WUKO

, то есть после каждого проведенного удара участников останавливают, разводят и оценивают. Это был мой первый бой на соревнованиях. Я нанес первый удар — налетел на противника ударом ноги в живот, и он упал. В зале было много болельщиков из разных спортклубов — толпа взревела. В этом эпизоде картинка, которую мой ум связал с ярлыком «сила», была такой. Рефери слева жестом руки вниз дает оценку «вазари». Рефери справа тоже. Напротив стоит противник, стройный черноволосый парень с правильными чертами лица. Мы пронзаем друг друга глазами. Под ногами желтый пол с синими полосками, покрытый мягкой, словно резиновой, приятной на ощупь краской. В нем отражается свет, который льется сверху из мощных ламп. Вокруг, по сторонам зала сидят болельщики — большое кольцо людей, белые пятна лиц на фоне массы одетых в темную зимнюю одежду тел. В картинке мои сжатые кулаки и запястья рук, выдвинутых вперед, и край рукавов кимоно. Эмоции — ярость и радость. Мне хорошо. Чувство всесилия — кажется, что я в центре мира. Я хочу разорвать противника. По вискам, щекам, шее и верху спины вниз бегут мурашки. Спина сильно распрямлена, хотя обычно я сутулюсь. Руки выдвинуты вперед и в стороны, наполнены силой. Начали сливать «силу» и «слабость» по заданному алгоритму. Обе картинки постепенно поблекли. В «слабости» желание оправдываться превратилось в желание возразить, а потом — в безразличие. Ощущение сжатости в теле исчезло. Взгляды тренера и ребят потеряли эмоциональное наполнение. Все поблекло. В «силе» — все то же. Желание порвать противника превратилось в ничто. Блестящий пол и яркий свет, которые почему-то хорошо запомнились, потеряли насыщенность. Как и рефери, люди вокруг и противник. Все они стали прозрачными статистами пустой картины. Анатолий сказал, что процесс продвигается хорошо. Продолжили работать — картинки поблекли еще больше, как будто на них прозрачные профили, которые я могу заполнить краской с помощью воображения, если хочу, но сами по себе пустые. Когда картинки исчезли в никуда, Толя задал контрольный вопрос: — Игорь, сейчас ты можешь почувствовать разницу между силой и слабостью? — Нет, — говорю, — не могу. Могу объяснить, что я имел в виду, но это отнюдь не очевидно. По пути домой я рассматривал мужчин на улице и в метро. Задавался вопросом: что такое сила и слабость? Смотрю на мужиков — выбирая тех, кто на вид покрепче, и думаю: «Кто из нас сильный и слабый?» Хотелось понять то, что раньше было очевидным и как-то пугающим — я априори считал себя слабее других, хотя много занимался спортом. Смотрю на парня, телосложением напоминающего медведя. «Например, вот этот мужик, возможно, крепче меня, — думаю, — ив случае столкновения лучше бить его тяжелым предметом, чем кулаками». И тут же понимаю, что сам по себе факт его физического превосходства — которое, кстати, не так уж очевидно, — не вызывает у меня никаких эмоций. Заглядываю в лица крупногабаритных мужчин в надежде увидеть силу. Они почему-то сразу отводят глаза… Инструменты «Духовных технологий» оказались весьма интересной игрушкой. Я больше не развлекал себя чтением, телевизором, компьютером, бесцельными прогулками и чем-то еще, как прежде. Я проводил процессы Глубокого ПЭАТ. Это были удивительные путешествия, которые невозможно купить в турагентстве, но можно отправить себя туда совершенно свободно в любой момент из любого места. Побочным эффектом этих развлечений стало осознавание того, как устроена моя жизнь, моя природа, моя Вселенная. Я делал это еще две или три недели, каждый день по три — пять часов. Я стал получать удовольствие уже не от новых возможностей, а от процесса открывания новых возможностей. Почти перестал удивляться открытиям. Стал часто замечать себя в состоянии беспричинного счастья. Запах и вкус горячего картофеля, холодное стекло, сквозь которое видна автомобильная пробка на проспекте Маршала Жукова, грязный снег, и мысль: «Я просто существую — это так прекрасно!» Я делился открытиями в своем блоге. Один из парней, раньше мы с ним много дискутировали, заявил, что я неадекватен: — Ты хоть осознаешь, что вылетаешь из социума?! Ты ненормальный! Я задумался, стараясь понять, что он имеет в виду. «Неадекватность» — термин, означающий неспособность человека понимать других и жить в соответствии с общепринятыми правилами, которые имеют силу неписанного общественного соглашения. Но чаще всего мы используем это слово в качестве ярлыка, который присваиваем человеку, чьи мысли, убеждения, поступки, ценности, образ жизни и что-то еще не похожи на наши. Еще проще — в значении слова «дурак». Или — «плохой». Кто-то не такой, каким должен, по моему мнению, быть? Понятное дело, придурок. Ненормальный. Неадекватный. Не такой как все нормальные люди. Ну а поскольку под «нормальными людьми» мы имеем в виду тех, кто разделяет нашу картину мира, то неадекватным кажется каждый, кто от нас в чем-то сильно отличается. Особенно пугает, если он был таким же и вдруг начал непредсказуемо изменяться. — Знать бы, что ты имеешь в виду под вылетанием из социума, — ответил я. — Можешь пояснить, чем я «вылетевший» из социума отличаюсь от тебя «остающегося» в социуме? Вместо ответа он меня просто послал, чем вовсе не разозлил, но развеселил и растрогал… После нескольких процессов, проведенных самостоятельно, я заметил, кроме прочих открытий, как изменилось мое отношение к женщинам. Сексуальное восприятие осталось, а сексуальное напряжение исчезло. Я пришел к тренеру, у которого был на Трансформации, и сказал: — Миша, у меня такое странное состояние, я не испытываю потребности в женщинах. Все женщины из моего окружения перестали иметь для меня сексуальный смысл. Они стали как сестрички, или как маленькие девочки. Только трех я воспринимаю в сексуальном контексте, остальных — нет. — Ну и в чем вопрос? — Я никого не хочу. Я раньше был сексуально озабоченным. Чтобы воспринимать себя мужчиной, мне нужно было быть интенсивно востребованным у женщин. А сейчас — тишина. И мне хорошо. Это так непривычно, что я даже беспокоюсь. Он посмотрел на меня ровным, безэмоциональным взглядом и спросил: — Ты когда в последний раз ел? — Три часа назад. — А сейчас есть хочешь? — Нет. — Ну-у-у-у, — протянул он комично, — это ненормально. Должен хотеть есть постоянно! А если не хочешь есть постоянно, это ненормально… Получив обратную связь, я сразу же осознал причину своего беспокойства. Дело в том, что совсем недавно женщины были нужны мне для подтверждения самоидентификации. После проработок Глубоким ПЭАТом моя зависимость от признания окружающими в качестве мужчины исчезла. Никому ничего доказывать не надо. Ни другим, ни себе. Я тот, кто я есть, и такой, какой есть. Секс как способ подтвердить самоидентификацию — исчез. Хочется быть только с теми, кто действительно нравится и близок. Результат — наслаждение безмятежностью. Через некоторое время мое предположение подтвердилось. Я провел процесс ГП