Наталья Андреевна, будучи по природе человеком отзывчивым, обречённо остановилась.

– Дело в том, что у нас… – продолжила медсестра заплетающимся языком, – вы не смотрите, что мы так одеты. Мы артистки, в кино снимаемся, – оправдалась она, увидев недоверчивый взгляд заведующей, – у нас несчастье произошло…

«Пьяные они, что ли? – подумала Нистратова. – Хотя нет, позвольте, как это может быть? Сейчас никто не пьёт…» – А сама участливо ответила:

– Да-да, я вас слушаю? Что за несчастье?

– Тут такое дело… вот… – медсестра любовно подхватила Нистратову за руку, увлекая в глубь арки, – …посмотрите, это очень важно!..

Наталья Андреевна нехотя пошла с незнакомкой. Она что-то предчувствовала. Что-то нехорошее. Но это её не остановило. Возле стены, куда распутно одетые дамы привели её, стояла сумочка с красным медицинским крестом на боку.

«Может, розыгрыш?», – подумала Нистратова, озираясь по сторонам.

Вторая, что была в кожаном комбинезоне, подняла сумку и с наигранной тревогой раскрыла.

– Сейчас, сейчас мы вам всё объясним, – пообещала она. Медсестра тем временем встала так, чтобы заведующую не было видно со стороны улицы, загородив её своим развратным силуэтом.

А из-за угла арки в это время за сценой наблюдали две пары пытливых глаз. Надо признаться, со стороны наблюдатели выглядели весьма необычно и крайне странно. Противоестественно даже. Слегка высовывая из укрытия длинный острый нос, на когтистых задних лапах стояла большая серая крыса. Рядом с ней, а точнее, за ней, также на задних лапах, за сценой нападения на заведующую детской поликлиникой наблюдала кошка чёрной масти с огромным пушистым хвостом. Передними лапами она по-шпионски опиралась на кирпич и опасливо прижимала к головке уши, чтобы те не торчали из-за угла. Кошка, надо признаться, тоже была размеров немалых, прямо не кошка – рысь. На правой лапе у неё блестел миниатюрный перстень с красным рубином. Крыса же вообще имела при себе крохотный бинокль, в который она и смотрела на трёх женщин.

– Она! – радостно сообщила крыса писклявым голоском.

– Шеф! – произнесла кошка шёпотом, поднеся перстень к пасти. – Она здесь, в Москве, на Тверской. И ещё какие-то две с ней.

В микроскопическом наушнике, таящемся в ушной раковине пушистого зверька, раздался властный низкий голос:

– Передавай координаты.

Кошка прищурилась, словно на мордочку ей попал солнечный луч, вытянула пушистую лапу, выставив вверх тонкий коготок, посмотрела, точно в прицел, на острый его кончик и произнесла:

– Луна семнадцать, тектоника три, параллельность дифендум.И в этот самый миг вокруг женщин полыхнуло белым огнём, и все три дамы в арке исчезли. Бесшумно и мгновенно, словно и не было их там никогда.

Побег

Вера вскочила и подбежала к Загробулько. Глаза её, полные слёз, излучали беспомощную злость, растерянность и ужас от осознания произошедшего. Она подхватила раненного ослабшего майора и, прижав его голову к груди, зашептала:

– Вифа, держись! Держись, всё будет хорошо… только не умирай. Вифочка…

Загробулько, прислонённый к груди любимой женщины, беззвучно шевелил губами. Он хотел ими, сухими и тонкими, коснуться персиковых Верочкиных, но сил не было. Майор умирал. Сквозь пелену и шум в ушах Вифлеем вдруг увидел цыганку с Белорусского вокзала и услышал её пророческие слова: «Выбором своим ты сам определишь свою судьбу! То ли жить тебе в здравии и счастье, то ли в горе и хвори! А то и смерть твоя придёт!». – «Но что за выбор? Что я выбрать должен был?», – думал Загробулько, превозмогая необычайную усталость, навалившуюся вдруг. Тягучий голос, словно звучащий сквозь века, сквозь невероятные расстояния, тихо шептал внутри майора: «Верить! Ты должен верить! Вот твой выбор!»

– Вера… Вера… – шептал майор где-то за границей реальности.

Мамедов, сражённый ударом дубинки, лежал на полу. Над ним возвышался Гор. Розовощёкий сержант, держа наготове резиновое средство подавления преступности, отступил ко входу в обезьянник, твёрдо намереваясь никого не впускать, никого не выпускать.

