Лилидел уставилась на него. Затем она удивленно тряхнула головой и пробормотала:

— Но мы «законное» правительство.

Следующий ее поступок показал, каков, как она думала, будет выбор Траггена. Глаза ее закрылись. Голова опустилась. Она медленно повалилась на пол к ногам Клэйна.

Каладж, когда его ввели под вечер, был нагл. Он сел в кресло. Откинулся назад. Сказал:

— Боги все еще любят меня, дядя?

Клэйн был изумлен. Он уже наблюдал ограниченное развитие прежде. Это показывало, как люди реагируют на новое окружение. Почти три года Каладж был лордом-советником. За исключением разве что Лилидел, люди, которые поставили его к власти, все рассчитывали использовать наивного юнца в своих собственных целях. Как они жестоко ошиблись.

Клэйн не тратил время на юное чудовище. Он уже отослал Лилидел в дом отдыха, который он содержал в отдаленной провинции. Теперь, с эскортом, он отослал туда и Каладжа.

Работе, которую нужно было делать, казалось, не было границ. Поступающие доклады, даже сокращенные для него, требовали времени для прочтения и понимания. Постепенно однако, даже когда он все больше уставал, проявлялась общая картина.

Из всего, что он смог собрать, выходило, что первый этап вторжения Риссов закончился. Прибытие нового полчища колонистов показывало, что начинается второй этап. Он будет беспощадным. Удар будет нанесен на каждое крупное сообщество. Кораблям с резонаторами достаточно лишь пролететь низко над землей, и люди будут погибать миллионами.

А потому — атаковать Риссов.

Но он застудил грудь и никак не мог вылечиться. Чувствуя себя хуже, чем он хотел себе в том признаться, Клэйн направился в свое имение. Там он приготовился к простому, как он намеревался, отдыху.

Это оказалось худшим из того, что он мог сделать. Он постоянно кашлял и давился мокротой. Голова раскалывалась настолько, что он едва мог думать. Временами зрение его настолько затуманивалось, что он мог видеть лишь с огромным трудом.

Стало невозможно удерживать твердую пищу. Он был вынужден перейти на диету только из жидкостей. Вечером второго дня, больной, как никогда в жизни, он лег спать.

Он был все еще убежден, что все, что ему было нужно — это отдых.

«В конце концов, — неуверенно сказал себе Клэйн, — это смешно».

Было утро третьего дня, проведенного в постели. Сквозь открытое окно он слышал звуки работающих в саду людей. Дважды за вот уже несколько минут мелодичный смех какой-то женщины прозвенел в тихом, приятном воздухе.

Глаза его болели, тело то бросало в жар, то знобило. Ему уже было все равно, что с ним. У него было смутное чувство, что он совершил ошибку, вернувшись в имение; «Солнечная Звезда» было лучшим убежищем. Лучше оборудована, больше подготовленных химиков. Что-нибудь для него бы сделали.

Эта мысль никогда не приобретала четкую форму. Просто нечто такое, что он мог бы сделать. Все, что он мог сделать сейчас, это выдержать до конца.

Промелькнула мысль: «Беда в том, я никогда прежде не болел. У меня нет опыта. Я не представлял, что болезнь ослабляет разум».

Он слабо пошевелился, лежа в постели. «Нужно поправиться, — убеждал он себя, — я единственный, кто может прогнать Риссов с Земли. Умри я…» — но он не смел думать об этом.

С кривой усмешкой он нарисовал себе картину, как презренный мутант поднялся до величайшей должности в империи Линна. И в час победы над смертельным врагом… свалился в постель. Вот он, беспомощный от болезни более мощной, чем любая власть, которой он мог когда-либо обладать. И победа ускользала, испаряясь вместе с ним.

Покачав головой, сильно удрученный, он повернулся на бок и заснул.

Ему снилось, будто он ребенок, ему четыре года, он стоит в саду центрального Дворца времен лорда-правителя Линна. И что за ним гонятся другие дети. В этом кошмаре, единственная его надежда была на то, чтобы он смог управлять шаром энергии прежде, чем они смогут схватить его.

Шар, символ огромной силы, почти божественный шар.

