— На пулемете работаю.

Перед храбростью Мухамедьярова отступает смерть. Умение Мухамедьярова воевать так велико, что ему подчиняется его военное счастье. На его пулемете было шесть заплат. В одном из последних боев его совсем разбило миной. Но Рахим Мухамедьяров не получил еще ни одной царапины. Война любит храбрых. Она щадит их в бою.

Он будет носить Красную Звезду.

Красная Звезда — военный орден, которым теперь отмечается храбрость в бою. В сознании советского народа она является символом воинской доблести и славы. И того воина, кто носит ее, народ считает своим верным сыном, который в огне сражений беззаветно отстаивает честь и свободу Родины…

Шизнь Рахима Мухамедьярова на двух войнах с немцами — яркий показатель того, что отвага и храбрость вечно живут в нашем народе, живут и славят наше оружие.

9 сентября 1943 г.

Евдоким Чугаев

Эта ночь была очень тревожной. Гвардии сержант Евдоким Чугаев, командир взвода противотанковых орудий, давно обжился в огне войны. Но он беспокоился за своих людей. Два месяца, не зная отдыха и покоя, он учил их трудному и сложному искусству истребления фашистских танков. Он добился того, что его расчеты прославились на всю часть слаженностью, четкостью и быстротой работы, меткостью стрельбы. Но это было в учебной обстановке. А как молодые бойцы будут вести себя на поле боя? Сумеют ли они сражаться так, чтобы не посрамить своей воинской чести?

Волнуясь, Евдоким Чугаев подходил то к расчету Морозова, то к расчету Степанова и шепотом выведывал:

— Ну, как делишки?

— Все в порядке! — безмятежно отвечали бойцы.

— Самое главное — не отставать от пехоты! — поучал Чугаев. — Идти смело, помогать ей огнем…

В полночь Евдоким Чугаев сбросил шинель и приказал бесшумно тащить орудия за пехотой, которая начала выдвигаться вперед. Кто-то спросил его:

— А шинель зачем оставляете?

— Э-э, ясное море! — весело ответил Чугаев. — Зачем она теперь?

Тогда все посмотрели на богатырскую фигуру Чугаева и с какой-то особенной силой почувствовали, что предстоит горячий бой. И многие бойцы тоже сбросили шинели…

Солнце стояло над высоткой с гребешком кустарника. В низине, поросшей бурьяном, были замаскированы пушки Евдокима Чугаева. В щелях сидели бойцы. В стороне от них — стрелковые окопы. Из-за их брустверов, прикрытых увядшей травой, там и сям поблескивали каски.

Евдоким Чугаев был настроен бодро и радостно. Он гордился, что его расчеты с честью выдержали первое испытание. Они двигались и сражались вместе с пехотой. Они бесстрашно отбивали вражеские контратаки. Теперь перед ними была поставлена задача — удержать отвоеванный рубеж.

За высоткой вдруг зарычали, взвыли моторы. Бойцы забеспокоились:

— Танки! Танки!

Стараясь сразу же создать атмосферу деловитости и спокойствия у своих орудий, Евдоким Чугаев приподнялся, переспросил почти беззаботно:

— Где они?

— За высоткой!

— Эх, ясное море! И верно: идут! — воскликнул Чугаев и, точно давно хотел видеть немецкие танки, добавил: — Наконец-то!

Первый танк, скрипя и лязгая гусеницами, показался у высотки. Остановившись у кустарника, танк ударил из орудия. Когда над низиной с мягким шелестом пролетел снаряд, многие из бойцов, стоявших наготове у пушек, тихонько ахнули:

— «Тигр»!

Подав команды, Евдоким Чугаев сам встал у первой пушки. Его снаряд ударился в лоб танка и, взвизгнув, пошел высоко в небо. Вслед за ним два раза ударил Степанов. Его снаряды, тоже визжа, отскочили от танка, оставляя за собой огненные хвосты. Евдоким Чугаев сразу вспотел, но сдержал волнение, тихонько сказал притихшим бойцам:

— Эх, ясное море! И верно: «тигр».

Но в этот момент «тигр», взрывая землю, повернулся боком — и Евдоким Чугаев, боясь, что будет упущен момент, крикнул, почти задыхаясь:

— Огонь!

Ударила одна пушка. Над «тигром» рыжей гривой вдруг заиграло пламя. А в танке раздался взрыв, и клубы дыма заслонили солнце.

