Рахманова, навестившего Евгения Львовича в первые дни Нового года, он «придирчиво расспрашивал» о спектакле, «об актерах, о молодом Кириллове в роли Юры, друга молодых супругов».

Летом 1957 года приезжал Э. П. Гарин. Вдохновленные успехом «Обыкновенного чуда», он и X. А. Локшина заключили договор с московским театром Сатиры на постановку «Тени». «Когда я пришел, Евгений Львович отдыхал, — вспоминал Эраст Павлович. — Екатерина Ивановна собралась было его разбудить. Я уверил её, что никуда не спешу и посижу на балконе и покурю в ожидании. Вскоре появился Евгений Львович, необыкновенно свежий, румяный и подтянутый. Болезнь как бы перестала его терзать. Я, как мог, рассказал, что собираюсь ставить «Тень», рассказал, с каким неизменным успехом идет «Чудо». Екатерина Ивановна поставила на стол кофе. Черный пес вертелся у стола и необыкновенно нежно тыкался носом в серого интеллектуального кота. Его умные глаза вполне могли допустить, что он все понимает и способен к речи, только не хочет говорить. «Когда тебе тепло и мягко, мудрее дремать и помалкивать, чем копаться в неприятном будущем. Мяу!» — все же говорит этот кот воплощенный Шварцем в «Драконе»».

Но и эту премьеру не удалось сыграть при жизни Евгения Львовича. «Тень», как и «Повесть о молодых супругах», была сыграна молодежью театра. Собственно, чуть ли не во всех спектаклях, поставленных по пьесам Шварца, в основном была занята молодежь, потому что они рассказывали о любви, — будь то «Обыкновенное чудо», «Тень», «Дракон» или «Повесть о молодых супругах». Изменялись только обстоятельства, препятствующие ей, а, следовательно, и жизни.

«Подходил к завершению длительный труд молодежи театра сатиры над «Тенью», — продолжал свои воспоминания Гарин. — Весник, Васильева, Александров, Зелинская, Аросева блеснули настоящим актерским мастерством. Ленинградский художник Борис Гурвич нашел лаконичное и выразительное декоративное решение.

И этот спектакль не суждено было показать автору. Но бывают в жизни совпадения, что хоть пиши сценарий. Неожиданно приехавшая в Москву вдова драматурга Екатерина Ивановна, позвонила X. А. Локшиной и сказала, что очень хочет посмотреть «Тень». Локшина знала, что в репертуаре «Тень» не значится (в эти дни. — Е. Б.), но на всякий случай позвонила в Театр сатиры, и оказалось, что по болезни одного из артистов, назначенный на этот день спектакль заменяется «Тенью», а день этот был днём именин Евгения Львовича».

А осенью ещё пятьдесят шестого года выразила желание экранизировать «Тень» Надежда Николаевна Кошеверова. И Шварц 13 октября написал заявку на сценарий «Человек и Тень». «Сценарий построен на материале народных сказок о человеке, потерявшем тень, о человеке, потерявшем свое изображение в зеркале, и так далее. На подобном материале построены, например, повесть Шамиссо, известная сказка Андерсена и моя собственная пьеса «Тень».

В сценарии «Человек и Тень» я пробую решить, развить эту тему на совсем новый лад. Главная задача — постановка ряда этических проблем выбора жизненного пути молодым человеком. Ученый и его тень — противоположны. Тень хочет одного: добиться жизненных благ, богатства, славы, власти — любым путем. И при этом, как все паразитические существа, Тень ненавидит Ученого, ненавидит настоящего человека, без которого её существование было бы невозможно. Ученый же ищет путей для того, чтобы сделать всех людей счастливыми. Тень становится на его пути…

В то самое мгновение, когда голова Ученого срублена палачом, — голова Тени сама собою слетает с его плеч. Приближенным Тени приходится добывать живую воду, для того, чтобы оживить Ученого, и тем самым своего повелителя. И Ученый оживает. Но это уже не тот наивный мальчик, с которым так легко расправился король. И Тень бежит, поняв, что, несмотря на всю свою ловкость, практичность и беззастенчивость, она побеждена».

