Где-то в глубине души Иринка злилась на Женю. Ну как это можно верить в бога сейчас, когда столько чудес делается человеческими руками, когда взлетают в небо ракеты, когда люди научились управлять самой сильной природной силой — атомом, и еще неизвестно, сколько заманчивых открытий ждет впереди. И что надо учиться, знать много, иначе останешься дураком, будешь глупее электронной машины, которую сделал тоже человек. Такие мысли вливали в Иринку упрямое желание добиться своего.

«Не будешь ты такой, — думала она о Жене. — Не будет по-вашему, — твердила Иринка и видела перед собой глаза Ивашкина, серые, убегающие. — Не спрячешь. Все равно найдем!» — говорила она ему и точно вырастала, становилась большой. И как мраморному обелиску видно было далеко-далеко, так и перед Иринкой открывались пока еще не совсем ясные дальние дали.

Однажды, но обыкновению, завернув на Женину улочку, Иринка еще издали увидела, как из калитки его дома вышла женщина. Иринка едва сдержалась от вскрика.

Пошла навстречу уверенная, что это Кристя. Но это была не она. И ставни на окнах были по-прежнему скрыты. «Значит, я ошиблась», — подумала Иринка, но тут же, пронзенная догадкой, обратилась к женщине.

— Скажите, тетя Кристина дома?

Женщина, не останавливаясь, оглядела Иринку и, почти не разжимая губ, выдавила:

— Да.

— А Женя?

— Господи Иисусе! — приподнимая глаза к небу, быстро перекрестилась женщина, натянула платок на брови.

Забегая вперед, Иринка требовательно повторяла:

— А Женя?.. Скажите, Женя дома?

Женщина остановилась, пожевала губами. Смотрела куда-то выше Иринкиной переносицы. Потом подняла руку — Иринка думала креститься, — и… сильно толкнула Иринку в плечо:

— Брысь с дороги!

Прищурившись, словно ей в глаза бросили песку, Иринка смотрела вслед женщине. Без горячки, без торопливости, как человек, который знает больше, чем ему сказали, она обдумала план действий.

«Отлично! — подвела она итог своим размышлениям. — А теперь к Хасану!».

Нет, где им, Ивашкину да Кристине, было обнести этих ребят! Они придумали такое, что и в голову бы не пришло ни тому ни другому. Возле Кристиного дома рос тополь. Ему, наверно, было сто лет; такой неохватный лишаистый был у него ствол, такие толстые крепкие ветви, что свободно удержали бы самого громадного таежного медведя, а не то что невесомого Шурика-Би-Би-Си.

Рано утром, когда еще город спал и только на центральной улице у базара сонный дворник, ступая по подсохшей, слюдяно блестевшей рыбьей чешуе, взметал из-под прилавков утиные перышки, раздавленные грузди и сине-сизые ягоды жимолости, Шурик-Би-Би-Си уже подходил к Жениному дому.

Он еще раз оглядел пустынную улицу и, легко подпрыгнув, в одну минуту оказался наверху, скрытый от глаз жилистыми листьями старого тополя.

Отсюда ему был виден весь Кристин двор с огуречными грядками посередине, с полынными зарослями, с которых уже осыпался серый цвет.

Зная, что сидеть придется долго, он устроился поудобней меж двух могучих ветвей. Третья ветвь была, как спинка у этого своеобразного кресла.

— И совсем неплохо, — сказал вслух Шурик. Похлопал себя по карману куртки — по бутылке с водой. В другом кармане лежал ломоть хлеба с маслом и аппетитный кусок рыбы, которую привез дед Назар и, как водится, раздал ее всю по знакомым и незнакомым людям.

Эта улица, наверно, любила спать. В городе уже слышались гудки автомашин, лошадиное ржание, где-то протрещал велосипед с самодельным мотором, а улочка, где жил Женя, все еще была пустынна и тиха.

Потом враз одна за другой захлопали калитки, и к повороту заспешили мужчины в спецовках, в костюмах — торопились на работу. Из одной калитки выскочила девчонка лет шести с загнутой косичкой, в одной рубашке. Подпрыгивая, заорала на всю улицу:

— Папка!

Один в спецовке остановился.

— Маманя сказала, чтоб ты в столовке обедал. Мы по грибы пойде-ем!

Мужчина махнул рукой, скрылся за поворотом. Девчонка еще попрыгала. Потом остановилась. Захотела поймать севшего на лавочку воробья, но он улетел. И девчонка тоже порхнула в калитку.

