Опираясь на авторитет Гаста, Викерс уже направил моджахедам целый поток нового разнообразного вооружения, но это было лишь полдела. Он пришел в ужас, когда узнал о том, что Агентство предлагает моджахедам лишь четыре или пять тренировочных курсов по тактике и вооружению продолжительностью не более одной недели. Теперь под руководством полковника морской пехоты Ника Пратга — того самого моралиста, который возмущался манерами Чарли Уилсона в Египте, — Агентство учредило 20 разных курсов по широкому спектру дисциплин партизанской войны, иногда продолжавшихся более одного месяца.

Гасту казалось, что моджахеды обладают некой врожденной способностью к обучению военному делу. Его военные специалисты, одетые в шальвары, с бородами и в тюрбанах, отправлялись готовить афганцев в пакистанских приграничных лагерях. Их учили не только стрельбе из нового оружия, но и координации действий в бою и проведению разнообразных операций — от городских актов саботажа до огромных засад.

Ближе к концу года Агентство начало поставки радиопередатчиков, оборудованных системой смены частот и импульсными шифрами. Теперь вместо того, чтобы целыми днями ждать гонцов, трясущихся на лошадях, такой командир, как Измаил-Хан в Герате у иранской границы, мог наладить мгновенную связь с пакистанской разведкой. Оснащенные простыми радиопереговорными устройствами, эти «библейские воины» наконец смогли переговариваться друг с другом в бою и координировать атаки.

В том году люди из технической службы Арта Олпера изобрели небольшое устройство, которое моджахеды могли носить с собой для раннего оповещения о приближении штурмовых вертолетов. Прошло еще много долгих месяцев, прежде чем Викерс развернул свою «симфонию вооружений» для борьбы со смертоносными МИ-24, но этот экзотический датчик шума оказался даром свыше. Он не только предсказывал приближение вертолета, но и определял направление и таким образом давал афганцам время для укрытия. На всех фронтах ЦРУ превращало повстанцев в гораздо более хитроумную и смертоносную ударную силу.

В тот период лишь горстка людей понимала роль Викерса, скрывавшегося за низким служебным рангом GS-11. Он мог отправиться в Англию и провести переговоры о закупке «Блоупайпов» и вернуться на следующий день, потом отбыть в Пакистан на четыре дня и вернуться на двое суток, провести семьдесят два часа в Китае, размещая заказы на сотни миллионов долларов, и снова вернуться на шестой этаж Лэнгли с таким видом, будто никуда не уезжал. «Он был нашим мозгом, — объясняет Авракотос. — Я не мог держать его вдали от себя более четырех дней подряд».

Когда дела обернулись плохо и военные сводки заставляли думать, что все потеряно, Викерс подбадривал Гаста. Вполне логично, объяснял он, что Советы наконец решились сделать свой ход. Что касалось спецназовцев, Викерс предположил, что даже в их появлении есть нечто многообещающее.

Выступая в роли наставника, он объяснил Гасту, что ни одна нормальная армия не использует своих самых ценных солдат для подавления повстанческих отрядов. Обучение спецназовцев эквивалентно по стоимости подготовке пилотов реактивных истребителей, с такими молодцами нельзя обращаться как с обычным пушечным мясом. «Ты же не пошлешь меня возглавить рейд на кабульский гарнизон, — продолжал он. — Это пустая трата ценного материала. В их действиях есть некий элемент отчаяния».

Беседы с этим невозмутимым стратегом всегда успокаивали Авракотоса. Викерс в своей белой рубашке и галстуке, поблескивая глазами из-под круглых очков, неизменно реагировал на подобные кризисы так, словно его просили решить простую арифметическую задачку. Авракотос был не на шутку встревожен действиями спецназа и настаивал на быстрой выработке ответных мер.