на тему своей сексуальности и осознал, что мой интерес к женщинам всегда был из двух аспектов. Условно говоря, нормальный и социальный. Первый — естественный, обусловленный природой. Второй можно сформулировать так: «женщин надо хотеть, потому что мужчина так должен». Проработав свою самооценку, я обнаружил, что потребность в самоутверждении за счет женщин исчезла. Или, по крайней мере, исчез какой-то важный ее аспект. Исчезла и пружина, «напрягающая» гипертрофированный интерес к женщинам. Видимо, началась адаптация психики к отсутствию прежних глюков, вот я и «успокоился». Вместе с тем из памяти начали вылезать совершенно удивительные фрагменты прошлого, которые я давным-давно забыл и которые были чем-то очень важны. Например, эпизод из детского садика, где я впервые ощутил секс. Мне и моим сокамерникам по детсаду было лет по пять. У нас были две воспитательницы — статные тетушки Мария Степановна и Тамара Павловна. И вдруг появилась она, юная сучка лет двадцати с небольшим. Наверное, она была только что после педучилища, не знаю. В сущности, она сама еще была ребенком. Но — ребенком, сексуально созревшим. Я запомнил ее за черные волосы и сексуальность. У нее была какая-то косметика на юном лице, а на теле уже проросли какие-то небольшие сиськи. Однако ее сексуальность была не в форме тела, а в том, как она смотрела на нас. С сексуальным интересом. Я знаю точно, потому что помню, что чувствовал, когда она смотрела на меня. Она со мной играла, сучка. Да, пожалуй, главное, почему я выделил ее из числа остальных людей, — мы с ней играли. Я и она. Она была старше раза в четыре. «Молодой педагог». Наказывала меня за отказ пить кисель из сухофруктов. Я вовлекся в ее игру. Стал ее цеплять, чтобы вызвать у нее эмоции и получить еще больше внимания. Однажды принес в садик большую конфету: шоколадная глазурь, внутри вафли и шоколадная начинка, размером с большую шоколадку, на обертке какой-то ушастый заяц. В те времена такие сладости были в дефиците. Я специально принес эту конфету в садик, чтобы скушать демонстративно перед ней. Поделился только со своим дружком — чернявым кавказцем, с которым мы всегда хулиганили, вместе получая обильных люлей от воспитательниц. Поместив себя с конфетой в ее поле зрения, я как бы сообщил ей персонально: «У меня есть кое-что, чего ты сильно хочешь, потому что это вкусно, но я тебе это не дам, и ты меня не сможешь заставить!» Я интуитивно знал, что она вправе заставлять меня что-то делать, например, пить кисель, потому что это правило общее для всех, а заставить поделиться конфетой не вправе. В общем, я насладился конфетным насилием над большой девочкой. Я хорошо помню, что во время поедания конфеты был в контакте вовсе не со вкусом конфеты, а с ощущением ее ревности к конфете. Однако после этого произошло нечто неожиданное. Когда конфета была уже съедена, она подозвала меня и спросила с упреком в голосе: — Почемуты меня не угостил конфетой?! Если бы я тогда мог изъясняться как сейчас, я бы ответил: — Потому что именно это я и хотел — чтобы ты увидела конфету, захотела, и почувствовала, что у меня есть что-то, что ты очень хочешь, но не можешь требовать. Только просить. А я могу дать или не дать. Поэтому ты от меня зависишь. Как я зависел от тебя, когда ты заставляла меня пить кисель из сухофруктов. Это была игра во власть. Но я не мог сказать всего этого — хотя бы потому, что не знал таких слов. Да и вообще, выражал себя преимущественно через чувства. У детей всегда так: чтобы передать свое пожелание, например, маме, ребенок создает в себе определенное состояние, которое мама (если она сохранила хоть какую-то чувствительность) улавливает, и вопрос решается. Потом человек взрослеет и начинает думать и общаться с миром посредством сложных речевых конструкций, одновременно натренировавшись подавлять свои эмоции, и уже не может входить в контакт с другими через тонкие чувства. А маленький ребенок только через них и может. Так вот, я не мог ничего сказать в ответ на ее наезд и сделал две вещи: состояние растерянности и виноватое лицо. Она делала строгое лицо, отчитывая меня. Моя затея удалась даже больше, чем я предполагал. Я хотел, чтобы она ударилась лбом в ограниченность своей власти, а она неожиданно для меня расширила ее, злоупотребила — наехала с обвинением, мол, я обязан чувствовать себя плохим, потому что не учел ее конфетные интересы. Ее поступок вызвал у меня сильные чувства, которые трудно отнести к чему-то хорошему или плохому. Просто сильные, очень интенсивные… Потом я прятался от нее. А еще мы с моим другом-кавказцем подглядывали под столом, какие у нее трусы. (Белые). Потом она о чем-то ябедничала моим родителям, и они долго объясняли мне, что таким, какой я есть, быть нельзя, потому что это вызывает недовольство у некоторых людей… Они подавали свои поучения в упаковке «правил хорошего поведения», но я сканировал их мгновенно — они боялись. Я чувствовал в них страх. Лишь сейчас я понимаю, что они просто боялись людей, от которых, как им казалось, зависели, и проблема была в том, что они считали себя слабыми и зависящими от всего мира. А тогда я ничего такого не понимал, лишь ощущал страх в них. Они, спасаясь от своего страха, старались запугать меня. И грузили пугающими нравоучениями. Я давал родителям свое любимое обещание «я больше так не буду» и, придя в садик, искал способ, как задеть красивую воспитательницу так, чтобы у нее не было предлога жаловаться родителям. Тем не менее, она снова жаловалась, просто притянув какой-нибудь левый предлог. Чтобы насладиться властью и наказать меня, ей приходилось врать моим родителям. Ну правда, не могла же она сказать им: «Ваш сын сегодня опять улыбался, глядя на меня». Звучит нелепо. Вместо этого она говорила: «Ваш сын опять шумел во время тихого часа». Кстати, это было правдой, мы всегда бесились в тихий час, вот только она не жаловалась по этому поводу родителям других детей. Только моим… Вот такие интриги устраивала эта сука. В общем, наша с ней история была красивее самого страстного романа. В смысле наполненности яркими ощущениями. Это и был мой первый секс. Все это я вспомнил и осознал после одного из процессов Глубокого ПЭАТ. Тут же прояснилась странная закономерность: меня всегда привлекали стройные черноволосые женщины с небольшой грудью. Такой же внешностью обладала моя первая девушка. И моя любимая бывшая, с которой так долго были вместе. И другие. И даже когда я только начал мастурбировать в подростковом возрасте, представляя себе какую-то женщину, это был один и тот же типаж. У меня была лишь одна блондинка в жизни, но с ней не было страстных отношений, восторга, депрессии, тоски, безумного влечения — просто хороший секс и нежная дружба…. По мере проработки разных аспектов своей жизни и личности я осознал, что интереснее всего общаться с чокнутыми. Не с психически больными, разумеется (хотя это было бы интересным опытом), а с