Даже во сне он знал, что оба шара, тот, который вернул ему Чиннар, и тот, который они взяли у маленьких людей, были далеко от имения. И тем не менее все равно он старался взять шар под свой контроль. Его мозг, казалось, был не в состоянии сформировать мысль-сигнал.

Мальчишки были уже близко. Оглянувшись, он мог увидеть их сверкающие глаза, их открытые жадно рты. Даже их дикие крики доплывали до него через годы и отзывались в его мозгу со всей прежней силой.

А затем, как раз когда их растопыренные руки уже хватали его, как раз когда им уже овладело полное отчаяние, он произнес вслух сигнальное слово для шара.

Он проснулся в испарине от страха, но почти мгновенно снова заснул. И снова за ним гнались мальчишки. Он понял, просто, что ошибся, когда пытался сказать сигнальное слово. То, что он действительно хотел, это добраться до черного ящика, в котором обычно хранился шар.

Он дотянулся до него и в радостном экстазе стал забираться в него. Он знал — каким-то образом он знал — если он заползет внутрь, то мальчишки его не заметят. Он спрятался, вжался глубоко в ящик — он был глубже, чем это ему вспомнилось — и погружался в темноту, когда отчетливо подумал:

«Что я здесь делаю? Куда это ведет меня?»

Долгое время он размышлял над тем, что за этим кроется. А затем очень медленно и болезненно он сдвинул покрывала в сторону. Он сел, его слегка тошнило, но он был тверд.

«Болен или нет, — подумал он, — я встаю».

Он пойдет на «Солнечную Звезду». В огромных химических лабораториях корабля, во время долгого путешествия он нашел время смешать некоторые из лекарств, описанные в каких-то старых медицинских книгах, которые он нашел. Он испробовал их на явно умиравших, затем осторожно на больных. Некоторые из них были удивительно эффективны против респираторных заболеваний.

В комнату вошла сестра. Он взглянул на нее затуманенными глазами.

— Моя одежда, — пробормотал он, — принесите мою одежду.

— Ваше превосходительство, — она волновалась, — вам нельзя. Вы больны. Вы должны лечь в постель.

Она не ждала ответа. Она поспешила из комнаты. Через минуту в комнату вбежал врач. Он бросился к постели, и Клэйн почувствовал, как его без сопротивления положили в постель на спину. На тело натянули простыни.

Он запротестовал с минутным жаром.

— Доктор, мне нужна моя одежда. Мне нужно на корабль. — Его голос угас до почти беззвучного шепота.

Над ним расплывчатая фигура врача повернулась к расплывчатой фигуре сестры.

— Корабль, — сказал он. — Что он хочет сделать? Отправиться в бой?

Последовала пауза. Затем доктор снова заговорил.

— Сестра, пригласите остальных женщин и дайте ему холодную ванну. Я полагаю ему нужен шок.

Вода ощущалась смутно. Он принял это ощущение пассивно, но подумал с долей насмешки:

«Я пойман здесь. Я не могу убежать. Они будут следить за мной круглые сутки. Они знают все маленькие хитрости инвалида. И каким-то образом в этот час мой ранг не значит ничего».

Он не помнил, как его перенесли обратно в кровать, но он вдруг снова оказался под простынями. Сейчас они казались более тяжелыми, словно был добавлен дополнительный вес. Он с интересом подумал, что они, вероятно, старались удержать его простым грузом одеял. Над ним одна из сестер сказала:

— Он спит. Это хорошо. Я думаю ему будет лучше, когда он проснется.

Его ощущения были не похожи на сон. Не было это и сновидением. Казалось, что он стоял на зеленой лужайке и интересно, что Маделина была рядом с ним, улыбаясь и говоря:

— Я буду тебе полезной. Тебе нужен кто-то, как я.

Он вспомнил это со слабой улыбкой. Его улыбка сошла, и он повернулся к Джеррину:

— Боюсь, это значит, что Чиннар — следующий лорд-правитель. Линны уходят. Вся борьба была впустую…

Далеко кто-то сказал:

— Патронату порекомендовали, и для управления империей создан Совет Девяти.

Он был один на зеленой лужайке, расхаживающий на свежем воздухе, глубоко дыша. Впереди был какой-то лес, с тенями под деревьями. Какие-то фигурки порхали от ствола к стволу. Он, казалось, узнал их, и тем не менее он не мог решить, кто они.