Вскоре Викерс устроил совещание с тремя оперативниками из военного отдела и двумя ведущими специалистами Пентагона по нерегулярным боевым действиям. Через несколько дней трое сотрудников Агентства объявились в Пакистане, вооруженные конкретным списком контрмер для воинов ислама. К примеру, в соответствии с одной тактикой моджахеды должны были заманивать спецназовцев в стесненные районы, заранее заминированные и перекрываемые пулеметным огнем. Вскоре афганцы устроили настоящую охоту на спецназовцев; она никогда не была легкой, и им приходилось платить высокую цену, но, по крайней мере, теперь они могли поквитаться с противником.

Военный штаб Гаста в эти дни бурлил патриотической энергией. Военные эксперты всегда заходили к нему перед отправкой на миссию. По словам Авракотоса, «послать одного из этих людей в Афганистан было все равно что дать Ицхаку Перлману скрипку Страдивари. Дайте такому парню автомат Калашникова, и можно считать, что он у себя дома. Он внезапно перестает быть унылой задницей на побегушках и становится достопочтенным убийцей».

Судя по воспоминаниям одной из секретарш Гаста, в то время она была «окружена героями». Для этой женщины зрелище Викерса, отращивавшего бороду перед поездкой, или Авракотоса, прощавшегося с военными специалистами, отбывавшими в Пакистан, было подобно сценам из кинофильма о Второй мировой войне, где пилоты Королевских ВВС отправлялись сражаться с люфтваффе. На самом деле сотрудники военного отдела не принимали личного участия в боях. На всем протяжении войны ЦРУ строго воспрещалось направлять американских агентов в Афганистан[51]. Фактически большую часть времени им разрешали лишь обучать пакистанцев, которые, в свою очередь, учили афганцев.

Некоторые сторонники жесткой линии регулярно жаловались по этому поводу и утверждали, что действия американцев были бы более эффективными, но Авракотос и Викерс понимали, что прямое участие будет прологом к катастрофе. Кроме того, они высоко ценили сотрудников ISI, военной разведки генерала Ахтара, многие из которых были опытными и хорошо подготовленными людьми (некоторые прошли подготовку в американской школе специального назначения в Форт-Брэгге).

Кроме того, они знали, что для американцев, не исповедующих ислам, будет абсурдно сопровождать афганских «священных воинов» в бою. Пакистанцы, многие из которых имели пуштунское происхождение, говорили на том же языке и разделяли с афганцами их религию. Теперь они постоянно отправлялись вместе с моджахедами в качестве советников во время боевых вылазок в Афганистан. Гаст знал, что этот факт может причинить ему крупные неприятности из-за запрета на любое вмешательство ЦРУ. «Я обошел это затруднение, задав вопрос, есть ли у пакистанских советников какая-то доля пуштунской крови, — объясняет Авракотос. — Когда я получил положительный ответ, то сказал: “О кей, значит они не пакистанцы, а пуштуны или таджики”».

В этой ситуации был еще один плюс. Поскольку большинство инструкторов ISI были фактически кровными братьями афганцев, они могли совершать поступки, которые стали бы политическим самоубийством для американцев. К примеру, они не испытывали никаких колебаний, когда речь шла о подготовке к актам саботажа и убийства. В отличие от своих американских коллег, они даже могли предлагать денежные призы за уничтожение наиболее ценных объектов.

Не слишком задумываясь об этом, офицеры ISI пропагандировали ценность избирательного убийства. Они убеждали моджахедов, что некоторые враги имели более важное значение, чем остальные. Они учили своих афганских подопечных определять советского генерала или командующего офицера по его расположению в группе солдат. Теперь воину ислама было легче выбирать нужную мишень для первого выстрела: он не только знал, кто является командиром, но также понимал, что чем выше ранг убитого советского военнослужащего, тем большую награду он получит в Пешаваре[52].

Во многих отношениях сам ход боевых действий меньше всего заботил Гаста Авракотоса в 1985 году. Он оставил оперативные решения на Викерса. Его схватки происходили на других аренах. В том году он должен был решить особенно щекотливую проблему с могущественной пакистанской разведкой, через которую ЦРУ приходилось проводить все свои операции.