людьми, существенно отличающимися от большинства. Причем так было всегда, только я этого не понимал, потому что думал, что надо быть «нормальным» человеком и, как следствие, общаться с «нормальными». Де-факто общение с нормальными людьми почему-то всегда оборачивалось взаимным лицемерием, мелкими обидками и постоянным соревнованием на тему «у кого больше». Но теперь производить впечатление и подчинять себе кого бы то ни было мне как-то не очень хотелось. Хотелось только быть среди тех, с кем интересно. А интересно с неординарно мыслящими людьми. Выражать себя и принимать новое. Становиться больше за счет открытия новых аспектов жизни. С другой стороны, мне стали неинтересны игры, в которые играет спящее большинство в своем унылом обывательском формате. Интересно с людьми, выражающими себя настоящих. Поэтому я решил пройти тренинг личностного роста Лайфспринг. Я слышал много пугающих предостережений о нем, и потому еще больше хотел его пройти. Когда я сказал об этом одному из приятелей, он ответил: — Да ты что?! Я про это читал в интернете! Там гипноз, внушения, манипуляции! Там из людей делают рабов! — Не волнуйся, — сказал я в ответ. — Никто не может загнать меня в рабство, кроме меня самого. Манипулировать человеком можно только через страх. А я уже познакомился со своими страхами и даже освободился от некоторых. Мне понравилось. Все будет хорошо. — Ты не понимаешь! Там зомбируют! Из тебя там сделают послушного раба! Это же секта! Он смотрел на меня озабоченно. Вытаращенные глаза, наморщенный лоб, испуг, готовность отчаянно отговаривать. Мне показалось, что, пытаясь переубедить меня, он на самом деле запугивает себя. Ему самому хочется, но он себе отказал, потому что страшно, и теперь он хочет запугать меня, чтобы утвердиться в верности своего продиктованного страхом решения. — Ну что ж, — ответил я весело. — Секта так секта. Значит, буду сектантом. 22. ПРОСТО ТАК …Уже почти два десятка лет в России внедрена и активно работает технология насильственного изменения личности и мировоззрения с неизвестными задачами и целями, разработанная в США сомнительными деятелями… … «Лайфспринг» и его клоны фактически разрушают важнейшие общекультурные и национально-культурные достижения и заменяют их примитивизированными шаблонами, удобными для манипулирования и для разъединения (десоциализации) людей, часто основывая свою идеологию на превосходстве над другими людьми… … Наиболее точное определение таких изменений, описываемых близкими и родственниками, — превращение живых, «многоцветных», отношений в механистические «черно-белые», резкое возникновение равнодушия к вчера еще любимым людям… … Весь этот бизнес стоит на искореженных судьбах людей, разбитых семьях, испорченной психике и разрушении будущего у людей… Евгений Волков, философ, психолог Строго говоря, никакого Лайфспринга не существует. Этот тренинг, созданный в 70-х годах в Америке, давным-давно исчез. Но оставил после себя множество аналогов, сделанных на его основе. Название «Lifespring» в переводе с английского означает «Весна жизни». Тренинг, судя по описанию прошедших его людей, позволяет «заново родиться», открыть для себя прелесть жизни такой, какая для большинства взрослых людей давно утрачена. Между тем многие люди, в том числе и прошедшие этот тренинг, утверждали, что «новая жизнь» — внушенная иллюзия, самообман, а на самом деле на этом тренинге людей делают психологически зависимыми, безвольными рабами тренера, который становится для осчастливленных идиотов чем-то вроде живого божества, постоянно внушающего им, что они счастливы ровно настольно, насколько подчиняются ему лично. В общем, зловещая секта. Я решил проверить, чем этот тренинг обернется для меня. Поздней осенью 2007 года, еще до Трансформации, я посетил презентацию тренинга, построенного на матрице американского первоисточника, в одном из московских тренинговых центров. Презентация в исполнении ведущего тренера по имени Роман произвела очень сильное впечатление. Он просто говорил с залом, в том числе со мной, но меня «вставило» так, будто мой тренинг уже начался. Крепкий черноволосый мужчина среднего сложения, лет сорока с небольшим на вид, с морщинистым лицом, хорошо поставленным голосом рассказывал, что такое тренинг и как он влияет на жизнь человека. — Из того, что человек может сказать о себе, есть «я знаю» и «я не знаю», — говорил Роман, сидя на высоком стуле в большом зале, лицом к слушателям. — Например, я знаю, что умею говорить по-английски. Я знаю, что я сейчас нахожусь в Москве. Но есть еще кое-что. «Я не знаю»! Это самая обширная часть. Многие люди обладают огромными способностями, о которых даже не подозревают. Есть также то, что человек о себе вроде бы знает, но не верит, что это к нему относится. Он мечтает о прибавке к зарплате в несколько сотен долларов, но не помышляет претендовать, например, на пять тысяч долларов. «Кто я такой, — говорит он себе, чтобы мне столько платили?» Человек за много лет жизни привык видеть себя в каком-то образе и не смеет думать о чем-то другом. Даже в самых смелых мечтах он не выходит за пределы представлений о себе. За пределы, которыми сам себя ограничил! Я сидел на первом ряду слева. По мере того, как тренер рассказывал, по залу пробегал шелест эмоций, вздохи, смех. — Кто из вас хочет много зарабатывать? — спросил тренер, когда речь шла о желаниях людей. — Кто хочет деньжат побольше, а? Поднимите, пожалуйста, руки. В зале оживление. Все подняли руки, с улыбкой. Я тоже. — Спасибо. А теперь поднимите руки — те из вас, кто хочет хорошую крепкую семью с любимым человеком. Кто-нибудь хочет — кроме тех, конечно, у кого она уже есть? В зале раздался хохот. Поднялся лес рук. — Спасибо. Кто хочет реализовать себя в любимой профессии? Люди поднимали руки уже весело, как будто играя с тренером. — Спасибо, можно опустить руки, — сказал Роман. — Очень часто достижениям в жизни мешает скромность, застенчивость, комплексы. Сейчас прошу поднять руки тех, кто считает себя слишком скромным. Я нерешительно поднял руку. Оглянулся. Из, наверное, сотни человек в зале подняли руку еще трое. Гробовая тишина. Люди с вытянувшимися лицами выжидательно смотрели на тренера. Настороженно. — Ах, это мой любимый момент презентации, — с удовольствием сказал тренер. — Потому что сейчас те, кто поднял руку, не столько стеснительные, сколько заигрывают со своей стеснительностью. Потому что по-настоящему стеснительные люди сейчас руки не подняли. Еще секунда тишины и примерно десять человек в зале начали хихикать. Еще через секунду зал вышел из оцепенения и по нему прокатился негромкий смех. — Чего это я буду поднимать руку, — сказал блеющим голосом тренер, изображая испуганного насмерть человека. — Не-е-е-ет! Что я, дурак что ли? Лучше не высовываться! Хохот в зале стал громче. Похоже, изображенный Романом комичный образ каждому понравился. Кое-кого напоминает. Потом тренер говорил о чем-то еще. Я