И хотя материально он не помогал жене, она ушла из акушерско-фельдшерского пункта, где платили плохо, и стала давать уроки музыки. Она была педагогом милостью Божией, и уроков у неё выходило великое множество. Брали у неё уроки и все друзья Жени Шварца, в том числе и он сам. Но его темпераментная, неусидчивая натура не выдерживала долгого сидения за инструментом, разучивания гамм и простейших пьесок.
Но самым притягательным для Шварцев, и в особенности для Жени, стал дом доктора Соловьева. Льва Борисовича и Василия Федоровича сближали профессиональные и театральные интересы. А Женя очень быстро сдружился с сестрами Соловьевыми. Правда, первое знакомство с ними началось с драки.
«Женя приехал в большой шляпе и с кудрями, — рассказывала потом Наталия Васильевна. — Я обозвала его девчонкой, и мы подрались. Я была девчонкой-разбойницей, и побила его… Потом мы подружились». Евгением Львовичем первый визит к Соловьевым описан несколько иначе:
«Перехожу теперь к дому, который стал для меня впоследствии не менее близким, чем родной, и в котором я гостил месяцами… Отлично помню первое мое знакомство с Соловьевыми. Мы пришли туда с мамой. Сначала познакомились с Верой Константиновной, неспокойное, строгое лицо которой смутило меня. Я почувствовал человека нервного и вспыльчивого по неуловимому сходству с моим отцом. Сходство было не в чертах лица, а в его выражении. Познакомили меня с девочками: Наташа — годом старше меня, Лёля — моя ровесница и Варя — двумя годами моложе. Девочки мне понравились. Мы побежали по саду, поглядели конюшню, запах которой мне показался отличным, и нас позвали в дом…»
И все-таки Наташа и Женя дрались, и нередко. Особенно поначалу. Варвара Васильевна рассказала об этом так: «Наташа здорово дралась с ним. Просто так. Драчунам повода не надо. У него были кудри, и она вцеплялась в них. Однажды на Пасху, Жене было лет шесть, Мария Федоровна одела его в красную шелковую рубашку, бархатные штанишки, сапожки, кушак. А когда он вернулся домой, был весь драный. «Смотрите, вернулся сын с пасхального визита», — сказала тогда Мария Федоровна. Сам он не был драчливым. Да и Наташа тоже, только пока была маленькая». Однако сам Евгений Шварц помнил себя иным: «Я был несдержан, нетерпелив, обидчив, легко плакал, лез в драку, был говорлив». Короче говоря, «два сапога — пара».
Любопытные страницы, посвященные семейству Соловьевых, находим в неопубликованных воспоминаниях Ивана Иосифовича Петрожицкого, называвшего их дом «домом с чистыми окнами». «Детский коллектив, в котором прошло мое детство, — это Соловьята и большое число переходящего состава детворы, посещавших гостеприимный дом Соловьевых. Старшие Соловьята — Костя и Наташа были моими сверстниками. Костя был моим другом и поверенным… Далее следовали: Лёля, маленькая Варюша и общий любимец крохотный Васятка… Приходили также дети-гости, в частности я, проводивший у Соловьевых с разрешения матери целые дни, и маленький Женя Шварц. Наш детский коллектив был дружен, активен и шаловлив. Большой дом, огромный сад давали простор для игр, выдумок и забав. Прогулки на реку Белую, через гору на реку Курджипс, подчас возглавляемые самим Василием Федоровичем, развивали нас физически, знакомили с природой, давали обильные впечатления».
Интересна, но трагична судьба младшего сына Петрожицких Ивана. Как и мечтала Мария Гавриловна, он окончил Политехнический институт в Новочеркасске. В 1915 г. прошел ускоренный выпуск Петроградского Михайловского артиллерийского училища (прапорщик). В следующий год — окончил Авиационную школу в Севастополе и стал одним из первых русских авиаторов. Получил назначение в 26-корпусной авиаотряд 9 армии Румынского фронта. В 1917 г. награжден офицерским Георгиевским крестом и орденом боевого Станислава. В 1918 — он начальник авиации Южного фронта: в следующем году И. И. Петрожицкий получает первый орден Боевого Красного Знамени. В 1919-21 гг. — он начальник авиации Юго-Восточного, позже — Кавказского фронтов: в 1921 же — помощник начальника воздухфлота РСФСР. В последующие годы занимал различные командные должности, в 1926 г. награждается вторым орденом Боевого Красного Знамени. В 1939 г. в должности заместителя начальника Управления Воздухоплавания СССР, с тремя ромбами, был арестован. В 1947 г. «актированным» инвалидом был освобожден; в 1954 — реабилитирован «за отсутствием состава преступления». Был женат на Варваре Васильевне Соловьевой. Когда я приезжал в Майкоп, его уже не было в живых.
