Вслед за матушкой в ночь — шла и Ламия– дочь:

—      Где же ты, мой батюшка милый?.. Ты в какой сокрылся могиле?.. Ягодка твоя я горе– гореванная, горькими слезами вся я зареванная… Как зашёл-закатился мой батюшка ласковый, словно за горы Солнышко Ясное…

И дошли они до границы, где Смородинка– речка струится… Там Маренушка их встречала, чашу им вина наливала: по краям её — всё огонь горит, а на донышке — там змея лежит.

Как ходила в лес девица, та Маренушка– юдица — там коренья злые рыла, на горе крутой сушила, в ступке их затем толкла, ситечком просеяла. А затем с вином мешала, гостьям в чашу подливала.

И притом вещала:

—       Тот не вступит а царство наше, кто не вкусит Смерти чашу!

Друга с Ламией напились и тотчас же обратились: Друга обернулась львицей с крыльями юдицы, Ламья — лютой драконицей с мордою волчицы.

•к 'к 'к

Высока ли высота поднебесная, глубока глу– бота океан-море, широко раздолье по всей земле — чуден Бел-горюч Алатырь, страшен Чёрный камень Марабель.

А и было так при царе Святогоре, да и при Велияре Сивобородом. Велияра тень — Си– вый-бог в беззаконство всех увлёк. И теперь уж не ведают старцы почёт, сын родного отца в суд неправый влечёт, брат пошёл с мечом на брата и с сестрой живёт в разврате! В храмах люди льют беспечно кровь не агнцев — человечью!

И настали тут лютые годы, за бедой поспешают невзгоды. Снова Сивый-бог по земле разгуляться дал Змее: крылья Ламьи — дракони– цы, морда — будто у волчицы, а ножища — что лыжища, как у борова — нос, как у крокодила — хвост.

И топтать стала Чёрная Ламья поля, застонала тогда Мать Сырая Земля… И пошла дракони– ца от града до града, не встречая себе преграды.

И в ту порушку, да на то времечко о беде той порхнула весточка за Смородинку речку быструю, да за горы те Сарачинские, за поля и лес сей дикий прямо в Китеж-град Великий.

Из далече, из чиста полюшка, где гуляет ветер на волюшке, во угодья те лебединые выезжал Ярила Годинович.

Ездил он в чистом поле три годушка — ни гуся не убил, ни лебёдушку, всё искал с кем в бой ввязаться, в чистом поле порататься. Только нет ему силой равного, витязя под небом славного.

И поехал он да по чисту полюшку, по широкому да по раздольюшку… Вот стоит пред ним дуб покляпистый — дупловатый и сучковати– стый. А на дубе том — вран, птица вещая, голосом вещает человечьим:

—        Ой ты гой еси, бог Ярилушка! Будут славны твои дух и силушка! Ты в меня стрелой не бей, кровь на дуб сырой не лей! В чистом поле пух не развеивай, не разбрасывай чёрны перья! Славный ты Ярила Годинович, расскажу я тебе диво-дивушко!

—       Коль не сам ты Мориан — молви мне всю правду, вран!

—       Знай, Ярила — светлый бог! Скоро низойдёт Потоп! Круг небес перевернулся, Сивый Мориан вернулся! Поезжай ты в чйсто поле, а затем скачи за море. Там в лесах есть ветро– град — Велияра Китеж-град! Ты езжай скорей к отцу, Велияру-мудрецу, — он поведает как быть, как же ту беду изжить…

И поехал он к граду Китежу, где явился Ярила — покидышем*. Был медведицей вскормлен в берлоге, во заросшем дубами логе. Ибо

* Покинутое в лесу дитя, вскормленное зверем.

Дива к Перуну тогда возвратилась, а отец Вели– яр впал в немилость.

Но теперь вновь царит в граде сём Велияр — повелитель великих чар. У него пир горой и всё радует взор. И Ярила явился на княжец– кий двор — к башне Семиверхой и ко гридне светлой.

Сына Велияр встречал, чашу сурьи наливал:

—       Знай, покуда ты рос, бог Ярила, а зимой спал медведем в берлоге-могиле, — в Ра-реке вода замутилась, Солнце Красное закатилось! И два брата мои, боги Валья и Вритья, — те, что Паном украдены были, богу Вию верно служили, — перекрыли источники вод, и тогда осерчал на них Род! И послал против Вия — сваро– жичей, дивов, также бармичей многосильных! Я же в битву ту не вступал, внука Даждя я задержал: к дубу привязал, чтоб он переждал. Только тень я отпустил на подмогу Диву — Мориана Сиву.

