И тут Парамонов взорвался:

– Ты сама виновата. На заставе жива осталась, так радовалась бы. Но нет, надо было нос совать, куда не следует. Да и после «дембеля» языком трепать не стоило. Сама втянула своего папашку в это дерьмо, а теперь, видите ли, все у неё виноваты. Тебе что, больше всех надо, что ли? Да если хочешь знать, за такие бабки, какие давали за эту ржавую железку, родного отца закопаешь, не то что чужого. Ясно? Жаль мои люди наткнулись на отряд этого безмозглого Рана! Кто бы мог подумать! Если бы не этот самонадеянный фриц со своими бредовыми идеями, меч давно был бы у меня!

– Ну ладно, хватит трепаться. Вечер вопросов и ответов закончен, – сказал Иванов. – Кругом, шагом марш. Руки с затылков не опускать. Шаг в сторону – стреляю сразу.

Мы вышли из тёплой гостиной на улицу, где с озера дул холодный пронизывающий ветер. Тихая и спокойная до этого поверхность озера покрылась белыми барашками волн. Мы подошли к ангару, и Парамонов приказал нам остановиться под единственным фонарём, горевшим у входа.

– Теперь всё, – сказал Иванов и, подойдя ближе, опять ткнул мне пистолетом под подбородок.

Лучше бы он этого не делал. Дик, привыкший к людям с оружием и потому до этого мирно и бесшумно шаривший по кустам, такого грубого обращения с хозяйкой выдержать не мог. Он высунул свою огромную мохнатую морду из кустов и вопросительно посмотрел на меня. Я скосила глаза на «берету» в руках Иванова.

– Дик, фас! – рявкнула я, убедившись, что оружие Иванова стоит на предохранителе.

Молниеносный бросок Дика, выпавший из рук Иванова пистолет и кровь, фонтаном бьющая из его сонной артерии, – всё промелькнуло у меня перед глазами в одно мгновение. Боковым зрением я увидела, как Лисун, крутнувшись волчком, сбил с ног Парамонова и уже в падении размозжил ему кадык каблуком. Теперь оставался только Олег, стоявший чуть в стороне и судорожно пытающийся достать из кармана плаща оружие. Но что-то там у него явно не ладилось. Поэтому я просто подошла к нему и врезала кулаком промеж глаз. Брызнула кровь, и Олег, не удержавшись, плюхнулся на задницу. Подскочившая Света отобрала у ошалевшего Олега пистолет и бросила его мне.

Олега, как единственного выжившего в этой переделке, мы пристегнули наручниками к балке в ангаре и, оставив на парочке пистолетов его чёткие отпечатки пальцев, покинули это негостеприимное место. Не забыв оставить на столе в гостиной длинную пояснительную записку для местной полиции.

9

Яркое солнце светило прямо в лицо. Мы стояли в небольшой очереди на таможенный досмотр. Когда подошла наша очередь, Лисун протянул финскому полицейскому наши документы. Тот внимательно изучил их и сказал:

– Поставьте машину стоянку и выйдите. Вам придётся подождать.

Я похолодела. Светка побледнела, а Лисун так вцепился в руль, что у него побелели костяшки пальцев.

Мы вышли из машины, не чуя под собой ног.

– А в чём, собственно, дело? – наконец взял себя в руки Лисун.

– Извините, господа, но у вас нет ветеринарного паспорта на этого замечательного пса, – улыбнувшись, сказал полицейский, указывая на развалившегося на заднем сидении Дика.

А уже через час, окончательно покончив со всеми формальностями, мы неслись по трассе на Выборг. Мы с Лисуном перекидывались всю дорогу шуточками, а Света молчала. На подъезде к Выборгу она неожиданно выдала:

– А всё-таки жаль, что мы не привезли с собой Парамонова.

– А как бы ты тащила его тушу через границу? – парировал Лисун. – И потом, оно тебе надо?

– Я бы наверняка получила майора, – совершенно серьёзно сказала Света.

Лисун расхохотался и, хлопнув её по коленке, выдал:

– Ничего, походишь капитаном.

– Ребята, нужно остановиться, – сказала я и покосилась на Дика. – А то он нам всю машину изгваздает.