Левее высотки показалось самоходное орудие. Оно пересекало небольшую поляну. Степанов мгновенно ударил из своей пушки в его борт. Этот выстрел оказался тоже удачным: снаряд угодил в боеприпасы. Раздался такой взрыв, что дрогнула земля. Вражеское орудие разнесло на куски.

Удачи обрадовали бойцов. Они закричали:

— Давай еще!

Через несколько секунд на опушке леса и в самом деле показалось второе самоходное орудие. На этот раз работала пушка Морозова. Дернулась раз, второй — и над немецким орудием взлетело, обжигая кусты, огромное пламя…

Первая контратака была отбита.

…Ночью Евдоким Чугаев перетащил свои пушки на новое место. Бойцам не пришлось отдохнуть, но они встретили новый день с одной мыслью — так же удачно, как начали, продолжать бой.

С утра немцы открыли сильный огонь из минометов и орудий. А около полудня вновь пустили в ход танки. Они показались у опушки леса.

Бойцы Евдокима Чугаева бросились к пушкам. Первыми же снарядами Степанову удалось зажечь один танк. По другому бил Морозов. Танк открыл ответный огонь. Один снаряд вдруг ударился в дерево, что стояло рядом, и осколком сшибло с ног Морозова. Он упал у лафета своей пушки. Бойцы бросились к нему, а той секундой Степанов, подскочив к пушке, дал выстрел — и снарядом, что не успел выпустить Морозов, вражеский танк был подбит. Остальные повернули обратно в лес.

Вторая контратака была отбита.

Так Евдоким Чугаев и его бойцы бесстрашно отстояли свой рубеж…

Морозова похоронили у дерева, разбитого снарядом. Сняв пилотки, бойцы долго, в горестном молчании стояли у могилы храброго воина, и Евдоким Чугаев от имени всех клятвенно произнес:

— Спи, дорогой друг наш! Спи спокойно: мы прогоним врага с нашей земли! Мы завоюем победу. И всегда мы будем поминать тебя добрым словом: ты честно сражался и пал в бою за счастье нашей Родины!

18 сентября 1943 г.

Мы из Сибири

В небольшом перелеске, где только что прокатилась война, были выстроены в строгий ряд несколько бронемашин с ветками на башнях и стволах орудий. Впереди машин встали экипажи — рослые, широкоплечие люди в новых комбинезонах. На их лицах живо играли тени от листвы берез. Когда на поляне показался командир части, один из них четко вышел вперед и, отдав честь, начал рапорт гордо:

— Мы из Сибири!…

Это был командир бронероты старший лейтенант А. Мартюков. Он рассказал, как у патриотов Новосибирска родилась мысль скомплектовать из добровольцев бронероту и отправить ее на фронт в одну из гвардейских сибирских частей. За короткий срок они собрали необходимые средства, приобрели машины, покрыли их броней, вооружили пушками и пулеметами, снабдили боеприпасами, — одним словом, полностью подготовили к бою.

Выслушав рапорт, командир части передал благодарность сибирякам за их заботу о Красной Армии и объявил, что считает роту вступившей в боевой строй. Тут же он вручил всему личному составу роты гвардейские значки.

— Мы принимаем вас в свою гвардейскую семью, — сказал он, — и надеемся, что вы прославите в боях наше Гвардейское знамя и то оружие, что вручили вам патриоты Сибири.

Через два дня бронерота вступила в бой.

Стояла темная ночь. На западе полыхало большое зарево: горела подожженная фашистами деревня за небольшой речкой. Вечером она была занята нашей пехотой. Но дальше пехота продвинуться не могла: враг вел сильный огонь. Бронерота Мартюкова получила приказ — оказать помощь пехотинцам, расчистить им путь вперед.

В первый бой пошли три машины — гвардии младшего лейтенанта Кропотухина, гвардии старшин Лобковского и Грищенко.

Долина речки болотистая, покрыта кустарником. На каждом шагу здесь окопы, щели, воронки от снарядов и бомб, наполненные водой. Куда ни кинься — бездорожье. Трудно было пробираться темной ночью на тяжелых машинах по этим местам. Но экипажи действовали смело, решительно, настойчиво. Это стоило больших трудов, но экипажи незаметно для противника вывели машины к реке, а потом форсировали ее вброд.