Предоставленные сами себе, ребята обошли каждый угол нового дома. Они рассмотрели все «сокровища», выставленные напоказ в шкафу со стеклянными дверцами, по очереди попиликали на дедовой гармошке и вскоре загрустили – делать в доме больше было нечего, а огород был малюсенький, да и там не было ничего интересного, кроме переспелого гороха да огурцов.

– Серый, а давай к Сашке Фаустову в гости пока сходим, – предложил Славка. – Там у него на пригорке в огороде можно в войнушку поиграть или полепить чё-нибудь из пластилина.

– А что, это идея! – с готовностью согласился Серёжка.

Мама не возражала, и через полчаса они уже стояли на пороге Сашкиного дома.

Дом был большой, добротный, кирпичный, с асфальтированным двором за воротами и кирпичным же гаражом. За домом бушевали заросли малины – и все трое тут же залезли в них. Вскоре к ним присоединились Сашкина младшая сестра Лена и пришедшая к ней в гости вторая двоюродная сестрёнка Серёжки, Иринка. Девчонки были очень похожи: обе светленькие, хрупкие, улыбчивые, совсем ещё маленькие – было им года по три. Но, похоже, тем интереснее им было «обезьянничать» и обязательно делать всё то же, что и старшие братья.

Сашке это, похоже, уже изрядно поднадоело. Славка тоже снисхождения к ним не проявил. А Серёжке они показались очень даже забавными, и он с радостью предоставил им свою сторону малинника. Но вместо того, чтобы собирать малину, они почему-то дружно поедали глазами его. Наконец, до него дошло: «Они ж не могут дотянуться до ягод. Ростом не вышли!» Пришлось делиться своими ягодами – чему девчушки очень обрадовались и хором пропищали: «Спасибо!»

Скоро ползать по колючим зарослям наскучило, и они отправились на пригорок на дальнем краю огорода, где стоял сарай, набитый всякой строительно-ремонтной всячиной.

– Сашка, нам нужен молоток, гвозди и картон, чтобы построить аэродром, – объявил Славка. – Это у тебя в сарае найдётся?

В сарае нашлось всё, а с картоном повезло особенно – из обнаруженных полос плотного серого картона за десять минут были построены две взлётно-посадочные полосы, рулёжка и капониры для самолётов. На другом конце холма наспех соорудили некое подобие немецкой базы. Теперь можно было браться за самолёты.

Славка открыл взятую с собой коробку пластилина и раздал каждому по куску. Сашке достался синий, Серёжке – коричневый. Ну, а себе он, конечно же, оставил самый «самолётный» цвет – зелёный. Для винтов и шасси предназначался чёрный, а красный – для носа и звёзд.

«Кнопки»-сестрички, конечно же, увязались за ними и теперь сидели на траве, насупившись и поджав губки – пластилина-то им не дали…

– Ладно уж, остался ведь ещё кусок жёлтого. Берите, если хотите лепить! – предложил им Серёжка. Маленькие глазёнки вспыхнули благодарностью. Но лепить, похоже, сестрёнки ещё не умели. Поэтому, переглянувшись, они смущенно прошептали: «Мы лучше посмотрим».

Лепить самолёт было просто. Раз – раскатываем колбаску-фюзеляж, конец потоньше загибаем и расплющиваем в хвост, а из другого делаем нос. Два – из двух маленьких колбасок делаем крылья, а чтобы не обвисали в полёте, в середину каждого замазываем спичку. Три – прикрепляем крылья, вставляя спички в фюзеляж. Осталось вылепить и прикрепить к хвосту задние крылья, а на корпус – фонарь-кабину, колёса, пропеллер. И, конечно, вставить в крылья коротенькие спички-пушки. Вот и готов истребитель Ла-5 времён Великой Отечественной.

Рёв моторов – и тройка истребителей, разбежавшись по взлётке, круто уходит в воздух. Курс – на вражескую базу. Вот она показалась сквозь дымку облаков (это тлеет подожжённая сухая трава возле базы). Пикирование, прицельное бомбометание – и в базу противника летят комья земли, камни и зажжённые спички. Ещё один заход – огонь из всех пушек. База вспыхивает – а тройка самолётов уходит назад на бреющем, чтобы не попасть под огонь вражеских зениток… Задание выполнено, база уничтожена – и истребители, эффектно закрутив каждый по несколько фигур высшего пилотажа над аэродромом, один за другим садятся на взлётную полосу…

* * *

И снова за окном машины – поля, луга и перелески… Позади остались пыльные улочки Ельца и река Сосна, в которой они плескались все дни напролёт, вечерние посиделки и застолья у многочисленных родственников с обязательными частушками под гармошку и задушевными песнями. Впереди – неделя в гостях у бабушки Дуни.

