В тот период своего ученичества в «Кайзеркеллере» БИТЛЗ записали свою самую первую пластинку. Я выступал в роли продюсера, руководителя записи и рекламного агента — все в одном лице.
В группе Рори Шторма был парень по имени Вэлли, который тоже хорошо пел. У него был широкий вокальный диапазон, и Битлы восхищались им. Я сам когда-то учился на певца и сразу определил широкие потенциальные возможности Вэлли. Если дать ему бэкинг БИТЛЗ, то должен получиться интересный звук — так думал я.
К этому времени все Битлы, кроме Пита Беста, уже подружились с Ринго Старром из группы Рори Шторма. Они были собутыльниками.
Любимыми песнями Вэлли были «Fever» и «Sommertime». «Эл, давай сделаем пластинку!» «Пластинку? Какую?» «Обыкновенную — с дыркой посередине.» «Ну, ну. И с кем же вы будете ее делать?» «С Вэлли.» «Почему именно с ним?» «Он клевый певец.» «А кто будет платить за все это?» «Ты, конечно.» «Ах, вот как!»
Вот как мы решили сделать первую пластинку БИТЛЗ. Историческое решение. Питу Бесту они сказали, что стучать будет Ринго Старр — потому, дескать, что он привык к Вэлли и знает все его песни. Питу это, конечно, не понравилось, но ему пришлось смириться.
Свалив гитары, барабаны, микрофоны, бутылки с пивом и пакет с бутербродами в мою машину, мы поехали в гамбургскую «Акустик-Студию», где люди записывали поздравительные пластинки. Ну, вы знаете, какие. Например: «Здравствуй, мамочка. Это говорю я. Мы живем хорошо. Ждем тебя на рождество. Как твое здоровье? Бэби передает тебе привет. Бэби, скажи что-нибудь бабушке! Гу-гу-гу… Ну все, мамочка. Привет Джо, Джону, Саре, Альфи, Дотти, Лулу, бла-бла-бла…»
Студия была крохотная. Не знаю, что там сейчас. Может, она делает большой бизнес. Слово «БИТЛЗ», конечно, ничего не говорило работникам студии. Для них они были очередной любительской группой, которая хочет записать себя на пластинку: скорее всего, чтобы послать своим родным в Англии. «Вы хотите послать привет своим родным?» «Если мы хотим послать привет, мы пишем письма.» «Эл, скажи им, что мы музыканты.» «Какой смысл? Их это не интересует.» «Что-то больно мала эта студия.» «А ты почем знаешь? Небось, в первый раз пришел на студию записи.» «Эй, а что это за смешная машина вон там?» «Эх, простота, это же кофемолка.» «Да? Интересно!» «Ну ладно, друзья. Начнем.» Ребята сгрудились вокруг микрофонов, Вэлли стал посередке, и сессия записи началась. Вэлли так разволновался, что забыл текст «Summertime». «Ну, ты даешь, Вэлли!» «Ты же миллион раз пел ее!» «Забыл слова в такую минуту!» «Сейчас, сейчас… Я просто волнуюсь.» «Дайте ему таблетку.» Ринго нервно теребил свои палочки. На пальцах у него было столько колец, что он не мог нормально поковырять в носу. Это была его первая запись вместе с БИТЛЗ. Музыканты, которым вскоре предстояло потрясти весь мир, впервые собрались вместе для совместной записи. Студия, правда, была размером с кухоньку, что у моей тетки Фанни в Дингле, и все же это была студия.
Вэлли, наконец, вспомнил слова. Он запел, а Битлы подпевали и подыгрывали. Потом они сделали «Fever». Инженер проиграл готовую запись. Все было отлично, просто здорово… кроме барабанов Ринго. В студии было так тесно, что об отдельном месте для ударника не могло быть и речи. Поэтому звук барабана получился такой, будто кто-то у вас над ухом раскалывает кокосовые орехи. Это нас здорово рассмешило. Но Ринго было совсем не смешно. «Черт знает что! Эл, неужели это я?» «Конечно, ты, кто же еще?» — издевались ребята. Зато Вэлли был доволен. Его голос записался блестяще. Мы сделали пластинку! Инженер извинился за то, что запись пришлось сделать на 78 оборотов. На обратной стороне диска кто-то бойко рекламировал дамские туфли и сумочки. Как вам это нравится? Дамские туфли на первой пластинке БИТЛЗ!