запомнил лишь то, что он говорил о любви. — Наверное, у каждого из нас хотя бы раз в жизни был момент, когда мы признавались кому-то в любви, и эта любовь была отвергнута. Вспомните, что вы ожидали услышать в ответ, когда кому-то говорили: «Я тебя люблю». Он сделал паузу. Зал напряженно ждал. — Наверное, вы хотели услышать: «Я тебя тоже люблю». Зал выдохнул. — И что же произошло, когда в ответ вы вместо желанных слов услышали что-то другое? Наверное, вы подумали что-то вроде: «Так зачем же я тебя любил?» Зал грустно рассмеялся. Как это часто бывает, когда речь о любви, преобладали голоса женщин. — После таких событий многие люди теряют способность любить. Многие из нас сделали любовь своеобразным товаром, который нужно отдавать только в обмен на что-то. Если ты мне даешь это, я тебе тоже дам, а если нет, то — «зачем же я тебя любил?» Говоря о том, что любовь — естественное человеческое свойство, тренер сравнил его с солнечным теплом. — Солнце светит не для того, чтобы кому-то понравиться или что-то получить взамен, а потому что оно — солнце. Но представьте, что было бы, если бы солнце дарило свое тепло так же, как мы любовь. Вот этот цветок хороший, я его буду согревать. А этот плохой — ему я не дам своего тепла. А если обижусь на всех, то вообще перестану светить… Возвращаясь домой после презентации, я не мог перестать думать о метафоре про солнце. Я совершенно не понял, как можно давать любовь просто так, быть в состоянии любви, и что вообще тренер имел в виду, но что-то в его словах меня очень задело. — Любовь… Любовь… — тупо повторял я, шагая по Тверской улице, пытаясь представить солнце, которое перестало быть самим собой, потому что запретило себе быть любящим. В начале 2008 года я записался на аналогичный тренинг, но не у Романа, а в той же компании, где проходил Трансформацию… Январь выдался теплым. Голый асфальт без снега. Лужи. Я шел на первую ступень тренинга. Перед дверьми зала собралось, кажется, около пятидесяти человек. В основном, молодые мужчины и женщины в возрасте 25–35 лет. В назначенное время нас впустили в зал под аккомпанемент призывных восклицаний молодых людей, помощников тренера: — Сумки в стороны, занимайте первые места! Затем появился ведущий тренер. Светлый костюм, голубой галстук, безукоризненно черные туфли. Нам, участникам, не приходилось делать ничего особенного. Сидим в зале и слушаем. Он говорил и иногда задавал вопросы. Иногда кто-то из нас начинал с ним спорить или что-то спрашивал. Тренер отвечал до тех пор, пока человеку не становилась ясна его мысль. Сейчас, спустя полтора года, как-то даже странно все это вспоминать. Ничего из того, что происходило в зале, не помню. Помню отдельные вспышки в сознании. «Да, именно так я живу свою жизнь». «Да, именно так я поступаю с людьми». «Действительно, именно так я отказываюсь от своих целей». «Я сливаю свои мечты. Я предаю себя». И в завершение — «Да, вот так я просрал тридцать лет своей жизни». Надо сказать, что когда перестаешь сопротивляться правде, появляется много сил, чтобы создать новую реальность. Так что мое признание проигрыша отнюдь не погрузило меня в депрессию. Скорее привело в состояние, которое я называю «подготовка чистого листа»… Утром второго дня тренинга я сидел в Макдоналдсе на «Бауманской» и пил кофе. До начала оставалось около часа. Я собирался выполнить домашнее задание. Позвонить кому-то из близких людей, в отношениях с которыми я манипулировал, и по заданному алгоритму рассказать им, как я с ними поступал. Ничего особенного, всего лишь сказать ту часть правды о своем поведении, о которой я даже не задумывался, потому что всегда так жил автоматически. Я решил сделатьтри звонка. Первый, конечно, своей бывшей. Второй — другу по имени Димон. Третий — одной знакомой девушке. Промелькнула «защитная» мысль, что можно и не звонить. Ведь главное, что я теперь все понял и намерен поступать с людьми по-другому. Но я решил позвонить. В конце концов, мое домашнее задание работает на меня. Я никогда раньше никому не говорил о том, как манипулирую в отношениях — просто потому, что сам этого не осознавал. Как это делается? Очень просто. Манипуляция окружающими, в первую очередь близкими людьми, работает очень просто. Через чувства обиды и вины. Разнообразные наезды. Обидки и разборки. Фальшивый образ. Высокомерие. Злость… Самое интересное, отправной точкой во всех этих фокусах служит внутреннее убеждение, что мои близкие и остальные окружающие люди мне чем-то обязаны, а я всегда прав, что бы ни происходило, априори. Такая привлекательная своей легкостью и разрушительная в последствиях штука — чувство собственной важности… Интересно, что получится, если выполнить домашнее задание честно и до конца, как было предписано? Соединение с номером Насти заняло несколько секунд. Я успел подумать, что, наверное, разговор с бывшей будет недолгим и очень простым. О том, что это вовсе не так, понял в первые же секунды разговора. Оказалось, признаваться в нечестном отношении к близкому человеку не так-то просто. — Привет, — сказал я. Мой голос прозвучал как-то глухо. Горячая волна окатила голову сверху. — Привет, — ответила она. — Я тебе сейчас кое-что скажу, только ты меня не перебивай… Мой голос начал дрожать. — Настюшечка, я… Я на тебя часто злился… Перед глазами начала быстро сгущаться серая пелена. — Я мысленно тебя принижал… Говорил, что ты дура… Как можно быть такой дурой. Говорить такие глупости, не понимать вещей, которые мне кажутся элементарными… Быть такой ревнивой или недальновидной, или что-то еще… Я тебя мысленно обвинял и принижал… Я на тебя иногда обижался и очень часто злился… Я начал тихо плакать, но не стал прерываться, чтобы не выпасть из потока откровенного разговора. — Когда я думал о тебе так, получалось, что я выше тебя… Круче, лучше, умнее, важнее и что-то еще… Я думал о тебе так, потому что это было мне выгодно… Я делал тебя виноватой и переносил ответственность на тебя, чтобы чувствовать себя комфортнее, свободнее от обязательств… Я вытер глаза рукавом рубашки, но все равно ничего не видел за серым туманом. Настя молча слушала. — Настя… За это нам обоим пришлось платить… В наших отношениях благодаря мне появлялась дистанция… Принижая тебя, делая тебя плохой и виноватой, я создавал отчуждение… И я создавал твою зависимость от меня, потому что мне это было тоже выгодно. Потому что ты мне очень дорога и я всегда боялся тебя потерять, и чтобы не потерять, я стремился сделать тебя зависимой… Я так манипулировал много раз… Хотя я тебя очень люблю… Я сделал паузу, потому что меня окатила еще одна горячая волна сверху, пошел новый поток слез. Справившись с этим, я сказал последнюю фразу: — Настя, прости меня, пожалуйста. Пауза в несколько секунд. Она ответила что-то нейтральное, вроде «я понимаю». Я даже не запомнил ее слов. Мы попрощались. После этого набрал номер друга. Димон в ответ на мой — куда более спокойный, чем с Настей — спич ответил голосом, ставшим вдруг очень чутким: — Игорек, да брось ты! Это все хуйня! Подумаешь, с кем не бывает. Давай лучше встретимся, попьем вина, поговорим… После Димона набрал номер знакомой девушки. Диалог с ней был вообще не эмоциональным, видимо, потому что у нас почти не было истории отношений и пережитых вместе событий. По-моему, она меня даже не поняла. Впрочем, этот звонок нужен был не ей, а мне. Положил телефон на стол. Отхлебнул кофе. Заметил, что после сказанного мне стало легче, словно внутри развязалось несколько тугих узелков. От чего-то освободился. Правда освобождает и делает сильнее. Вдруг звонок. Номер определился — моя бывшая. Интересно, что она скажет? Может быть, она что-то поняла из того, что я ей только что сказал? — Знаешь, я тебя всегда любила такого, каким ты был, — сказала она. — И оттого, что ты был иногда таким сердитым и злым, ты был мне еще дороже. Вот и все, что я хотела сказать, любимый. Пока. — Пока, — ответил я, и положил телефон на поднос с кофе. Ее слова сделали меня беспомощным. Она любила меня такого. Просто так. Я это всегда чувствовал. Такого не было ни с кем из женщин, кроме нее. Но я никогда даже не задумывался о том, что значит быть любимым просто так. Не в обмен на любовь, секс, отношения, деньги или что-то еще — что, вообще говоря, обесценивает любовь. А просто так. Я закрыл глаза и начал плакать так, как было со мной, наверное, только в далеком детстве, когда папа мне еще не успел внушить, что «мужчины не плачут», и я еще не умел заткнуться, задавить свои эмоции и притвориться железным мужиком. Мышцы живота сжались в спазме, а внутри грудной клетки как будто начал расширяться большой горячий шар. Слезы пошли потоком. Просто так. Я по-новому понял это ощущение — когда меня любят просто так. Не за то, что я хорош, прекрасен, важен, чем-то еще привлекателен, а просто так. Настя меня любила таким, как есть. Я всегда это чувствовал, но не придавал значения. Через час я стоял на тренинге перед микрофоном. Делился с группой своими открытиями. Когда рассказывал о том, как манипулировал людьми, меня снова накрыло эмоциями. Я сказал сквозь слезы: — Я так жил всегда. Всегда ставил себя выше других людей и отталкивал их от себя. — Зачем ты их отталкивал? — спокойно спросил тренер. Ответ в этот миг был столь очевиден, что я ответил, не задумываясь: — Чтобы они не оказались слишком близко. Они бы увидели, что я вовсе не такой крутой, каким мне хотелось выглядеть в их глазах… Сколько друзей я потерял за свою жизнь… Сколько возможностей я проебал… Боже мой… Это пиздец. — Это еще не пиздец, — ровным голосом сказал тренер. — Если бы ты понял это не сейчас, а лет в пятьдесят, вот тогда бы был пиздец… На третьем дне мы разбирались со своими целями. Горечь от потерь прошла, и во мне появилось такое классное чувство — теперь я буду жить по-другому! Я буду честен всегда — и в первую очередь буду честен перед самим собой. Я научусь понимать себя, потому что буду прислушиваться к своим внутренним импульсам, и буду отслеживать свои автоматически реакции. Я буду делать только то, что хочу. Я буду доводить все дела до конца. Я буду говорить «нет», когда хочу сказать «нет». А когда буду брать на себя обязательства, они всегда будут выполнены наилучшим образом. И я всегда буду разделять жизнь только с теми людьми, с которыми мне хочется быть. Когда я в очередной раз делился с группой, пришла неожиданная мысль, которую спонтанно и выложил: — Когда я был маленький, меня отправляли в пионерлагерь. Там у нас по пятницам была дискотека. Мне очень нравилась девочка по имени Катя. Я хотел с ней танцевать, но боялся ей об этом сказать, потому что боялся услышать отказ. Поэтому я сидел с другими мальчиками на заборе и только смотрел на нее. Так прошло два месяца. И в последнюю пятницу я, набравшись смелости, наконец, подошел к ней и, дрожа всем телом, сказал: «Катя, давай с тобой танцевать». Она ответила: «Я не хочу». Ну и все, на этом история закончилась… А теперь я вспомнил этот эпизод, и подумал, что… Вот дурак! Я же мог подойти к ней в первую же пятницу! И если бы услышал отказ тогда, то потом… Потом я мог бы целых два месяца танцевать с другими девочками! Зал ответил дружным хохотом. В следующее мгновение я, без всякого перехода, сообщил, что намерен немедленно осуществить давнюю мечту — путешествие автостопом в Австралию. — С тех пор, как я впервые подумал о путешествии, прошло столько времени, что я успел похоронить идею, — сказал я. — С тех пор прошло года четыре. Но теперь я сделаю это. Не в будущем. Не в ближайшее время. Сейчас же. Только пройду вторую ступень тренинга и оформлю нужные документы, и сразу поеду. Мое заявление о намерении прозвучало для многих так категорично, что некоторые из моих новых друзей, судя по выражению лиц, не поверили. Я почувствовал, что мои слова были восприняты скорее как необдуманно смелое заявление, сделанное на волне эмоций. Между тем в зале был один человек, который мне поверил безусловно. Он во мне не сомневался. Этот человек был единственным, кто точно знал, что я это сделаю — потому что я так сказал. Этим человеком был я сам. И этой поддержки для меня было вполне достаточно. Освободившись от напряжения с помощью процессов тренинга, я вернул себе много энергии, утраченной в прошлом. Вечером в моем блоге появилась запись об открытиях, сделанных на тренинге. Финальная часть звучала так: «Точка опоры — внутри меня. Вокруг меня много людей, которых я люблю и которые меня любят. Но я не могу на них опираться. Во-первых, потому что это создавало бы мою зависимость от них. Во-вторых, они сами, как большинство людей, только и мечтают о чьем-то добром и сильном плече, на которое можно переложить ответственность, риски, неопределенность будущего. Так что им не до меня. Нет иной точки опоры кроме той, что внутри меня. Не на кого надеяться. Не на что рассчитывать. Такое классное чувство»… На Продвинутом курсе тренинга я наконец-то понял, почему некоторые люди из числа выпускников называют Лайфспринг слишком жестким, неэкологичным. Один человек в моем «Живом журнале» даже так его описывал — мол, тебя бьют по башке и смешивают с говном. Я такое мнение не разделяю, но, по крайней мере, понял. На первом дне был процесс обратной связи. Я увидел, каким меня видят люди, и что меня задевает в этом видении. Пережитые чувства весьма трудно назвать приятными. «Приятно» — это когда я получаю в свой адрес комплименты, похвалы и прочие штуки, которые хочется о себе слышать. Когда слышу что-то болезненное, хочется подавить источник информации или убежать от него. Больнее всего слышать то, что я в себе чувствую, но не хочу признавать. Фокус в том, что вся эта болезненная правда — на самом деле вовсе не правда, а ложь, которую я создаю, когда проявляю себя не таким, какой я есть, и которую люди мне просто возвращают. Отражают словно зеркала. И боль на процессе обратной связи как раз