Василий Федорович Соловьев (1863–1952) — глава семьи — имел воистину большое влияние на ребят. Он учился на естественном факультете Петербургского университета вместе с Александром Ульяновым. Был его другом и соратником по «Народной воле». Накануне ареста Александр ночевал у Соловьева, поручил ему отвезти документы, шрифты и материалы в Харьков. На следующий день рано утром они разошлись — каждый по своим делам. В Харькове Соловьев поселился у матери своего друга и ученика Константина Косякина и вскоре узнал об аресте и казни друга. Здесь Василий Федорович доучился, но уже на медицинском факультете, и по поручению народовольческого руководства поехал работать врачом на соляные копи бельгийской компании под Бахмутом. (В скобках замечу, что в двадцатые годы Л. Б. Шварц тоже будет служить на соляных копях под Бахмутом). Там Василий Федорович познакомился с Верой Константиновной Кавериной, и вскоре они поженились. Но долго на рудниках задержаться не удалось. Соловьев обнаружил за собой слежку. Он списался с Константином Косякиным, который в это время уже служил главным лесничим Майкопского отдела, и тотчас получил ответ: «Городок хороший, врачей мало». Косякин станет крестным отцом их детей. Так в 1893 г. Соловьевы оказались в Майкопе.
Вскоре слава о чудесном исцелителе разлетелась по всему уезду. Площадь перед его домом всегда была забита телегами с больными, приехавшими к нему на лечение с хуторов и аулов. Соловьев никому не отказывал в помощи. А брал деньги, как и Шапошников, лишь с имущих. А подчас доктор сам покупал и приносил лекарства больному, не способному их приобрести.
Жизнь взрослых не могла не воздействовать на образ мыслей и поведение их детей. «Темной силе царизма мы противопоставляли благородных героев-революционеров, жертвовавших собой во имя победы революции, — продолжал свои воспоминания И. Петрожицкий. — Это находило отражение в наших играх и в наших поступках: так, лающая и кусающая детей собака Соловьевых получила от них кличку «Полицмейстер», и мы — детвора, идя купаться на реку или ещё куда-нибудь, наперебой на всю улицу орали и командовали нашим псом-полицмейстером, пока взрослые не запретили нам нашу веселую забаву. Наши девочки, особенно маленькая Варюша, при обысках у отца настолько демонстративно старались выразить обыскивающим свое возмущение и презрительное отношение, что Василию Федоровичу пришлось иметь с Варюшей и с нами специальную беседу, в которой он разъяснил, что полицейские — это люди, работающие на жаловании, и возмущаться или презирать их не за что. Среди наших игр была игра в обыски. Это была трудная игра. Обыскиваемый герой терпел унижения и грубости, а от него требовалось умение противопоставлять грубости и жестокостям обыскивающих сообразительность, ледяное спокойствие и дерзкую удачливость, позволяющие ему торжествовать над примитивными обыскивателями». Непременным участником этих игр был и Женя.
В доме Соловьевых обыски проходили более или менее благополучно, потому что жандармы относились к Василию Федоровичу с почтением, т. к. он лечил и самих «обыскивателей», и их детей. А ведь одно время в подвале дома находилась подпольная типография. Подвал был с высоким потолком, громадный. Там хранились заготовки на зиму, различные припасы и прочее. Среди всего этого добра где-то маскировалась печатная машина.
В летнее время ходили в походы. Поначалу — недалеко, на один день, в сопровождении кого-нибудь из взрослых. «В лес ходили всегда, — рассказывала Варвара Васильевна. — По воскресеньям обязательно. Накануне мама пекла штук 200 пирожков — с мясом, с капустой, с вишнями… Помните в «Драконе» пирожки с вишнями? Любимые Женины пирожки. Когда пошли на Семиколенную гору, к нам присоединился Лев Борисович. Никогда не ходил, а тут вдруг собрался. Мария Федоровна всегда давала Жене с собой бутылку с кипяченой водой и наставляла, чтобы никому её не давал. Он-то не соблюдал этого правила, но и нам она была не нужна. Пили из ручьев, собирали грибы. В тот раз встретили барсука. С нами были наши собаки — Баян и Араго, названный в честь астронома Араго, книгу о котором он разорвал. Баян — черный сеттер, Арагоша — бультерьер. Здоровый отчаянный пес. Когда на Семиколенной вошли во двор к лесничему, пять его собак бросились на нас. Арагоша прыгнул к вожаку на спину, вцепился в загривок. Остальные опешили, не ожидали такого. Лев Борисович говорил потом: «Вы подумайте, пять человек собак бросаются на него, а он!..»».