Кай и Герда — обычные дети. С тем же успехом осколки дьявольского зеркала могли попасть в любого другого мальчика или девочку, в любого взрослого, что и случалось, будет случаться и после. Это произошло летом. А зимой, катаясь на санках, Кай прицепился к красивым саням, и с тех пор его никто не видел. Наступила весна. Герда решила, что «Кай умер и больше не вернется». Но солнечный луч и ласточки не верят в это. Тогда Герда решает спросить у реки, не знает ли она, что случилось с Каем. В лодку Герда попадает случайно, как случайно и то, что лодка отплыла от берега.
В сказке Андерсена всё закончилось благополучно. Кай и Герда возвращаются домой, и «холодное, пустынное великолепие чертогов Снежной королевы было забыто ими, как тяжелый сон».
У Шварца Кай становится Кеем. И если у датчанина Кай и Герда — дети, не лучше и не хуже других таких же детей, то у Шварца они — лучшие. «Во всем доме (а может быть, — и в городе. — Е. Б.) нет людей дружнее», у них «горячие сердца», и именно поэтому силы зла обрушиваются на них.
В пьесе завязкой служит сцена на чердаке, где живут наши герои. Коммерции советник, любитель наживаться на редкостях, является к бабушке, чтобы выторговать розовый куст, цветущий даже зимой. Летом он торгует льдом, зимой не прочь разводить розы. Всё продается, считает он, но от этих бедняков розовый куст он не получает. И тогда Советник обращается за помощью к Снежной королеве.
Вскоре Шварц пьесу переделает в сценарий. И там философское звучание станет ещё отчетливей и глубже. Он начинается с диалога Домового и Флюгера на крыше дома, которых в пьесе не было. Уже второй день дует северный ветер, а у жильцов, что живут на чердаке, нет дров. Домовой заглядывает в окно, хочет узнать, как поживают его любимые бабушка с внуками. Но ничего не видно, — все стекло покрыто ледяным узором.
«— Это от того, что Снежная королева взглянула на них сегодня ночью, пролетая мимо, — поёт жестяной петух.
— Она здесь? — восклицает старичок. — Ну, быть беде!
— Почему? — кричит петух.
— Ох, быть беде, — басит старичок. — Мой любимый Ганс Христиан, который сочиняет такие славные сказки, вырастил среди зимы удивительный розовый куст. Розы на нем цветут и не отцветают, пока люди, владеющие им, живут дружно. Ганс Христиан подарил этот куст своим соседям — девочке Герде, мальчику Кею и их бабушке. И если Снежная королева проведает об этом, быть беде, ох быть беде!.. Ах, Снежная королева уже, наверное, проведала об всем! Ведь она заглянула к ним в окно!».
Этот небольшой диалог как бы переакцентирует смысл конфликта. Здесь в борьбу вступает сразу всё царство холода во главе со Снежной королевой, гармонию которого нарушают горячие, дружеские отношения между людьми, распустившиеся посреди зимы розы. И она посылает Советника, как своего агента. А когда тот не справляется с поручением, сама вступает в действие. Так, при почти сохранившихся диалогах, замысел автора раскрывается более ёмко, выходит на более высокий уровень.
«В «Снежной королеве» много значит то, что есть перечувствованная, переосмысленная, перерассказанная старая сказка, — писал много лет спустя Евгений Калмановский. — Заново проживается то, что издавна вошло в общее культурное сознание. В основе большинства сказок Шварца, как известно, лежат заимствованные им чужие сюжеты, хотя ни одной заимствованной, чужой фразы там нет. У Шварца и по этой части все — в соответствии с его творческой, со всей его человеческой природой. Вне определенной природы личности в подобных перессказываниях может выйти лишь разнузданное толчение словес, иногда имеющее даже успех, для меня загадочный по своей сути. Шварц же придает старому сюжету нынешнее культурно реактивное течение. Вместе с автором мы проходим путь сегодняшнего восприятия старого сюжета. Дескать, проживем этот сюжет всем нашим душевно-духовным содержанием. И прожили.
Евгения Львовича чаще привлекали популярнейшие, каждому известные сказки: «Красная Шапочка». «Снежная королева», «Золушка», «Новое платье короля», «Принцесса и свинопас». Их знает всяк». Добавим сюда и «Тень».