– Да уж, сложно с ним будет, – покачал головой птицеподобный, глядя на Мамедова-Форгезо.

– Это же зверь! – Нистратов, беспомощно прижавшись к решётке, смотрел то на умирающего милиционера, то на бывшего напарника, человека-радиоволну. – Как он мог быть моим, этим… как его?

– Альтерстентом, – подсказал Метатрон.

– Да-да. Как? Может, ошибка? Может, это не Форгезо? – с надеждой спросил Елисей. – Он и не похож на него…

– А ты, думаешь, похож на себя? Все отчужденцы меняются. Некоторые кардинально отличаются от тех сущностей, какими были в прошлом.

– О чём вы говорите! – плача, заскулила милиционерша, поддерживая обессилившую трёхлитровую голову. – В скорую звоните! Сухарьков! Ты чего? Беги за врачом!

Стоящий на пороге розовощёкий Сухарьков послушно кивнул и скрылся в коридоре, но тут же появился снова.

– А эти как же?

– Беги! – умоляюще завопила Вера.

– Есть!

Сержант, громыхая по линолеуму тяжёлыми ботинками, умчался, оставив следовательницу одну среди преступников.

– Нам пора! – поторопил лысый Метатрон, выходя из камеры. Он не полез в раздвинутую Гором дыру, а спокойно вышел в распахнувшуюся от лёгкого его прикосновения дверь. Верочка, уверенная в том, что камера закрыта на замок, удивлённо и испуганно смотрела на необычайного преступника.

– Вы же говорили, что вы боги! – вспомнила она.

– Совершенно верно, – согласился лысый.

– Так спасите его!

– Мы не имеем права. Это противоречит нити событий… Да и к тому же он нам не верит, а без веры ничего невозможно!

Тут Загробулько шевельнулся вдруг и, еле приподняв голову, просипел:

– Верю… Верю я… имя моё… оберегом станет… – Но тут силы его покинули, и он в беспамятстве обмяк.

– Слушай, Метатрон, сейчас всё противоречит нити событий! – вставил Гор. – Что изменится, если один хороший человек останется в живых?

– Но…

– Ведь она его любит! – прервал Гор, указав на милиционершу. – Любишь майора? – обратился он к Верочке, с безумной надеждой взирающей на странных задержанных.

– Люблю! – подтвердила она так горячо, что Загробулько, совсем почти ушедший из мира живых в вечность, приподнял дрожащие веки, посмотрел рассеянно на возлюбленную и улыбнулся еле заметно.

– С собой надо брать, – задумался Метатрон, – здесь мы ничего не сможем сделать.

– Давайте возьмём! – подтвердил Нистратов, вылезая из-за деформированных железных прутьев. – Пожалуйста!

– Сумку не забудь! – напомнил Метатрон. Елисей кивнул и послушно повесил ношу на плечо.

– Ну, так как? Спасём майора? Тем более имя у него какое… Вифлеем! А? Я думаю, ЕМУ понравится. – Птицеподобный Фалкон заулыбался треугольно.

– На что вы меня толкаете? – возмущённо поинтересовался Метатрон. – С чем, по-вашему, мы пытаемся покончить? С крахом основ! А сами тем временем будем нарушать событийную нить?

– Ну, во-первых, он ещё не умер, а следовательно, мы ничего не нарушаем, во-вторых, в такой суматохе одна человеческая жизнь многого не изменит…

– Ладно, – смилостивился лысый бог, – но учтите, мы уподобляемся Архангелу Михаилу! Берите их, – кивнул Метатрон на Мамедова и Загробулько. Отчуждённый вор-рецидивист, лежащий без сознания, достался Нистратову, майора же взял Фалкон. Божественный человек-птица обладал титанической силой. Он водрузил себе на руки громоздкое тело милиционера так легко, словно поднял новорождённого младенца. Нистратов же из последних сил тащил щуплого Мамедова и тяжёлую сумку с кирпичом сознания. От натуги в глазах Елисея колебались разноцветные круги и кружили хороводы сияющих звёздочек. Впереди процессии торжественно шёл Метатрон. Но было в его поведении что-то странное. Насторожённое.

– Чувствую, Архангел наш рядом, – задумчиво изрёк стоящий над всеми ангелами, – что-то он задумал.

– Да, – подтвердил Гор, – я тоже чувствую. И, похоже, не один он. Всех своих созвал, что ли? Сильное слишком поле…