Он, Эдвард Грир, не мог вернуть Дидье Бланшару его разбитую любовь. Но его корабль — мог.

Любовь…

Он снова встретился взглядом с Мораном.

«Ты становишься сентиментальным, старый ты хрыч», — мысленно усмехнулся Грир и, повернувшись, тронул Дидье за плечо:

— Хватит тебе, garГon. Лучше ляг и поспи, что ли. Разве не устал?

Дидье прерывисто вздохнул, шмыгнул носом и утёрся рукавом. Вскинул мокрые глаза.

— Ещё как устал, — прошептал он, с облегчением растягиваясь возле костра. Моран быстро притащил ему ещё одно одеяло и кое-как укутал, а тот уже в полусне прошептал, сворачиваясь калачиком и подтягивая колени к груди:

— Я прямо сейчас не могу с вами пойти, кэп. Мне дочку найти надо. Ивонну.

— Кого?! — разинул рот Моран, но Дидье уже провалился в сон. Слабая улыбка светилась на его осунувшемся лице.

Моран обалдело уставился на Грира, а тот — на него. Воистину Дидье Бланшар преподносил им сегодня сюрприз за сюрпризом.

— Проснётся — всё расскажет, как миленький, — зловеще пообещал Грир.

Но проснулся Дидье нескоро. К вечеру, когда Грир с Мораном успели ещё пару раз искупаться, один раз вздремнуть, наловить рыбы и пожарить её в углях.

— Загнался совсем, дурак, — пробурчал Грир, наклоняясь над спящим Дидье и мимолетно проводя тыльной стороной ладони по его скуле. Тот даже не пошевелился, только тёмные ресницы чуть дрогнули.

— Эй! — гаркнул Грир и потряс Дидье за плечо, но тот лишь что-то невнятно бормотнул, отмахнулся и перевернулся на другой бок.

Выпрямившись, капитан озорно подмигнул озабоченно нахмурившемуся Морану:

— А ну-ка, дай ему рыбки жареной понюхать, что ли…

Расчёт оказался верным. От одуряющего аромата рыбы, запечённой в виноградных листьях, слюнки потекли бы и у мёртвого. Дидье приподнялся на локте, распахнув глаза, и непонимающе уставился на хихикающего Морана.

Потом оглянулся на Грира, немного помолчал, будто что-то вспоминая, зажмурился и сквозь зубы простонал:

— Tabarnac de calice d'hostie! Какой же я идиот…

Моран захохотал во всё горло, обхватывая его за шею, а Грир, присев рядом с ними на корточки, подцепил Дидье за подбородок, поворачивая к себе его всклокоченную голову:

— Ты помнишь, о чём мы толковали, когда ты вырубился, garГon?

— О «Маркизе», — сглотнув, ответил Дидье, впиваясь отчаянным взглядом в его сумрачное лицо. — Если мне это… не приснилось. Или?..

— Не приснилось, не сомневайся, — усмехнулся Грир, внимательно вглядываясь в его полные надежды глаза.

— Но сначала скажи, ты про какую дочку твердил? — с любопытством встрял Моран, продолжая держать бывшего старпома за плечи.

Тот глубоко вздохнул, потёр переносицу и гордо улыбнулся:

— Про свою. Ей уже три года, четвёртый. Я про неё ничего не знал. Её Ивонна зовут. Мне сказала… сказала… о чёрт! — Он запнулся и прикусил язык.

— Давай, давай, выкладывай, раз начал, — велел Грир, а Моран подхватил:

— Тебе же хочется рассказать!

— Ну хочется… — хмыкнул Дидье, почёсывая в затылке, а потом опять помрачнел. — Она сказала, что я трепач и шалопай. — Он глубоко вздохнул и обречённо развёл руками. — Так и есть.

— Кто «она»? — быстро осведомился Моран.

— Жаклин, — буркнул Дидье, не подымая глаз. — Жаклин Делорм.

Он опять глубоко вздохнул, а оба его собеседника, не сговариваясь, длинно присвистнули.

— Так вот почему она так цеплялась к Тиш… — протянул Грир. — Ну, ты силён, парень.

— Да какое там… — Дидье горько махнул рукой и вскочил, вывернувшись из-под ладони Морана. — Говорю же, я не знал! Я её… не запомнил даже. Я забыл её. Я всё забыл! Я чёртов растреклятый идиот, tabarnac de calice d'hostie! Я ни чёрта не стою, кэп, она права! А ты мне — «Маркизу»!

Задохнувшись, он умолк. Ноздри его раздувались, глаза сверкали.

Грир тоже поднялся и спокойно осведомился:

— Всё это небось случилось примерно так, как сегодня утром, нет? С горя, сдуру и спьяну?

