Усама, который не мог заснуть, подошел к шатру атабега и удивился отсутствию часовых. Он застыл как вкопанный. Когда из шатра появилась человеческая фигура, непонятный страх заставил волосы на его затылке зашевелиться. Он различил высокого седобородого мужчину, одетого в лохмотья. Араб неуверенно протянул руку, не смея коснуться призрака. Он видел, что рука человека была прижата к его левому боку, а из-под пальцев капала кровь.

— Куда ты идешь, старик? — запинаясь, произнес араб и невольно отступил назад под устремленным на него жутким взглядом горящих глаз.

— Я возвращаюсь в тy бездну, что породила меня,— ответил тот глухим голосом, и, пока араб в недоумении смотрел на незнакомца, тот прошел мимо него медленным твердым шагом и исчез в темноте.

Усама вбежал в шатер и в ошеломлении остановился, увидев неподвижное тело атабега, лежащее среди порванных шелков и окровавленных подушек.

— Конец царственным устремлениям и честолюбивым мечтам! — воскликнул араб.— Смерть — черная лошадь, которая может остановиться ночью перед любым шатром, а жизнь более непостоянна, чем пена на морских волнах! Горе исламу, ибо сломан его самый острый меч! Теперь может возрадоваться христианский мир — ведь Лев, что держал его в страхе, лежит мертвый!

Подобно степному пожару, пробежало по лагерю известие о смерти атабега, и подобно мякине, унесенной ветром, рассеялись его приверженцы, на ходу грабя лагерь. Власть, что объединяла их вместе, перестала существовать, и каждый был сам за себя, а добыча доставалась сильному.

Измученные защитники замка, стоявшие на стенах, поднимали зазубрившиеся мечи для последней смертельной схватки. Они изумились, увидев в лагере осаждавших замешательство, беготню, ссоры, грабеж и крики — и, наконец, разбегающихся по равнине эмиров и солдат. Эти хищники жили своим мечом, и им дела не было до мертвого, хотя бы и властителя. Они направили своих коней кто куда в поисках нового господина, спеша пробиться к самому сильному.

Ошеломленный, еще не понимая, какое чудо спасло Джабар Кал'ат и всю страну, Майлз дю Курсей стоял с Эллен и их другом-сельджуком, глядя вниз на безмолвный опустевший лагерь, где под утренним ветерком лениво хлопал порванный шатер, в котором лежало окровавленное тело того, кто был Львом Тивериады.

 ВЕРНОСТЬ ПРИЗВАНИЮ

  

В течение 1935 года главной заботой Говарда стало ухудшившееся здоровье матери. Отказавшись от запланированной на зиму поездки по южному Техасу, Роберт в середине марта отвез родителей в Темпл, расположенный в ста пятидесяти милях от Кросс Плэйнс. Там, в больнице, Эстер удалили желчный пузырь. Она поправлялась очень медленно, и Роберту пришлось провести в Темпле целый месяц. Несмотря на то что д-р Говард имел право на льготное медицинское обслуживание, расходы оказались обременительными и для отца, и для сына. Роберт пытался тратить на себя как можно меньше, снимая комнату в самом дешевом пансионе, и так часто недоедал, что похудел на пятнадцать фунтов. Когда здоровье Эсгер восстановилось настолько, что она была в состоянии перенести поездку, врачи в больнице заявили, что больше ничем не могут помочь больной. С тяжелым сердцем Роберт и его отец устроили некое подобие постели на заднем сиденье машины и отвезли Эстер домой. Примерно в тридцати милях от Темпла в автомобиле отказало сцепление, и они оказались «…в затруднительном положении на проселочной дороге, в пяти милях от ближайшего городка. В довершение ко всему прочему надвигалась сильная гроза. Я отыскал фермера, у которого был старенький, «форд», и он отвез нас на буксире до ближайшего населенного пункта, деревни, которая называлась Копперас Коув; едва мы успели отвезти маму в единственную находившуюся здесь гостиницу, как началась гроза». 

