О, разве сердцу моему дано свиданья с ней достичь?

Оно в безумии бежит. Ему ли цели сей достичь?

Пока увидеть на луне не сможет солнце отблеск свой,

Безумцу ль молодой луны во мгле пустых ночей достичь?

Что ей Санджар? Его шатра ее превыше торока,

О, разве нищего рука сумеет их ремней достичь?

Покуда на ее устах сияют лалы, жемчуга,

Дождусь ли милостыни я? Чего руке моей достичь?

Что глаз дурной, покуда грудь, как рута чадная, горит?

Чего пред нежной красотой сумеет чародей достичь?

Как солнцем Страшного суда, любовью сердце сожжено.

Любовь — как Судный день, лишь с ней хочу скончанья дней достичь.

О Хакани! Вот скорбь твоя, что сердце убежало к ней.

Взгляни-ка издали, чего теперь удастся ей достичь.

Тебя мое сердце в конечном итоге достигнет,

Душа единенья с красой недотроги достигнет.

Рыданье безумца ушей равнодушных твоих,

Жемчужины слез оставляя в залоге, достигнет.

Я стану безумцем, лишь вестник твоей красоты

Лачуги моей, засверкав на пороге, достигнет.

Такое бывает, когда бесноватого взгляд

Лазури, где серп зажелтел тонкорогий, достигнет.

Терпенье ушло и постится в разлуке, а там

Придет разговенье, и счастья убогий достигнет.

Лишь снится свиданье, но пусть высоки торока,

Однажды рука их ремня без подмоги достигнет.

Надежда от радости крыльями плещет, когда

Высокого свода в счастливой тревоге достигнет.

Зенита достиг день крылатой надежды моей,

Боюсь: он однажды заката в дороге достигнет.

Меня не забудь, а иначе тебя Хакани

Дозволенной магией в горнем чертоге достигнет.

Ну почему ты отвернулась? Ведь я не скидывал ярма!

Убила и проходишь мимо, молю, а ты — глухонема.

Дорогу к счастью бессердечно ты для влюбленного закрыла

И розы верности вручила врагам, достойным лишь клейма

Пришла, как солнце на рассвете, и глянула в окошко сердца.

Ушла, окно землей засыпав… Теперь в груди моей — тюрьма.

Вином наполненные чаши ты осушала с подлецами

И часто на меня плевала, собой довольная весьма.

Хитро меня ты обольстила, силки расставила повсюду,

Рассыпав зёрна для приманки, для помрачения ума.

А в голове твоей — гордыня, которой больше стало ныне,

Когда вокруг прекрасных лилий струится мускусная тьма.

Ты Хакани не дашь отпора, тебя осилит он, и скоро,

Ведь человечности доспехи ты с тела сбросила сама.

О пери, ты пленяешь нас, ты обольстительна и зла,

Укорами терзаешь нас, как будто уши надрала.

Струистых не распутать пут, терпенья цепь они порвут,

Что перед родинкой твоей, благочестивые дела!

Я знаю, твой природный нрав строптив, и резок, и лукав.

И наша доля тяжела, и даже слишком тяжела…

Сегодня вечером, впотьмах, она пришла ко мне в слезах,

И вся душа моя зажглась и вмиг обуглилась дотла.

Спросил я: «Чудо красоты! Ну отчего так плачешь ты?».

Ответила: «Мне без тебя и жизнь нисколько не мила».

О господи! Волшебный вид: нас прелесть юная слепит,

И потому во всех глазах ты по-иному расцвела.

О Хакани! Восславь того, кто смог из глины и воды

Такое диво сотворить! Всевышнему — твоя хвала!

Где силы, чтобы до нее, до той, что жестока, дойти?

Я — муравей. Где Сулейман? Смогу ли за века дойти?

Как закружилась голова! От жажды гибну я в песках!

Где Хизр? Исчез и не сказал, как мне до родника дойти.

Ночь беспросветна, путь далек, везде разбойники грозят.

Неужто до ее дверей в лохмотьях бедняка дойти?

Когда приду — не клясть судьбу, а славить буду, как Юсуф…

До цели братья помогли ему, намяв бока, дойти.

О соловьи! Я расскажу, как птицеловы к вам добры,

Лишь только, цел и невредим, смогу до цветника дойти.

Я — капля крови, я — слеза, мне страшно немощи моей!

Нет сил от глаза до ресниц, хоть велика тоска, дойти.

О Хакани! Нелегок путь. Где плаха гибельной любви?

Не так уж просто до нее тебе издалека дойти.

Любовь пришла и сделалась судьбой,

Жизнь вечная — свидание с тобой.

В тени волос твоих светлеет сердце,

Соседствует с небесной синевой.

Арканом кос ты сердце захлестнула,

Я от обиды горькой — сам не свой.

Как божий день мне ясно: сердце скрылось,

Окутанное мускусною мглой.

Я отдал душу за любовь, хоть знаю:

Огонь бесплатен в стороне любой.

Пусть небеса у твоего порога

Стоят, как страж, как зоркий часовой, —

Красавицы, бывало, знали жалость,

Ты пожалей пришедшего с мольбой!

Ведь Хакани живое красноречье —

Как залежи, богатые рудой.