Сценарный отдел Ленфильма в декабре заключает со Шварцем договор на написание этого сценария. Срок сдачи 1 апреля 1957 г. Но вскоре Евгений Львович отказывается от замысла экранизировать «Тень». В одном из ящиков письменного стола он наткнулся на рукопись «Голого короля», не поставленную до сих пор и ещё не напечатанную. Она-то и станет основой для будущего сценария. Кошеверова не возражает. Теперь сценарий будет называться «Два друга, или Раз, два, три!..». В ритме вальса.

Но болезнь снова укладывает Шварца в постель. «Прошу продлить срок сдачи сценария «Два друга» до 1 мая ввиду моей болезни, пишет он начальнику сценарного отдела. — Листок нетрудоспособности, выданный 31 поликлиникой за № 075629». Просьба удовлетворяется. Но не уложится он и в этот срок.

Он успел написать только начало. Быть может, треть сценария — в перепечатке на машинке получилось 40 страниц, которые в дальнейшем могли быть и сокращены…

«Принцессу и свинопаса» — «Голого короля» и «Два друга» разделяют более чем двадцатилетие. За эти годы в мире произошли громадные перемены. Фашизм пришел к власти в одной стране, потом в другой, потом завоевал почти всю Европу, потом был низвергнут и снова стал возрождаться. Война стала холодной, а история — атомной. Изменилась жизнь. Изменился и писатель. Изменились их взаимоотношения.

Сюжетными первоисточниками прежней пьесы явились три небольшие сказки Андерсена. В сценарии принцессу не испытывали на горошине, а король не появлялся перед своими подданными в неглиже; нет свинопаса и его волшебного горшка. Главными героями стали Ян (в пьесе он Генрих), его друг Жан (в пьесе — Христиан) и принцесса Милада. Правда, сценарий, как и пьеса, начинаются с диалога Яна и принцессы о любви, но разговаривают они по-иному:

— Мне самому, понимаешь, неудобно, что влюбился я, человек свободный, рабочий, в принцессу.

— Прости меня, уж такой я на свет уродилась.

— Я понимаю. Разве я не понимаю?

— Я работящая. Если там какой-нибудь торжественный прием или аудиенция, или банкет, я никогда не капризничаю, а еду…

Или чуть дальше:

— Значит ты в меня тоже влюблена?

— Нет.

— Нет?

— Не бледней, не бледней, пожалуйста, это вредно. Ты заболеешь. Ну вот, теперь лицо руками закрыл… Мне первая придворная дама не велела признаваться, что я тебя люблю. Говорит, что как только скажешь об этом мужчине, так он к тебе и охладеет. Первая придворная дама про мужчин все знает.

— Дура она.

Первая придворная дама (высунувшись из окна): Сам дурак!

Мало того, что у героев теперь другие имена, они сами становятся иными. Король-отец превращается в королеву-мать, и на гербе её государства «пересекающиеся мечи, ножницы и иголка с ниткой». Появляется ещё одно государство — государство высшей школы, объявившее себя республикой, а королевство Каина XVIII обносится высоким забором, покрашенным «в полоску, как шлагбаум или старинные верстовые столбы. По забору тянется надпись: «граница». На калитке табличка: «Король Каин XVIII Бумтрахтенблеф Великолепный». Звонок. Возле табличка: «Королю один звонок. Первому министру два звонка».

Столь разные государства, во главе которых — в одном случае стоит женщина, во главе второго — президент академии наук, во главе третьего — истинно король, нужно было Евгению Львовичу, по-видимому, для того, чтобы показать, что дело не в том, кто стоит у кормила власти, и не в том, как государства именуют себя, а в тех внутренних связях государства и народа, какие складываются в этих странах. А разница между ними, как выясняется, мизерная.

«Королева (кричит). Ау-у-у! Гоп-гоп! Королевство высшей школы!

Издали, издали королеве отвечает дребезжащий тенорок:

— Ваше величество, сколько раз я вам говорил, что у нас не королевство, а республика.

— Терпеть не могу этого слова… Кто со мной говорит? Король?

Мы видим высокую гору. На горе стоит почтенный, седой человек в сюртуке. Он глядит вниз в подзорную трубу и кричит тенорком:

— Сколько раз я говорил вам, ваше величество, что у нас нет короля, а есть президент академии наук, он же заведующий всеми кафедрами республики и также ею самою…».