—       Значит, Сивыч, что всех злей, — тенью был досель твоей?

—       Тень, отброшенная мной, что топтал досель стопой, тайно в ночь сбежала — и от гнева Бармы вдруг живою стала. С мощью Чёрного слилась — обрела над миром власть!

—       Как же Тень ту победить, бога Чёрного сразить?

—       Тарх Дажьбог в поход собрался, в битву с Чёрным он ввязался… Захватил он гору Сивы, стал супругом вилы Живы… Но чтоб ворога убить, должен он Яйцо разбить. Коль его он разобьёт, в Нави Чёрный трон падёт! Сине море всколыхнётся и повсюду разольётся. И придётся нам опять мир погибший возрождать…

—               А возможно ль зло повергнуть, мир при сём не ввергнув в бездну?

—               Не избегнуть перемен, коль повсюду в мире тлен. Люди знаньем возгордились и пути их извратились… Вышний на людей серчал — камень Марабель послал, дабы Святогору обратиться в гору. Камень Финист принесёт, лишь Семаргл теперь спасёт Святогора дочерей, сохранив тем род людей.

И сказал Ярилушка:

—               Знать моя судьбинушка — биться с Навскок) ордой, как воюет Солнце с мглой! Ты меня теперь пусти и на бой благослови.

Велияр его пустил и на бой благословил, и в дорогу дальнюю дар ему вручил:

—               Ты возьми мою свирель, ведь её чудесна трель: злые чары одолеет, лихо и печаль развеет! Знай, что со свирелью сей станешь Ла– мии сильней!

*                                         * *

и вот наступили те Лютые годы — пришли Великие воды!

И был обращён горой Святогор. Затем вновь напасть от Хвангурских гор — явилась лютая Ламья, из пасти извергнув пламя.

И так она говорила, так Цареграду грозила:

—               Для Сивы жертв не жалейте! На требах кровушку лейте! Чтоб море от стен отступило и город не затопило!

И люди давали скотину драконице Чёрной Ламье, чтоб море не наступало… И вот уж скота у них не осталось, а беды всё умножались…

Тогда они собирались в дворце царя Святогора и жребий метали в горе: кому идти на съеденье, дракону на угощенье?

Тот жребий пал на Ярину, вещая судьбину.

—       Теперь собирайся скорёшенко и умывайся белёшенько. Венком главу украшай и к синю морю ступай. Тебя там златою цепью тотчас прикуют к скале, а после оставят жертвой одну в предрассветной мгле.

И встала она скорёшенько, умылась она белёшенько, и к морюшку отправлялась, и вскоре там оказалась — к скале её приковали, и вот — одну оставляли.

Яринушка причитала и горьки слёзы роняла, а после Вышня молила, и Велияра с Яри– лой, чтоб те на помощь пришли, от смерти её спасли.

Услышал Вышний моление и снизошёл в умилении, — послал на помощь Ярилу спасти младую Ярину.

Явился тотчас Ярила на белокрылом коне — златая грива в огне. И у Золотого града — великого Цареграда узрел он деву младую в цепях и едва живую. Стал деву он утешать и на свирели , играть. Как только Ярила запел, заиграл, — тотчас скалу всколыхал. Все цепи с девы спадали, и слёзы её высыхали.

Спросил тогда бог Ярила:

—          Скажи мне, дева Ярина, а где же сыскать мне ту Ламию люту, что сеет повсюду смуту?

Рекла та дева Яриле:

—        Скорее спасайся, милый! Ведь скоро та Ламия прилетит, и нас немедля спалит!

Но бог успокоил Яринушку:

—       А ты не бойся судьбинушки, младая ты чаровница! Ты люба мне, голубица! Уздой коня придержи, и в сине море смотри. А я перед боем посплю-подремлю и силушки накоплю Но только во морюшке волны взбушуют и сильный ветер задует, — слетит с гор лютая Ламия, из пасти извергнув пламя. Меня ты тотчас на бой призови — от сладка сна пробуди!

Сказал так Ярила, а сам уснул и веки свои сомкнул…

Но вдруг всколыхалося морюшко синее, задули ветрушки сильные. Слетела с Хвангура — та Чёрная Ламия, из пасти извергнув пламя.

И как летела над Цареградом та драконица могучая — кричала во тёмных тучах: