрасно зная, что он не сможет ее разглядеть, глубоко вздохнула, чтобы окончательно успокоиться, и вошла в бальный зал. Беатрис мгновенно оказалась рядом.

— Что случилось? — спросила она, заметив горящие щеки и неестественно яркие губы подруги.

— Мы целовались, — ответила Энн с вызовом в голосе.

Глаза Беатрис вспыхнули, она отвела подругу немного в сторону и зашептала:

— Не может быть! Это было бы слишком хорошо! Он догадался, кто ты?

— Он и сейчас не догадывается, — уверенно заявила Энн, очень кстати забыв упомянуть, какое впечатление этот поцелуй произвел на нее саму. — Я внесла небольшое изменение в наш план на сегодняшний вечер. Надеюсь, ты не возражаешь.

Беатрис захлопала в ладоши.

— Как чудесно! Это просто чудесно!

— Я тоже так подумала. Даже если мы не сумеем воплотить план в целом, в моей памяти, по крайней мере, останется сегодняшний вечер — вечер моего триумфа.

— О, нет. Это же просто развлечение!

— Для тебя, вероятно, это забавно, — пробормотала Энн. Теперь, когда ее поцелуи с Генри были уже в прошлом, она могла считать их тем, чем они изначально и были — частью невероятно хитроумного плана, придуманного чтобы заставить Генри Оуэна влюбиться в нее. И вся прелесть этого плана заключалась в том, что она публично отвергнет его, отомстив тем самым за свое несчастное замужество. Беатрис права: было бы очень забавно поставить Генри на колени. Если бы он испытал, хотя бы часть той боли, с которой она жила последние два года, Энн была бы отомщена.

Из грез на тему сладкой мести Энн вырвали пристальные взгляды окружающих и поднявшийся вокруг нее шум.

— Они уже знают, — сказала она деревянным голосом, на щеках ее вспыхнул яркий румянец, а тело застыло в напряжении.

— Боюсь, что да. Просто поразительно, с какой быстротой распространяются у нас новости. Мне очень жаль, Энн.

Взгляды кололи ее, как булавки. Шепот казался ей раскатами грома.

— Я думаю, пора уходить, — сказала она, пытаясь сдержать подступившие слезы. Она не доставит им такого удовольствия. Они не видели ее слез раньше, не увидят и сейчас. Высоко подняв голову, с непроницаемо вежливой улыбкой на лице, Энн грациозно поплыла к выходу та бального зала. Только после того, как мажордом закрыл за нею и Беатрис двери, она дала волю эмоциям.

— Мы знали, что это будет нелегко, — сказала Беатрис, обеспокоено глядя на подругу.

Энн прижала к глазам кончики пальцев. Крепко-крепко.

— По плану завтра у нас «Казино», — напомнила Беатрис.

Энн трясла головой, и Беатрис пришлось силой отнимать ее руки от лица. Она настойчиво повторяла:

— Мы должны показать им всем, что тебя не волнует то, что они о тебе думают.

— Но меня это волнует! И еще как… — всхлипнула Энн, и слезы все-таки покатились у нее из глаз.

— Тогда ты должна взять себя в руки. Энн, ты не сделала ничего плохого. Ты Должна все время повторять себе это.

— Я так и делаю, Беа, — вздохнула Энн. — И от этого мне становится только хуже, разве ты не понимаешь? Если бы я действительно совершила какой-то ужасный поступок, мне кажется, я могла бы стоять перед ними, высоко задрав нос. Но мысль о том, что они отвернулись от меня, ни за что, почти нестерпима.

— Почти нестерпима или совсем нестерпима?

Энн горько рассмеялась и подняла глаза к звездному небу, как будто прося помощи у высших сил.

— Нет, — сказала она Мягко. — Не совсем. Я отвожу на выполнение нашего плана еще неделю. Я совершенно уверена, что не смогу продержаться дольше. Я не такая сильная, какой кажусь.

Беатрис только улыбнулась в ответ. Энн Фостер совсем не производила впечатления сильного человека. Но она была сильной — намного сильнее, чем привыкла думать.

— Возможно. Но Ты крепче, чем тебе кажется. Подумай о том, что ты только что сделала. Ты целовалась с Генри Оуэном и выставила его дураком в глазах всего Ньюпорта. Немногие смогли бы сделать такое, а тебе удалось!

Энн только покачала головой. Сейчас ей хотелось лишь одного — оказаться в Нью-Йорке и провести там оставшуюся часть лета, изнывая от жары в своем элегантном городском доме. Позади них раздался звук шагов, и подруги встревожено обернулись.

— Дамы, неужели вы собираетесь отправиться домой без сопровождения? — Брат Беатрис широко улыбнулся и крикнул лакею, чтобы подавали карету. Он восхищенно посмотрел на Энн и сказал: — Поверьте мне на слово, мисс Фостер, в выполнении вашего плана вы добились несомненного успеха.

Беатрис схватила его за рукав.

— Что случилось?

— Лицо мистера Оуэна несколько минут назад своим цветом вдруг напомнило свежеотбеленный парус, — сказал Томас и рассмеялся, увидев, как Беатрис ткнула Энн локтем в бок и взвизгнула от счастья.

— Ты слышишь? Ты победила! И это только начало.

Энн неуверенно улыбнулась, но сердце болезненно сжалось в ее груди. Ей подумалось, что месть вовсе не так сладка, как казалось ей прежде.

* * *

Генри медленно возвращался в «Шато-сюр-Мэр», уверенный в том, что не только узнает имя таинственной девушки, но и найдет ее в нетерпении поджидающей его. Какой восхитительный оборот принимает этот вечер!

Как только он вошел в бальный зал, Александр крепко схватил его за плечо.

— Где ты был и что ты, черт возьми, делал?

Не осознавая серьезности заданного другом вопроса, Генри ответил, ухмыляясь во весь рот:

— Влюблялся, мой друг.

— Боже мой!

— Извини, старина, но я уверен, что это взаимно. Так что наше пари я выиграл.

— Господи, Генри. Ты конечно шутишь?!

Наконец, сквозь туман восторга, он услышал очевидную озабоченность, прозвучавшую в голосе друга. И медленно осознавая, что все окружающие смотрят только на него, Генри спросил:

— Что произошло?

Он почувствовал укол беспокойства. Кто же, черт побери, эта девушка? Дочь очень высокопоставленных родителей? Или, упаси Боже, чья-то официально объявленная невеста? Генри на секунду представил себе, как разъяренный отец накидывается на него, обвиняя в том, что он соблазнил его юную дочь. Последние два года он избегал любых ситуаций, которые могли бы повлечь за собой скандал. Ни в коем случае Генри не хотелось стать центром еще одной некрасивой истории.

— Ты имеешь представление о том, с кем ты танцевал? У Генри засосало под ложечкой.

— Нет. Она не сказала мне, как ее зовут.

— Этой женщиной, несчастный ты идиот, была ни кто иная, как Энн Фостер.

Смуглое лицо Генри заметно побледнело.

— Это была Энн?

— Совершенно верно, старина. Твоя бывшая жена.

Глава V

По дороге домой Энн молчала. Она до сих пор чувствовала на губах вкус поцелуя своего бывшего мужа. Новое, необычное для нее ощущение, от которого она никак не могла избавиться. До этого Генри целовал ее только один раз — на их собственной свадьбе. И тот поцелуй был не более чем данью обязательному ритуалу. Даже сейчас ей больно было вспоминать, с каким волнением ждала она своей первой брачной ночи, которая так и не наступила.