А перед смертью затосковал, — вспоминал, что сделано, в голову лезла разная чепуха: какие-то памятники ставил, принимал парады, железную сибирскую дорогу начал класть, — черт ее знает, нужна ли, все Сергея Юльевича Витте затеи, ладно, посмотрим! — одних монастырей построил сто пятьдесят, н-да, развелось, поди, там лодырей! Заставил учителей, офицеров, гимназистов и чиновников ходить в церкви, — иначе наказанье, — завел церковноприходские школы, где обучали не столько грамоте, сколько православию, насадил земских начальников с наказом: пороть не щадя… Подписывал какие-то договоры с государствами, не очень нужные и не очень выгодные; были многочисленные бунты, и были, по его указам, многочисленные порки в городах и весях; были расстрелы, повешения, на каторгу отправлял сотнями и тысячами… Родил он трех сыновей, но все трое никакими талантами не блещут. Николай, Георгий, Михаил…

Ах, Ники, Ники — драгоценный наследник! Ни характера, ни внешности, ни ума, тяжелый человек, скучный. Связался с какой-то балериной, обдирает она его как липку. Хоть бы выкинул что-нибудь из ряда вон выходящее, безумство какое-нибудь совершил бы. Ничегошеньки! Пишет своей балерине: «Вот подожди, заживем как генералы». Генеральская жизнь — предел мечтаний! Не быть тебе генералом, сынок, не вышел ты у меня в генералы! К работе Ники не очень прилежен, зато к выпивке… О, выпить любит! Полиция доносит: соберутся молодые люди из высшего общества — великие князья, графы, офицеры, — верховодит ими наследник Николай Александрович или его дядя великий князь Сергей, и до того упиваются, что раздевшись до бела тела, выбегают в сад, садятся на корточки и, изображая волков, громко, на всю улицу воют. Буфетчики, заслышав вой, выносят большую лохань с шампанским, а «волчья стая», повизгивая, похрюкивая, кусая друг друга, подползает к лохани и начинает лакать вино, уткнувшись в него физиономиями, да тут и падают замертво…

Это уже свинство, ужасное свинство! Александр Александрович сам выпивал, до белой горячки иной раз дело доходило, но такое свинство!.. Плохой будет из Ники царь, плохой!

Миша, пожалуй, был бы царем покрепче, но, как на грех, родился последним. Петр, прапрадед, тот бы не стал долго думать, посадил бы на престол, кому верил, а неугодного в монастырь. Но ведь то был Петр, и жил он в иное время. Теперь цивилизация, прогресс, черт бы их подрал, все кричат о свободах, о человеколюбии. Прогресс! Что проистекло из этого прогресса? Террористы бомбы научились делать, вот и весь прогресс. Никакого прогресса нет, а есть ложь, ложь, ложь! Об этом ежедневно в течение многих лет втолковывал вернейший друг и советник Константин Петрович Победоносцев. Да что Константин Петрович! Словно и без него он не знает, что все ложь, кроме одного: мы, Александр Третий Александрович, император и самодержец всероссийский… Самодержец, единодержавец! Так было, так будет, так должно быть… Всех, кто против, сечь, вешать, стрелять, на каторгу, в солдаты, в одиночки, в сумасшедшие дома, всех, всех!

Умирал самодержец тяжело, лежал с опухшими ногами, желтый, разбухший, охал и стонал. Врачи шепчутся: может, мол, и протянет лет пять, если не будет пить. Мерзавцы! Как это не пить? Им бы пожить, как живу я, самодержец и единодержавец всероссийский! Они бы поняли, сукины дети, что без спиртного жизнь была бы совсем невозможной, что только в подпитии забывались обиды, огорчения, страх!

Ох, тяжело жить на свете владыкам и повелителям! Ох, несладко жилось во все дни владыке русской земли! Много обид у Александра Третьего Александровича.

До зрелого возраста был он в семье отверженным. Покойный папа-освободитель (тоже, освободил хамье на мою голову!) все надежды династии возлагал на старшего, Николая. Николай был наследником, с ним носились, с ним нянчились, его талантами восхищались, им вечно попрекали Александра:

«Вот, мол Николенька — умник, а тебя, Саша, бог талантами не наградил, туповат, мешковат. Полком командовать еще куда ни шло, а на что-нибудь побольше посадить невозможно — не справишься».

Звали громадного, неуклюжего Сашку «Мопсом» или еще выдумали прозвище «Бычок». Думал Александр Александрович отличиться на турецкой войне, — сам же ее и затеял, — но и тут ущемили: папа, зная способности сынка, дал ему под командование захудалый рущукский отряд, которому и подраться по-настоящему не пришлось.