Лисун включил поворотник и притормозил у обочины. Дик, почуяв свободу, рванул в лес по своим собачьим делам. Он очень долго и придирчиво, как всегда, обнюхивал каждый куст, прежде чем поднять заднюю лапу.

– Дик, ко мне, хватит издеваться, – крикнула я и взяла его за ошейник.

И в тоже мгновение я услышала приглушённые расстоянием такие знакомые звуки автоматных очередей, доносившихся с трассы. Замерев на мгновение, я, не выпуская из рук ошейника, бросилась бежать назад к машине. Остановилась, не добежав метров двадцать, потому что рвануло так, что жаркая волна ударила меня в грудь и повалила навзничь.

10

Было пасмурно и тепло. Крупными хлопьями падал снег. Я выбралась из машины на Лужнецкой набережной и направилась к входу на Новодевичье кладбище. Купив в магазинчике у входа шесть кроваво-красных гвоздик и предъявив пропуск дежурному милиционеру, прошла внутрь.

Высоченные голубые ели величественно и молчаливо стояли под тяжёлыми шапками снега. Несмотря на падающий вторые сутки снег, дорожки были аккуратно вычищены. И до нужного мне первого участка я добралась быстро. Остановилась у могилы деда. Взглянула на высокую стелу чёрного мрамора и, присев, смахнула снег с небольшой бронзовой копии танка Т-34. Положила цветы на броню и, закурив, прошептала:

– Ну, здравствуй, дед.

Потом, спохватившись, достала из кармана кусочек пожелтевшего картона, вставленного теперь в тяжёлую бронзовую рамку. И поставила карточку с улыбающимся молодым полковником в снег, прислонив её к холодному памятнику. Потом достала из дипломата детский металлический совочек и, выдолбив в земле неглубокую ямку под могильной плитой, бережно опустила туда жестяную коробочку и засыпала землёй. В коробочке лежали несколько локонов Кати и две позеленевшие пуговицы с пятиконечными звёздами, взятые мной в подземелье замка Хродвальда.

– Ну вот, дед. Теперь вы с Катей снова вместе, – тихо сказала я и, растоптав окурок, пошла прочь.

Теперь мой путь лежал на Ваганьковское кладбище. Там с недавнего времени упокоились сразу три дорогих мне человека. Папа, Лисун и Света…

Тяжёлый ржавый меч теперь лежит у меня в сарае на даче и не вызывает во мне никакого интереса, я даже не знаю, для чего храню его. Наверно, в память о моих друзьях, жизнь которых он унёс. Тогда я надеялась, что это – последние его жертвы. Но я даже не представляла, как сильно я ошибалась.

Этой же ночью мне приснился сон. Как будто я стою на перроне шумного и многолюдного вокзала, вокруг снуют люди в военной форме. Играет музыка. Поезд, который я провожаю в вечность, трогается, скрипнув буксами, и начинает медленно набирать скорость. Я смотрю ему вслед и вижу на площадке последнего вагона «теплушки» двух молодых улыбающихся людей. Молодого полковника в чёрном танкистском комбинезоне и молодую прелестную девушку в военной форме. Они стоят, обнявшись, улыбаются и машут мне руками на прощание. Поезд уходит всё дальше и дальше и наконец скрывается за поворотом. А вокруг меня льются и льются звуки такого родного и в то же время далёкого марша. Марша «Прощание Славянки».

Часть четвёртая

Призраки майоровой мельницы или пять лет спустя

1

Я открыла сначала один глаз, потом второй и поняла, что окончательно проснулась. Ещё находясь под впечатлением увиденного сна, я попыталась запомнить его подробности, настолько реальным он был.

«Стояло хмурое и дождливое ноябрьское утро 1812 года. Кругом плавал такой плотный туман, что казалось, весь воздух был пропитан влагой. Всё вокруг: и мрачный лес по обе стороны раскисшей и превратившейся в сплошное болото лесной дороги, и мутный горизонт, угадывающийся неким просветлением впереди, между сосен, и тёмные фигуры людей, пытающихся вытолкнуть две застрявшие в грязи крытые повозки – всё было однообразно серого и дождливого цвета. Насквозь мокрые солдаты почти выбились из сил, но упрямо рвались вперёд к заветной цели – Смоленску, подальше от захваченной и тут же брошенной ими Москвы.