— Ну-у… — вспыхнув, протянул Дидье, снова запуская пятерню в волосы. — Примерно так, капитан. Но я больше не буду. Нет, правда. Нет, ну чего вы… да ну вас, nombril de Belzebuth!

Моран уже просто катался по песку, и Дидье, не выдержав, присоединился к общему хохоту.

— Ты откуда родом? — поинтересовался Грир, когда они уже утолили первый голод и можно было разговаривать, не рискуя подавиться рыбьей костью.

— Из Квебека, — лаконично ответил Дидье, облизав пальцы.

Грир поднял брови:

— Ого. А сюда тебя почему занесло?

— Холодно там, — прыснул Дидье и пружинисто поднялся. Спустившись к озерцу, поплескал в лицо водой, вымыл руки, утёрся подолом рубахи и повернулся к костру. Глаза его просветлели и были очень ясными.

— Мне пора. Я вас найду, garcons.

— Точно найдёшь? — тревожно спросил Моран, вскакивая на ноги.

Встал и Грир.

— Клянусь Мадонной, — серьёзно заверил Дидье и, подойдя к ним, крепко и без колебаний обнял обоих.

У Морана почему-то встал комок в горле, когда он заглянул в его смеющиеся глаза, из которых наконец исчезла всякая горечь.

— С тобой, может, поехать? — хмуро предложил Грир. — А то ещё вляпаешься во что-нибудь, обалдуй. Куда хоть едешь, скажи!

Дидье только молча улыбнулся и, отойдя к кустам, принялся седлать спокойно пасшегося там стреноженного путами коня.

— Папаше Кевину передайте, я одра не спёр, я его отдам! — крикнул он, лихо взлетая в седло. — Adieu, garcons!

Когда топот копыт затих за поворотом тропинки, Грир внимательно посмотрел в замкнувшееся сразу лицо Морана.

— Вернётся, — уверенно сказал он. Ему почему-то захотелось успокоить Морана. Что за бабская блажь… — Ему ведь нужна «Маркиза». Он вернётся.

Дидье знал, что рискует головой, ошиваясь вблизи усадьбы Жаклин на Пуэрто-Сол. Корсаров вешали просто и беспощадно, таков был непреложный закон островов, а его принадлежность к береговому братству являлась несомненной для человека сведущего. Но желание увидеть ребёнка — своего с Жаклин ребёнка — пересиливало осторожность, и потому он второй день торчал в кустах жимолости, оплетавших садовую изгородь усадьбы «Очарование», и ждал.

Он дождался к вечеру второго дня.

Сначала за изгородью прозвучал строгий и сухой женский голос, и Дидье, даже не выглядывая из кустов, представил себе его обладательницу — высокую, прямую как палка матрону средних лет, затянутую в корсет, как в непроницаемую броню, с пучком волос на макушке, куда, словно кинжалы, воткнуты шпильки.

— Мисс Ивонна, я надеюсь, вы будете вести себя как подобает юной леди и прогуливаться благочинно, пока вас не пригласят ужинать. И не вздумайте снимать шляпку, как на прошлой прогулке, иначе солнце опалит вашу кожу.

— Да, мисс Дилан, — прозвенел в ответ едва слышный тоненький голосок, и Дидье нахмурился. Зачем Жаклин понадобилось нанимать к такой маленькой девочке гувернантку, да ещё и чопорную английскую треску? Но потом он вспомнил, что девочка уже умеет читать, и Жаклин, видимо, предусмотрительно решила пораньше развивать её способности.

Жаклин, в отличие от него самого, во всём была практична, palsambleu! С кем, с кем, а с матерью его ребёнку повезло, — подумал Дидье и вздохнул.

Не утерпев, он чуть высунулся из кустов и мимолётно ухмыльнулся. Образ чопорной трески, нарисовавшийся у него в голове при первых же звуках её голоса, почти точно совпадал с её реальным обликом — высокая сухопарая грымза лет сорока. Ошибся он только с пучком волос, проткнутым шпильками, ибо голову грымзы венчала тёмная унылая шляпка. Но тут же, напрочь забыв обо всём, Дидье жадно уставился на девочку.

Mon Dieu, да она же была совсем крошкой! Притом бледной и худенькой! Не кормит тут её никто, что ли?

Дидье опять нахмурился.

Из-под аккуратной соломенной шляпки Ивонны выбивались светло-русые локоны, а в тени этой шляпки блестели голубовато-зелёные глаза. Она вовсе не была рыженькой, как Жаклин. И эти глаза были такими знакомыми… скорее бирюзовыми, словно море в штиль, а совсем не ярко-изумрудными…