Впрочем, война — дрянное дело, уж лучше не воевать! И не воевал, а если и воевал, то больше по мелочи. Да, ни войнами и ничем иным не прославился! Вся жизнь вышла какая-то неудачная. Царство получил случайно — умер старший брат Николай; жену получил тоже случайно: датская королева, прозванная при русском дворе «тещей всея Европы», просватала свою дочь принцессу Дагмару за наследника Александра Второго, Николая. Когда Николай умер, Дагмара стала женой Александра: отцу не было времени искать для «Мопса» новую невесту, женили на уже найденной.

Царство «Мопс» принял в беспокойные дни. Иные кричали: «Конституцию!», а Победоносцев и сенаторы нашептывали: «Избави вас бог, нельзя конституцию. Она принесет погибель России, погибель для династии». Не дал конституции, даже той куценькой, которую предлагал Лорис-Меликов, — все министры ушли в отставку, а кругом вслух говорили, что «Мопс» всех подвел и добром не кончит.

И вот действительно началась охота! Спрятался в Гатчине, да так прочно, что пошел слух, будто его и в живых давно нет. Даже Константин Петрович стал просить: «Показаться бы надо, ваше величество». А как покажешься, тотчас доносят: бомбисты, подкопщики, взрыватели. Вешать, пороть, стрелять, на каторгу, в солдаты! Кто там просит пощады? Чье это прошение? «Мать ходатайствует за сына, ваше величество!» — «За Александра Ульянова?» — «Так точно, государь». — «А-а! Тот, кто хотел в меня бомбой? Где прошение?» — и красным карандашом через весь лист, по строчкам, смоченным слезами матери: «А чего раньше смотрела?»

Повесить, повесить! Одного повесил, другого, и такое началось, что и носа не кажи из Гатчины.

Господи, да как же тут не запить! И вот конец… Жалко Николая: слаб, интриган, мелочен, завистлив, злобненький какой-то. Не такой царь нужен сейчас на Руси, — дурное будет царствование Николая!

Все эти мысли не оставляли Александра Александровича до последнего вздоха.

Хоронили его в дрянной ноябрьский день; процессию как следует не построили, шла вразброд, с большими промежутками. Несли за гробом знамена, гербы губерний.

Лошади, покрытые черными попонами, вели себя неспокойно, сбивали людей.

Министры шли за гробом мертвого императора понуря головы, никто не знал, кого из них новый царь оставит, кого прогонит. А царь — маленький, тщедушный — шаркающей походкой плелся следом за похоронной колесницей в полном одиночестве; вид у него был жалкий, на царя он вовсе не походил, — так, офицерик какой-то… За ним врассыпную шли дядья, племянники, прочие члены царской фамилии, свита, челядь.

Гроб медленно двигался по проспекту, войска отдавали честь и склоняли знамена. Но и тут покойнику не повезло. Впереди одного эскадрона гарцевал на коне щеголеватый, как будто только что отполированный, ротмистр. Едва императорский гроб поравнялся с эскадроном, ротмистр гаркнул:

— Смир-р-на-а! Голову на пррао-о, глядеть веселей!

В толпе прошелестел смех, многие участники траурной процессии от конфуза спрятали лица в воротники шуб.

Молодой царь, позеленев от гнева, спросил министра финансов Витте:

— Кто этот дурак?

— Кто этот болван? — спросил Витте у соседей.

— Ротмистр Трепов! — ответили ему.

— Ротмистр Трепов, ваше величество, — сказал Сергей Юльевич.

— Идиот! — со злостью проговорил Николай.

В толпе хихикали вплоть до Петропавловской крепости и еще долго после похорон вспоминали команду ротмистра. Так, под общее хихиканье и под вздохи облегчения был похоронен Александр Александрович.

Всем запомнилось резкое словечко молодого царя по адресу ротмистра; был также пущен слух, будто он обругал за какую-то провинность своих дядей — великих князей. Затем стало известно, что царь посадил под арест на трое суток петербургского градоначальника фон Валя. Конечно, никто не знал, что царь просто сводит старые счеты с фон Валем, поэтому разговоров о «порядочности Николая» было в первые дни бог знает сколько. Еще больше надежд стали возлагать на Николая Александровича, когда узнали, что он прогнал министра Кривошеина за мошенничество и воровство. И не только прогнал, но лишил придворного звания и права носить мундир.