Починка машины заняла несколько часов. Ожидая, пока ее произведут, Говард разговорился с пожилым владельцем ранчо, пытаясь выведать у него местные предания, но тот вежливо уклонялся от ответа. Похоже, старик заподозрил, будто его собеседнику нужны сведения о какой-то древней наследственной вражде. Тем не менее фермер пригласил молодого человека к себе, намекнув, что когда он получше узнает гостя, то решит, стоит ему доверять или нет.

В конце концов дождь прекратился, машина была отремонтирована, и Говарды смогли завершить путешествие; Когда в Лампасас мотор опять заглох, Роберт осыпал ругательствами тупого» механика из Темпла, который чинил машину. Семье пришлось провести ночь в гостинице и снова отправиться в путь лишь утром. Как раз во время этой поездки Роберт сказал отцу, что «не хочет жить после того, как умрет мама».

По возвращении домой у Эстер Говард на месте шва образовался абсцесс. Ее пришлось на несколько дней отвезти в больницу в Коулмэн, а потом Привозить туда каждые несколько дней, чтобы промывать и перевязывать рану. Все увеличивающиеся расходы на лечение подтолкнули Говарда написать редактору «Сверхъестественных историй» Фарнсуорту Райту, сообщая о своих затруднениях И умоляя его выслать давно обещанный чек. В то время журнал был должен Говарду больше восьмисот долларов — «достаточных», по его словам, «чтобы заплатить все долги и снова встать на ноги». Райт выслал ему немного денег — столько, сколько позволило скверное финансовое положение: журнала. Стоит заметить, что на момент смерти Говарда «Сверхъестественные истории» задолжали ему больше тысячи долларов.

Абсцесс удалось вылечить, но у миссис Говард начался сильный кашель. В самом конце июля вся семья поехала в Лаббок, расположенный в 180 милях к северо-западу от Кросс Плэйнс, а затем они проделали еще 120 миль на север, по направлению к Амарильо, чтобы узнать, не поможет ли Эстер тамошний сухой высокогорный климат избавиться от кашля. Перемена климата не возымела желаемого действия, и Говарды возвратились домой по расположенной ближе к южной границе штата дороге через Сан-Анджело.

Во время этих поездок Роберт Говард внимательно вглядывался в местные ландшафты и красочно описывал их так, словно глядел на них глазами человека, не ожидающего увидеть эти места вновь:

«Апрельские и майские дожди определенно привносили нечто новое в привычный пейзаж. …Густая зеленая листва выгладит по-тропически роскошно, а красные и желтые цветы сплетаются в великолепный ковер, сверкающий на фоне зелени». 

Несмотря на то что любому, даже не сведущему в медицине, человеку было ясно, что: Эстер Говард неизлечимо больна туберкулезом, в письмах Роберт никогда и словом не упоминал об этом. Он следовал семейной традиции — скрывал, отрицал и игнорировал вещи, которые не хотел воспринимать. Так как в те «времена еще не знали средств лечения туберкулеза, произнести название болезни означало для Роберта признать самое страшное — что дни его матери сочтены.

К середине ноября состояние Эстер снова ухудшилось, и Говарды отвезли ее в санаторий Торбетта в Марлине. Там жил друг Роберта Терстон, увлекающийся оккультизмом. Роберт сожалел, что Терстон Торбетт, изучавший в течение трех лет в Калифорнии изобразительное искусство, забросил это занятие ради увлечения оккультными науками.

Из плевры миссис Говард удалили около галлона жидкости. Когда Роберт узнал, что его матери придется пробыть в санатории неделю или даже больше, он отвез отца домой, захватил пишущую машинку и вернулся в Марлин, где печатал свои рассказы прямо в пансионе. Кроме того, он узнал от д-ра Фрэнка Торбетта много исторических преданий. Доктор пережил те трудные времена, когда «никогда не осмеливался Открыть утром дверь сарая и накормить лошадь без заряженного револьвера в руке».