оттого, что эта ложь обо мне разоблачается. Люди-то видят все несоответствия между мной настоящим и тем образом меня, который я изо всех сил рисую. Мой фальшивый образ получается слишком «выпуклым», противоестественным, вот он-то и бросается в глаза, и они бьют в него. Никто, никогда и нигде, кроме партнеров по тренингу в стенах зала и в режиме тренинга, не давал мне полноценную обратную связь. Ни друзья, ни коллеги, ни родные, ни личный врач и адвокат не скажут, кем они тебя видят. По разным причинам. Например, боясь обидеть и не желая портить отношения. Все корректны. Но корректность — это сплошная ложь. Такой формат общения, при котором мы друг о друге говорим только «хорошее». Впрочем, вопрос не только в окружении, готовом говорить правду, но и в том, готов ли человек услышать ее о себе. Придя на тренинг, я думал, что был готов к обратной связи. Оказалось, что это не совсем так. То, что я услышал, меня взорвало. Очень много людей сказали одно и то же: — Ты не слышишь людей! Ты не принимаешь! Ты высокомерный! Ты холодный и жестокий! Наверное, если бы это было не так, то слова участников не вызвали бы у меня никакой реакции, кроме недоумения. Однако я быстро вышел из себя. Мне захотелось разорвать их всех на части. Сначала я сдерживался, но скоро начал орать и ругаться. Как ни странно, после моего взрыва люди стали более открыты ко мне. Кто-то сказал, что я начал проявляться более живым, разным и настоящим. По окончании процесса я записал в тетрадку те аспекты обратной связи, которые получал и давал другим, и тогда меня круто накрыло. Я расплакался. Я понял, что в моих отношениях с внешним миром есть что-то такое, что я неосознанно повторяю вновь и вновь. Г од за годом играю одну и ту же заскорузлую роль. И создаю себе большие проблемы в отношениях с окружающим миром… В процессе «Мои секреты» из меня неожиданно вылезло то, что ну никак не думал считать своим секретом. В разное время три девушки делали аборт от меня. Ну аборт и аборт, казалось бы, делов-то. Залет и аборт — это была их ответственность. Они даже не грузили меня проблемами, просто дали знать о произошедшем, и мы продолжали отношения. В процессе я осознал, что меня с ними, во-первых, это по-прежнему связывает, потому что я сам себя нагрузил чувством вины и живу с этим багажом, хотя с ними уже сто лет не виделся. Во-вторых, я просто-напросто хочу детей. Вот главный результат процесса — оказывается, я уже хочу детей. Я очень люблю детей… Несколько человек, в начале второй ступени тренинга вызывавших у меня мощное раздражение, стали очень близкими. Один из них, Серега, меня бесил больше всех. Через некоторое время я понял, что меня в нем раздражало лишь то, что он проявлял себя таким, каким ощущал себя я сам. Я улавливал в нем присущие мне черты. Видимо, меня бесило оттого, что он, будучи таким же, как я, мог лучше остальных чувствовать, какой я на самом деле. Такой же. Такая же нелюбовь к себе и неуверенность, прикрытые высокомерием и агрессией. В итоге нескольких процессов, пережитых вместе, мы перестали изображать фальшивых людей друг перед другом и остальными, и он стал для меня словно родным братом. Перемена отношения произошла и к другим участникам — резкий переход от отторжения к близости. Я умом понимал, что нас ничто не связывало, а на уровне чувств ощущал нечто необычное… Любовь, близость, родство или что-то там еще… Ну конечно это секта. Разве нормальные люди могут любить другихлюдей, практически незнакомых, без причины, да еще за просто так? Только бездушные зомби… Несколько раз меня вышвыривало в такое классное состояние, знакомое по детству (садик и начальные классы) — когда я моментально присоединялся к эмоциям другого человека. Например, кто-то плачет или кричит или прыгает от радости, и я — бац! — начинаю орать вместе с ним, не имея понятия о причинах происходящего. Поразительно. Я забыл, что так умею. За годы взрослой жизни я привык быть очень, очень сдержанным… На финальном, самом сильном процессе, который называется «Прорыв», со мной произошло нечто бесподобное. Когда тренер по имени Марат объяснил мое задание, я подумал: «Легко!» Нас отпустили из зала на несколько часов для подготовки. В коридоре один парень подошел и спросил: — У тебя что? — «Бог любви». Его лицо растянулось в улыбке, словно он встретил очень близкого друга. — О, поздравляю, — сказал он. — У меня было то же самое. Ты знаешь, что надо делать? Я рассказал. — Это все декорации, — прокомментировал он. — Самое главное, ты должен это почувствовать. Не изобразить, а стать этим. У тебя получится, я знаю, — и он обнял меня… Сереге, которого я сначала ненавидел и с которым мы стали так близки, для «Прорыва» досталась такая же роль, и мы выступали вместе. Мы с ним стояли в центре зала, закутанные в простыни. Я чувствовал себя идиотом. Мы начали что-то говорить по наспех придуманному сценарию. Серега тут же забыл слова и начал нести какую-то отсебятину. Я на него разозлился. Потом начал читать свои стихи, глядя на девочек. Некоторые девочки вставали с мест. Это, согласно условиям процесса, делают все, кто почувствовал мое состояние. Людей невозможно обмануть — если я не чувствую в себе то, что создаю, они тем более не могут это почувствовать. Когда я закончил, примерно половина из них остались на местах. Тренер подошел ко мне вплотную и тихо сказал: — Что ты сейчас делаешь? — Я выражаю любовь. — Как ты ее чувствуешь? — Ну, это… такая теплая нежность, идущая изнутри. — Откуда она идет? — спросил Марат так же тихо. — Из центра груди, по-моему, — сказал я, и мне показалось, что от него в меня пошла теплая волна. Он меня как-то поддерживал. — Покажи мне. Сделай это сейчас, — сказал он едва слышно. Я молча посмотрел на девочек, потом снова на него. Любовь — состояние, а не действие. Нечего показывать. Можно только чувствовать состояние и передавать его. Слова и жесты сами по себе ничего не передают. Мне нужно чувствовать то, что я давным-давно запретил себе чувствовать. Я постарался усилить это состояние в себе. Через несколько секунд я ощутил нечто странное. Внутри груди, будто скованной снаружи деревянным панцирем, что-то начало расширяться. Невидимый панцирь распирало изнутри во все стороны. Из центра груди во все стороны пошло тепло и я простонал: — А-а-а… м-м-м… а-а-а… — Да, да, да, — прошептал Марат. Меня начало разрывать. Тело резко выгнулось назад. Из меня раздался хрип, при этом из горла выходила теплая волна, по ощущениям намного большая, чем объем воздуха в легких. Выгнувшись назад до предела, я начал медленно заваливаться на спину. Картинка перед глазами поплыла как в медленном воспроизведении видеозаписи: лица ребят, стены, потолок с лампами, противоположная стена, которая была сзади. Потом, когда я уже летел на пол, меня поймали чьи-то руки… Когда выступали участники последнего «Прорыва», я сидел на своем месте, тупо глядя на них, и плакал от бесформенного счастья. Рядом сидела красивая девушка по имени Аня и смотрела на меня. — Аня, мне так нравится это чувство, — сказал я, — любить. Я тебя сейчас люблю. — Я тебя тоже люблю, — ответила она, улыбаясь мне ртом, глазами, темно-рыжими волосами и даже всем пространством зала… Вечером в день окончания тренинга мы встретились с девушкой по имени Наташа, с которой были знакомы несколько месяцев, просто как приятели. Я переживал секс по-новому. Чувствовал женщину по-другому. Меня сотрясали волны оргазма еще несколько минут после оргазма. И главное, это было больше, чем секс. Наташа была продолжением меня. Или я был продолжением нее. Все соединилось и слилось воедино. Это был секс другого качества, более глубокий что ли… Сейчас мне очень важно правильно выразить свою мысль, чтобы отделить то, что было, от того, что называют «потрахаться», и я затрудняюсь в подборе слов… В общем, этот секс был не про то, как тереться друг о друга телами, а о том, как чувствовать друг в друге то, чему наши тела служат лишь оболочкой. Однако даже больше, чем новые ощущения от секса, мне понравилось новое состояние в отношениях с людьми, включая совершенно незнакомых. Отличный контакт со всеми. Люди вокруг так прекрасны. Даже если ежики. Я — всего лишь один из миллионов людей, ничем не лучше и не хуже. Во мне нет ничего особенного. Ничего такого, что делало бы меня «выше», «круче», «достойнее», «важнее» остальных. Вместе с тем каждый из нас по-своему неповторим, и это прекрасно. И еще я, пожалуй, впервые в жизни ощутил, что у меня есть будущее. В ближайшем будущем было путешествие автостопом в Австралию. В «секте» я принял несколько правил. От мечты не отказываться. Обязательства исполнять. Планы не откладывать. Принятые решения доводить до конца. Путешествие началось в тот момент, когда на тренинге я сказал о нем вслух. Меня ждала Азия и Австралия… 23. КОЕ-ЧТО ПОМЕНЯТЬ Большие города, Пустые поезда, Ни берега, ни дна, Все начинать сначала Би-2, «Полковнику никто не пишет» Я давно мечтал совершить это путешествие. Сейчас мне хотелось реализовать эту мечту поскорее, потому что дальнейшие планы — новая работа, новые друзья, новые отношения — будут занимать время и вряд ли отпустят на полугодовую прогулку по земному шару. Выбрал маршрут: Казахстан, Китай, Вьетнам, Лаос, Таиланд, Малайзия, Индонезия и Австралия. Срок — примерно полгода. Как раз до окончания срока действия моего загранпаспорта. Из шести месяцев три последних я планировал потратить на Австралию — чтобы там заработать деньги на авиабилет домой. Забегая вперед, скажу, что жизнь в пути внесла в первоначальный план существенные коррективы. Сначала, оказавшись на юге Казахстана, я подумал: «А почему бы, собственно, не махнуть в Афганистан?» Много времени провел в Таджикистане, встретив там классных ребят. В Афгане был в гостях у хороших людей, которые, когда я не играл с их детьми, одевали меня в национальную одежду и показывали всем родственникам, которых у них оказалось полгорода. В Китае подружился с местными жителями, которые, к моему удивлению, вместо энергии «ци» пили обыкновенную водку. В Лаосе красивая местная женщина пустила к себе переночевать, влюбилась и потребовала зачать ребенка, а также познакомила с друзьями-коммунистами, которые уговаривали остаться и кормили жареными хвостами неизвестных животных, оставляющими во рту необычный привкус. В Таиланде завел роман со странной немкой — актрисой, танцовщицей и певицей, которая, как и я, бросила работу и начала разбирать на винтики свою жизнь, чтобы начать новую. В итоге на зарабатывание австралийских долларов осталось всего два месяца, а Индонезию и Вьетнам из первоначального плана пришлось вовсе исключить… Накануне отъезда погасил все кредиты. Собрал все долги. Половину вещей выбросил и половину оставил на хранение друзьям. Рассчитался с хозяйкой квартиры. Напоследок решил пообщаться с друзьями и близкими. Поговорить с родителями. Отдельно — с бывшей. Попрощаться… Я заранее оформил визы Австралии и Китая, решив остальные сделать по пути. Купил на 30 марта билет в поезд Москва — Челябинск. Оттуда до казахской границы рукой подать. Сообщил о решении друзьям. Многие сказали, что я чокнулся, но слушали с завистью. Банкир по имени Иван, с которым мы подружились на пикап-тренинге, сказал, что завидует, тоже хочет забросить офисную работу, хотя бы на время, и махнуть куда глаза глядят. — Пусть они глядят куда-нибудь в Китай, — ответил я. — Поехали со мной. — Не могу, — он покачал головой, — у меня сейчас очень важный момент на работе. Если сейчас выйду из игры, потеряю все достижения последних лет. Надо довести проекты до конца. — Как скажешь. Только не забудь, что проекты никогда не кончаются. Каждый проект, подходя к концу, открывает начало новому, еще более важному проекту. Смотри, чтобы твоя карьера не сожрала тебя. — Игорек, ты, сволочь, сыплешь мне соль на рану, — ответил он, обнимая меня. — Я все это сам понимаю. Но не могу остановиться. Страшно потерять достигнутое. Вот вернешься через полгода, посмотрю, что с тобой будет. Может, тогда и на твой сектантский тренинг схожу. Аты сам-то зачем туда ходил? — Так, захотелось кое-что поменять в жизни. Вот, видишь, кое-что уже меняется — положил на работу болт и решил сгонять в Австралию… Мы с двумя друзьями сидели в моей пустой квартире. Пили зеленый чай с тортом, и я делился с ними своими планами, а также дарил им старые DVD-диски с порнухой. Второй парень, по имени Айрат, говорил мало, в основном слушал. Мы с ним случайно познакомились в моем интернет-блоге. Ругались и спорили о тренингах. Он говорил, что все тренинги личностного роста — секты. Обман и вытягивание денег из доверчивых людей, где их делают психологически зависимыми. Оказалось, что у нас с ним в Москве есть общие знакомые — вот Иван, например. — Айрат, будь поосторожнее с моим чаем, — подкалывал его я. — У нас в секте зомбирование проводится в том числе через чай. Сейчас выпьешь, а завтра вдруг поймешь, что хочешь в секту. — Не беспокойся, на меня эти штучки не действуют, — ответил он, улыбаясь. — Ты ничего не понимаешь в зомбировании. Эффективное вовлечение в секту всегда происходит незаметно, — сказал я, разливая чай в чашки. — Это тебе скажет любой сектовед. Просто в какой-то момент ты понимаешь, что ничего плохого в секте нет. Приятные люди — и ничего страшного, что пьют кровь христианских младенцев прямо из немытых стаканов. А потом ты вдруг понимаешь, что хочешь отдать свою жизнь во имя великого учения нашего гуру. А раз не жалко отдать жизнь, то подарить секте свою квартиру, тем более, святое дело. Потом тебя будут истязать. Придешь на тренинг, а там тебе будут говорить всякие нехорошие вещи. Дескать, ты жопа и твоя жизнь не работает. Но тебе будет приятно, ведь всем сектантам приятно обмениваться гадостями. Тренер привяжет тебя к батарее и будет бить кнутом до полного просветления. Если повезет, даже будет насиловать с особой жестокостью. А