Я заплатил за пластинку с ее жуткими барабанами — 10 фунтов за все. Битлам понравился их звук на диске. Теперь они хотели записаться одни, без Вэлли. Но я снова посмотрел на часы. «В другой раз, ребята. Вам скоро на сцену.» «К черту Кошмидера!» «Сделаем свой диск!» «Мы сами заплатим.» «Подумаешь, каких-то десять несчастных фунтов!» «Дело не в деньгах, — сказал я. — У нас нет времени. Вы знаете Бруно.» Если бы бедняга Бруно услышал, что они в тот раз про него говорили, его немецкие уши зарделись бы багрово-огненным цветом. «Пошли. Пора возвращаться на Репербан.» «Ради бога, Алан!» «Эл, не будь свиньей!» «Время, друзья, время. Нам пора.» «Ты пожалеешь, Эл.» «Это вы пожалеете, когда Медведь Бруно вцепится в вас своими когтями.» Так мы и не сделали диск БИТЛЗ без Вэлли. Я остался глухим к просьбам Битлов, и погнал их обратно на Гроссе Фрайхайт. Мы успели только-только. Идиот! Зачем я не дал себя уговорить?
Потом я повез наш диск в Лондон, на фирму «Грейд» Там его очень вежливо и внимательно послушали и даже похвалили, но барабаны Ринго, по-моему, привели их в некоторое замешательство. «Как, вы сказали, называется группа?» «БИТЛЗ. Они сейчас в Гамбурге.» «В Гамбурге? Это что, немецкая группа?» «Нет, Они англичане. Из Ливерпуля, — поправил я. — Они играют там в клубе.» «В клубе, говорите?» «Да.» Люди из «Грейда» отвергли пластинку.
Насколько я помню, инженер «Акустик-Студии» сделал нам четыре оттиска. Где-то они сейчас? Для хорошего коллекционера они теперь бесценны! Один оттиск был у меня, другой — у Ринго. Вэлли и Рори Шторм тоже получили по одному. Свой я потерял, Ринго — тоже. Как всегда, со мной это случилось по пьянке. Спустя несколько лет, уже в Лондоне, Ринго попросил меня принести ему этот диск: он хотел сделать копию взамен утерянной. По пути к нему домой я встретил веселую компанию своих приятелей. Они потащили меня на какую-то вечеринку, кажется, в гости к певцу Тони Беннету. Я, конечно, не смог устоять и, как обычно, набрался. Я все время повторял себе: «Не напивайся. Не теряй пластинку. Она нужна Ринго.» Разумеется, Ринго ее не получил. Вино текло рекой, мне было хорошо, и я ни в чем себе не отказывал. Одной рукой прижимая диск к груди, я другой рукой подносил стакан ко рту. Надо было делать наоборот. Драгоценный диск пропал!
Когда срок контракта, заключенного БИТЛЗ с Кошмидером, подходил к концу, случилось нечто такое, что омрачило их пребывание в Гамбурге.
Это случилось перед самым Рождеством. Битлы были в своей каморке за серебристым экраном и отдыхали, глядя на потолок, где красовалось слово «БИТЛЗ», которое они же сами вывели с помощью копоти и свечи. Потом, из озорства, кто-то из них достал презерватив, надул его до размера футбольного мяча и поджег. Невинная забава всех мальчишек от Британских островов до Сингапура. Вдруг один язычок пламени лизнул пыльные обои, и через минуту вся стена была уже объята пламенем. Правда, пожар удалось быстро потушить, но Кошмидер, конечно, обо всем проведал и наговорил Битлам много гадких слов. Но это не все: он донес на них в полицию. Джорджа и Пола увели в участок. Инцидент этот раздули до невероятных пропорций. Говорили, например, что Битлы специально устроили пожар, чтобы спалить свое жилище — они, якобы, так хотели отомстить Кошмидеру за его постоянные придирки. К счастью, обвинений им не предъявили, но этот случай потом им припомнили, когда они снова захотели приехать в Германию. На другой день полицейские посадили Джорджа и Пола на самолет, который улетал в Англию. Бай-бай, БИТЛЗ! Назад не возвращайтесь!
Остальные добирались домой сами. Скоро они снова все были в Ливерпуле и опять принялись искать работу. Битлы были теперь не намного богаче, чем пять месяцев назад. Зато теперь у них был этот великий звук. Звук, который скоро пойдет по всему миру.
Глава двадцатая
Хлопья снега и обгорелые остатки «Топ Тена»
В конце 1960 года Рэй МакФолл, хозяин «Пещеры» на Мэтью-стрит, все еще был сторонником джаза, но уже потихоньку поворачивался к «ливерпульскому звуку».
А я открыл на Сохо-стрит свой собственный клуб «Топ Тен». Я знал, что делал. У ребят были деньги. Им был нужен свой клуб. Я рассчитывал, что БИТЛЗ по возвращении из Гамбурга будут выступать у меня. «Топ Тен» будет музыкальным домом.