– Пап, а пап, а что там есть интересного?

– Там – это где?

– Ну, у бабушки Дуни, в Лосивке.

– Деревенский дом с большим огородом и яблоневым садом, всякая домашняя живность – куры, утки, гуси, даже корова есть. Можно их кормить, можно ходить с пастухами пасти стадо на утренней зорьке, а днём плескаться в речке и ловить пескарей. В общем, скучать не придётся.

Серёжка несколько оробел от такого количества предстоящих дел. Ну, положим, с огородом и яблоками всё ясно – у них в Шаталово огородов аж два, и он был маминым главным помощником по огородным делам. И речка, и пескарей ловить – это тоже здóрово! А вот корова – как же с ней справиться? Она же такая большая! А если ещё и бодучая окажется? И гуси – тоже хороши! В Шаталово «кулацких» гусаков они обходили стороной, а те так и норовили броситься в погоню, вытянув свои длинные шеи, шипя и шлёпая по земле своими красными лапами-ластами. Может, здесь они не такие шипучие – нападучие?

– Пап, а как с гусём справиться?

– А зачем с ним справляться?

– Ну, если нападёт? Они вечно шипят и норовят ущипнуть побольнее.

– А, ну это просто – как увидишь гуся, ищи хворостину подлиннее. Их хозяева хворостиной гоняют – так они её боятся, как огня. Замахнёшься – сразу отстанет.

– Вон, оказывается, как надо! А мы от них только бегаем.

– Ну, это – тоже вариант. Но если гусь проворнее окажется – тогда уж хворостина…

Вооружённый новым знанием о борьбе с гусями, Серёжка довольно откинулся на диване.

«Волга» свернула с шоссе на просёлочную дорогу. По правую руку тянулся ряд стройных белоствольных берёзок, а дальше, в низине, темнел сосновый бор. Слева, насколько хватало глаз, до самого горизонта колосилась пшеница. Вот дорога пошла вниз, потом вверх, на горку. Наконец, показалась околица деревеньки, а справа под горой засеребрилась широкая лента речушки. Проехав через всю деревню, папа остановил машину у самого крайнего дома.

– Приехали! – объявил он. – Можно выгружаться.

Серёжка распахнул дверь, выпрыгнул на травку – и удивился, какая она непохожая на привычную ему, Шаталовскую. Это была даже и не трава вовсе – вся лужайка перед домом была сплошь покрыта зелёными головками аптечной ромашки, розовыми шапками клевера и кувшинообразными листьями какого-то неизвестного ему растения. А какой аромат стоял в воздухе! Пряный, медовый, густой – казалось, воздух вокруг настолько плотный, что его можно пощупать. Серёжка даже вытянул руку и попытался растереть его между пальцев…

Под ногами цветочный ковёр был плотным и упругим, и Серёжка, не задумываясь, скинул сандалии и пустился по лужайке босиком – до дороги, потом обратно, вокруг сложенного из известняка, как будто вросшего в землю амбара… Он остановился у машины, посмотрел назад и опять удивился – цветы медленно, но упрямо поднимали свои примятые его ступнями головки, и следы исчезали прямо на глазах. «Вот это чудеса!» – подумал он про себя и решил было рассказать всем об этом открытии. Но тут на крыльцо вышла бабушка – высокая, худая, в красном цветочном сарафане и синем платочке.

– Приехали мои дорогие унучеки! – всплеснула она руками. – Ой, да как выросли-то! Дайте-ка я вас хоть обойму!

И она прижала их с братом к себе своими натруженными, жилистыми руками.

– Миша, Валя, проходите в сени, охолонитесь чуток с дороги. Небось запарились в пути – глянь, жара-то какая стоит! Попейте молочка холодного – в хате на столе крынка стоит, только из подполу достала.

Серёжка второго приглашения ждать не стал и рванул в дом. В сенях действительно было прохладно – как в подвале жарким днём. Он шагнул в комнату, подошёл к столу, бережно взял в руки запотевший глиняный кувшин и аккуратно, чтобы не расплескать, налил себе тягучего, густого молока в алюминиевую кружку. Первый глоток – самый вкусный, и он смаковал его целую вечность. За ним – второй, третий… Он жадно выпил всю кружку и, когда прохлада студёного молока разлилась по всему телу, подумал: «Разве может быть в целом мире что-нибудь вкуснее?»