На Кристином дворе по-прежнему никого не было. Улица также опустела. Шурика невольно потянуло в сон. Он тряхнул головой.

— Ты только, смотри, ничего не пропусти, — говорил ему Хасан. — Нужно узнать, живет Женя дома или нет. Он может выйти во двор на минуту. Вот ты эту минуту и не проморгай. Сделаешь?

— Конечно, сделаю, — пожал плечами Шурик. — В чем вопрос?

— И не сделает он ничего. А потом наврет с три короба, — горячилась Катька. — Вот и узнаем все. Нашел кому поручить, — накидывалась она на Хасана. — Лучше дай я.

Шурик прямо в драку полез на Катьку. Не применяя самбо, Катька совсем по-девчачьи вцепилась ему в волосы и сама же завизжала на всю улицу. Их еле разняли. Катька, рассердившись на Хасана, убежала. А он, расстроенный Катьки ной обидой, еще раз сказал Шурику:

— Ну смотри, этого не сделаешь, никогда больше ничего не будем поручать.

«Будете, — с гордостью о себе подумал Шурик. — Вы еще не знаете, какой такой Шурик. Говорили до обеда сидеть, а я буду весь день, пока не увижу…»

Солнце поднималось медленно, как будто его кто-то придерживал, не давая добраться до зенита.

«И что это, правда, когда хочется чтоб быстрее, время, как на веревке, тянется», — опять подумал Шурик, зевнул, сорвал лист, бросил вниз. Но лист не упал, задержанный плотной кроной, остался у Шуриных ног.

«Хоть бы узнать, сколько часов, что ли?» — Взглянул Шурик на небо, но тут же скорее почувствовал, чем увидел, и Кристином дворе произошло изменение. Он быстро взглянул.

Кристина стояла на крыльце и тоже, как Шурик минуту назад, смотрела на небо. Потом перевела взгляд на дерево за забором. Шурик невольно сжался.

«Увидит или нет?» — заволновался он и затаил дыхание.

Пожалуй, Кристина ничего не заметала, потому что равнодушно перевела взгляд на свои грядки. А потом, подняв руки, начала скручивать в тугой узел свои распушенные длинные белые волосы, Шурик облегченно перевел дыхание.

Немного погодя она сходила за водой, полила огурцы, снова зашла в дом и больше не появлялась.

У Шурика от неподвижного сидения заболела спина. Он потер ее руками, переменил положение. Со скукой оглядел улочку. Ну хоть бы что-нибудь, хоть бы кошка пробежала…

— Никогда не думал, что у нас в городе есть такие улицы, — проворчал он. Достал кусок хлеба с маслом. Есть не хотелось, но, чтобы чем-нибудь заняться, начал лениво жевать, запивая водой.

«Если за мной кто-нибудь наблюдает, — невольно пришло ему на ум, — подумает, что я сумасшедший». Эта мысль его развеселила. Поминутно поглядывая на Кристин двор, он искал место, с которого можно было бы за ним подсматривать. Но больших и густых тополей, кроме этого, на улочке не было, на крышах тоже никто не сидел. И Шурик опять заскучал.

Наверное, еще через час улочка начала понемногу оживать: кто ходил за водой, кто с сумками спешил на базар. Затем появилась уже знакомая девчонка с загнутой косичкой, в цветном сарафане и с плетеной корзинкой, за ней — женщина.

«По грибы пошли, — подумал Шурик. — А в лесу сейчас хорошо. Птицы поют, на траву можно лечь… — Спина опять заныла. — А лучше всего сейчас в речку. Ох и хорошо бы проплыть до косы — и на песок… И вода, наверно, прелесть. А тут…»

Шурик с ожесточением вытер вспотевшее лицо.

— Вот черт! И солнце еще как следует не встало, а уже чего-то жарко, — буркнул он и снова переменил положение.

Пришел Хасан. Шурик его увидел и сразу обиделся. Чтобы не вызывать никаких подозрений, решено было никому из них здесь не появляться. Не доверяют, значит, проверить пришел.

«Ну, проверяй. Думаешь, у меня совести нет. Да я, может, больше вашего за Женьку переживаю. И не слезу с этого дереза, хоть умру…» — мысленно обращался он к Хасану, и от товарищеской несправедливости щеки у него пылали.

Шурик давно привык, что особенно ему никто не верит, но почему-то в первый раз это недоверие задело его.