Нетрудно догадаться, что Сказочник написан с Андерсена. Тому, как и писателю, по бедности удалось пойти учиться позже сверстников. Малыши дразнили переростка, и ему приходилось, откупаясь, рассказывать им сказки. С тех пор он и научился их сочинять, с тех пор он стал бояться детей. В сценарии Шварц не скрывает, что Сказочник — Андерсен, ведь его даже зовут Ганс Христиан. Но сказочник — и сам Шварц, потому что он не боится детей, а любит, как любил их автор Сказочника.
Ко времени «Снежной королевы» и «Тени», первый акт которого уже был написан Шварцем, у него сложилось свое, вполне определенное понимание современной сказки и своего места в ней. Об этом он сказал (или — написал) в коротком интервью (или — заметке), где поделился с читателями своими размышлениями об этом: «В работе над пьесами-сказками я исхожу из следующей рабочей гипотезы. То, что есть у Андерсена, Шамиссо, у любого сказочника, — всё это сказочная действительность, всё это существующие факты, которые они рассказывают так, как им удобно, подчиняясь законам художественной прозы. Но сказочник, рассказывая, мог кое-что забыть, кое о чем умолчать, а драматург, работая над сказкой, имеет возможность собрать более подробные сведения о происходящих событиях. Правда, законы сказочной действительности отличаются от бытовых, но тем не менее это законы и очень строгие законы. События, которые происходят в сказочной стране, очень ярки, а яркость — одно из лучших свойств театра. Поэтому сказочные события могут зазвучать в театре с особой убедительностью…» (Искусство и жизнь. 1940. № 4).
К тому же Шварц всегда старался избежать излишней «волшебности», чудотворчества, ибо считал, что «если бы были чудесные возможности, то не было бы никакой заслуги» его героев в совершаемых ими поступках. Поэтому столь чужды ему были уже в конце жизни советы дирекции Союздетфильма, которая требовала от автора, чтобы в «Марье искуснице» Солдату помогали «силы природы, его сугубо-солдатские атрибуты (ружье, лопата и др.)» и чтобы он стал обладателем «чудесных предметов, например, сапог-скороходов, шапки-невидимки и т. д.». А у Шварца ему помогали смекалка, бесстрашие и способность и в нелюдях распознавать человеческое. В этом-то и была его сила и сила воздействия сказки на зрителей. А в заявке на сценарий «Кот в сапогах» (1943) Фея говорила Коту, что «она сама очень просто могла бы с помощью волшебной палочки сделать счастливым сына мельника, могла бы сделать богатым и знатным. Но богатство и знатность, которые даются человеку слишком легко, по мановению волшебной палочки, не всегда идут ему впрок».
Даже хозяин, казалось бы, сказки — Сказочник — не всесилен. Чтобы победить, он вынужден сражаться с Советником, он позволяет Королю подставить себе ножку, а Маленькой разбойнице сделать себя пленником. Поэтому Герде приходится самой преодолевать столько препятствий, поэтому, вырвавшись из ледяного плена и победив, казалось бы, силы холода, герои шварцевской «Снежной королевы» не только не забудут случившегося, но станут ещё дружнее, и сердца их запылают ещё ярче. А опыт, полученный ими в схватке со Снежной королевой и её царством, они используют, если им снова придется столкнуться с силами холода и равнодушия.
О спектакле Нового ТЮЗа наиболее лаконично написал Сим. Дрейден: «В Новом ТЮЗ стремятся каждый свой шаг проверять словами Станиславского: «В театре для детей надо играть, как в театре для взрослых, только чище и лучше». «Чище и лучше» — для работников театра не только эстетический, но и моральный принцип… Актеры учатся творить на сцене, на каждом представлении, сотню раз игранной пьесы… Бережность к слову писателя сочетается с хорошей творческой придирчивостью, отвращением к «общим словам» и близлежащим штампам…» (Известия. 1940. 16 апр.).
А 4 марта 1940 г. показал премьеру «Снежной королевы» Московский театр для детей. Режиссеры И. Доронин и А. Окунчиков, художники С. Вишневецкая и Е. Фрадкина, композитор А. Голубенцев. Сказочника сыграл С. Гущанский, Герду — А. Нестерова, Кея — К. Тульская, бабушку — Л. Бальи, Советника — В. Вегнер, Атаманшу — Г. Ардасенова, маленькую разбойницу — И. Викторова, Короля — И. Стрепихеев, принца и принцессу — 3. Сажин и М. Казакова, Ворона и Ворону — В. Егоров и Е. Щировская.