Однако Макса это не остановило. И он заказал все. Я мысленно попрощался со своим здоровьем, и со злорадством заметил, что он сбледнул, лишь когда официанты придвинули к нам второй стол.

-Это еще зачем? Мы вдвоем будем,- оторопело бросил он.

Официант ласково глянул на него, как на ребенка с синдромом Дауна, пытающегося, высунув язык, сложить паззлы, и выдохнул на русском:

-Дай бог, бы все блюда на трех столах поместились. Вы, что, реально хотите это вдвоем схавать? Ну, вы, ребята, даете.

Короче, я сломался на 7 блюде мезе, сумев запихать в себя пару колбасок. Макс продержался дольше. Но тоже теперь тоскливо икал, именно оборзевая , а не обозревая яства, которые не пришлось даже по украинскому принципу не съесть, так «пиднадкусывать».

Оставлять еду врагу тоже было мучительно больно.

Тут у меня зазвонил телефон, и я в экстазе чуть не прожег пол. Это был Марк, но почему мне сначала вспомнились его габариты.

- Марк, срочно приезжай в таверну, - взвыл я в трубку, - Водка на троих стынет. Две порции мезе пропадают.

Марк коротко хмыкнул, и по ходу сразу врубился в ситуацию.

В общем, когда он прибыл на место боя и оглядел картину маслом, он тоже позвонил еще одному другу. Надо отдать должное ему- ни разу не запалил перед Максом.

В четыре рыла и еще под пару графинчиков «узо» мы еле одолели это счастье. После чего Максу пришла не менее гениальная идея запить это все молочным коктейлем, и троица радостно заказала его. На меня они втроем смотрели как на непуганого в раю идиота, не ценящего гурманский изыск простоты «Мак –Дональдаса» под конец.

Слава Богу, я им не сдался. И тяпнул вместо молока еще «узо».

Вот теперь утром Макс расплачивается за все свои грехи. У него жесткой приступ медвежьей болезни. Меня, правда, тоже слегонца поклевывает в затылок известная финская птица «похмелайнен». Но это пройдет уже к двум. Особенно, если прогуляться на воздухе.

-Ты, что, сука, жрать еще можешь? И вообще, ты куда так вырядился? Не взопреешь?- бросает он, глядя, как я натягиваю светло-голубые рваные джинсы и белую борцовку. В джинсах будет действительно жарко, но потерпеть стоит. С ударением на первый слог пока.

Глаза Макса скользят по моему телу совсем не так, как смотрит, допустим, Марк. Это другое. Но все равно приятно увидеть в них капельку заинтересованности.

Я будь не я, если Микаэлю мой прикид не понравится. Обычно все на это западают. Это моя собственная фишка. Добавляю чуть-чуть серебряных «блестяшек»: массивный браслет, перстни, пара цепочек. Теперь главное- ремень с большой бляхой, которая будет в нескольких сантиметрах от.

- Ты, че, уже подцепить кого успел? Трахались уже?- не унимается Макс, глядя, как я «добиваю» образ. С помощью геля (ха, вот что-что, а купаться я сегодня не собираюсь) придаю башке эффект мокрых волос. Кудри. Во. То, что надо.

- Вернусь минут через сорок. Если туалетная бумага закончится - звони не стесняйся,- закрываю номер под его громкий мат.

И круто обламываюсь в столовой.

Микаэля нет.

С тоски решаю нажраться оливками. На Кипре их делают как-то по-особенному. Они совсем не похожи на то, что продается у нас в банках. Киприотам удается сохранить в них маслянистый вкус, приправив специями. Они получаются очень острыми, но не консервно тряпичными.

Пока набираю полную тарелку оливок, замечаю любопытную сценку. Напарник Микаэля вытаскивает телефон и, почти упав лицом в пах, за барной стойкой взволнованно щебечет в трубку на греческом.

Засекаю время. Мальчишка появляется в зале ровно через 7 минут. Несет мне уже привычный кофе. Молча ставит передо мной. И не может отвести взгляд от моих ног, просвечивающихся в разрезы, отчетливо скользит по плечам в вырезе борцовки.

- May I have a glass of water? – вот реально, кофе в таком состоянии не лезет.

- Wait a moment, please,- цедит он сквозь зубы, удаляясь от меня.

Друг перехватывает его по пути и что-то долго шепчет, указывая глазами на мою чашку кофе.

Еперный балет. Только душа из горячего кофе мне сейчас не хватает. Это же мои любимые джинсы. Их потом отстирывать придется. Ну, е-мое. Все. Я так не играю.

Микаэль возвращается со стаканом воды. Рука долго мечется перед чашкой и стаканом. Решительно опрокидывает последний.

Йес!

- I am deeply sorry! – белоснежно лыбиться он, глядя, как я псевдо удивленно разглядываю разводы на джинсовой ткани.

- Oh, it's nothing. Rather pleasure, it's so hot, - ржу ему в ответ.

- Oh, I see you like olives. What do you think about Cyprus dishes? –глаза Микаэля

выразительно скользят по моим соскам, проступающим под борцовкой.

- It's perfect. I have already loved it, - позволяю себе расслабиться и выразительно смотрю на то место, где у него под фартуком должна быть плоть, – and deeply sorry too. Can you bring me some wine.

Микаэль стеснительно проводит по затылку, вытирая проступивший пот. Он мил. Он так мил своей юностью и застенчивостью:

- Maybe I will better invite you to some native restaurants, where you can try the real one? I am free after four.

Йес, йес, йес. Сто тысяч пятьсот. Ну, наконец-то.

- Yeah. It would be so nice of you. I will wait you in the lobby,- соскальзываю со стула и направляюсь к себе в номер.

Смотрю на мобильник. Четыре пропущенных. Так. У Макса явно закончилась бумага.

Глава девятая. Осторожно, к вам летит аист

Афродиты мои и Аполлоны, как говаривала незабвенная Ариадна! На Кипре благодаря этой женщине с большой буквы «Ж» я лишился не только своей антично-литературной девственности. Точнее, процесс умственной дефлорации перешел в стадию разрыва мозга, когда она рассказала о такой части современного устного народного творчества, как приметы.