потом ты будешь бегать по улицам с горящими глазами, как у наркомана, и всех убеждать, что проданная квартира это пустяки, ведь главное — это счастье, которое ты обрел в рабстве. Будешь жить в собачьей будке у входа в тренинговый зал и кушать только черный хлеб с водой. Так что поаккуратней с чаем! Закусывай тортиком. Обильная закуска нейтрализует воздействие коварного зелья. Он взял еще один кусок торта, откусил, посмотрел на меня, и насмешливо сказал, кивнув на торт: — Это я так… Просто торт вкусный… Перед тем, как отправиться в путешествие, я уехал из Москвы повидать родителей и попрощаться с бывшей. Мама с папой уже знали о моих планах, но все еще хватались за голову и пытались отговорить. — Как же ты поедешь без денег?! — Так и поеду. Я ведь не буду жить в гостиницах и ездить в поездах. Я буду в контакте с местными жителями. — Ты думаешь, тебе будут помогать на халяву? — скептично спросил папа. — Не на халяву, папа. На халяву это когда ты требуешь что-то, ничего не давая взамен. Под этим мы обычно имеем в виду деньги. Есть деньги — есть любовь, нет денег — нет любви. Но ведь бывают и другие мотивы. Например, любопытство. Бесплатное развлечение. Чувство причастности. В конце концов, вспомни, сколько раз ты помогал незнакомым людям, ничего не требуя взамен. Почему ты так делал? Наверное, потому что сделать доброе дело для другого человека — приятно. А если не требуется никаких особых усилий и расходов, то и легко. — Что ты там будешь кушать? — спросила мама. — То же самое, что местные жители. Для них накормить белого человека — не убыток, но развлечение. Не беспокойся, мама. И подвозить по пути будут. — Думаешь, будут? — в голосе отца звучало даже не сомнение, а отрицание. — Конечно! Представь, вот едешь ты по русской глубинке и видишь — на обочине строит какой-то негр с рюкзаком. Или китаец. Или индус. Неужели не подвезешь? — Я-то подвезу. Но ты-то не индус! — Для китайцев, тайцев и малайцев я все равно что для тебя индус. Да не беспокойтесь вы так. Я не первый так поеду. В России много автостопщиков, они по всему миру годами бомжуют. А я всего-то до Австралии сгоняю на полгода. На Китай посмотрю. — А как же преступность? Вдруг какой-нибудь дурак даст тебе палкой по башке в твоем Китае? — Не волнуйся, пап. Они иностранцев не обижают. Пропасть без вести в Москве по пути с работы намного проще, чем попасть в криминальную хронику за границей. По ходу разговора я придумал, что наврать, чтобы их успокоить. — Кстати, я не один поеду. Еще несколько ребят едут по такому же маршруту. — Неужели?! — сказали они хором, с надеждой в голосе. — Кто еще? — Я познакомился с несколькими парнями из одного туристического клуба. Они едут в то же время по тому же маршруту. Мы будем с ними сначала связываться по телефону и интернету, а после Китая соединимся в группу и дальше поедем вместе. Получилось. Мама и папа начали успокаиваться. Если бы я поехал один, то, как всегда, непутевый сын, не от мира сего, сошел с ума. А если не один такой, значит, всего лишь немножко чокнулся, ну ладно, у всех свои причуды. В итоге договорились, что буду звонить и писать электронные письма… От разговора с бывшей я не ожидал ничего особенного. Попрощаемся, вот и все… Вечером мы сначала сделали секс. Потом она заплакала. — Ты не понимаешь, что ты со мной сделал, — говорила Настя сквозь слезы. — Я думала, что ты у меня есть и значит уже все. Уже все, понимаешь? Больше никто не нужен. У меня раньше были другие мужчины, но никто не смог подчинить меня себе, кроме тебя. А теперь, оказывается, я свободна. Мне не нужна эта свобода, понимаешь? — Я понимаю. — Ни хрена ты не понимаешь! — Тебе сейчас тяжело, Настенька, я понимаю. А мне, думаешь, не тяжело? Ты думаешь, мне было легко расставаться с тобой? Думаешь, мне легко сейчас видеть, что с тобой происходит? Думаешь, я ничего не чувствую? Я начал плакать вместе с ней. Мы продолжали так говорить и обнимались, сидя на кухне. — Я ведь не хотел сделать тебе больно. Когда мы были вместе, мы были вместе. А когда я понял, что мне нужно в жизни кое-что поменять, я тебе сказал. Что я мог сделать иначе? Неужели ты хочешь, чтобы я жил против себя? Я ухожу не потому, что ты перестала быть мне дорога. Просто мне так нужно. Я тебя люблю. Но мне нужно уйти. Понимаешь? — Понимаю, милый, — сказала она сквозь плач. — Я все понимаю. По-моему, она говорила это искренне, и в то же время этими словами пыталась слегка обмануть то ли меня, то ли себя. Точнее, она говорила о понимании так, будто поняв, она приняла его, хотя в ней все еще было много протеста. Она говорила, что потеряла опору и уверенность в своей нужности как женщины. Я жарко объяснял, что это пройдет, потому что она самая лучшая из женщин. Про себя отметил, что она меня ни в чем не обвиняла, по крайней мере, прямо, только выражала то, что чувствовала в данный момент, и был ей за это благодарен. Поздно вечером мы вместе готовили, ужинали, пили вино и делали секс. Перед сном она попросила, чтобы не писал и не звонил, по крайней мере, полгода — чтобы у нее была возможность не отвлекать свою жизнь на меня. Я пообещал. Утром я проснулся один. Она ушла ночью, чтобы не прощаться… Последние два дня в Москве. Все дела закончены. Билеты куплены. Компьютера нет — отдал родителям, чтобы пользовались интернетом. Чем заняться? Попрощаться с любимыми женщинами. Потрахаться напоследок. Ведь буду полгода бродить по чужим краям, а возможен ли секс с непонятными заморскими женщинами, я не знал. С Верой, которая всегда такая серьезная девочка, что готова критиковать и осуждать кого угодно, мы просто встретились в кофейне накануне отъезда. Говорили по душам, как старые друзья. Я делился планами. Ей нравилось. Потом она съехала на личную жизнь. — Вер, найди себе нормального мужика, — сказал я, устав от ее соплей, — и все встанет на свои места. — Где же я его найду, нормального? — Да где угодно. Посмотри, — я окинул взглядом зал кофейни. — Примерно четверть посетителей — мужчины. Среди них 99 % — нормальные, интересные, порядочные мужики. Толькоты об этом не знаешь. И они о тебе не знают. — Ага, я вот сейчас встану и скажу на весь зал: «Эй, ребята, мне нужен нормальный мужик», так что ли? — Попробуй. Мало ли что. Вдруг получится. — Я серьезно. — Ну, если никто не откликнется, так хоть развлечешься. — Тебе все бы шуточки шутить. — Да просто внимательно смотри вокруг. Больше общайся. Будь открытой. Позволь себе неожиданные события в жизни. А не так, что дом — работа — дом. Живые люди ходят по улицам, где-то собираются по разному поводу. Будь среди людей и все сложится само собой. Но только при одном условии. Посмотрела вопросительно. — Не пугай мужчин. Не надо грузить своими проблемами. Своей серьезностью. Мужчине нужна женщина, с которой приятно быть. Просто быть вместе, во всей полноте отношений — от секса, само собой, до более глубоких вещей типа вместе сидеть в обнимку и смотреть мультики на