Воинская часть, в которой служил Газин, в июне 41-го в числе первых приняла на себя удар фашистов. Воины проявляли чудеса героизма, дрались с численно превосходящими силами гитлеровцев до последнего патрона. В жестоких неравных схватках с врагом выбывали из строя боевые побратимы Газина.

Часть отходила с боями. Оказавшись в окружении, Василий упорно искал пути, чтобы прорваться к своим. Ему удалось связаться с партизанами. Те охотно приняли к себе воина. Сначала Газин воевал рядовым бойцом в партизанском отряде имени Котовского, а вскоре стал командовать взводом. Вместе с ними громил врага в Белоруссии и на Волыни. Боевая отвага народного мстителя была отмечена медалью.

С мая 1944 года Василий Газин — разведчик 160-й стрелковой дивизии, которая входила в состав 1-го Белорусского фронта. Полесская земля стала местом его подвига.

…Кипел бой на берегу Припяти. Враг, занимавший выгодный рубеж близ села Писки-Ричицкие, поливал свинцом советских солдат, поднявшихся в атаку. Стрелковому батальону, в составе которого воевал Василий, предстояло прорвать оборону и форсировать Припять.

Советские воины пошли в очередную атаку, но гитлеровцы под прикрытием артиллерийского огня перешли в контратаку.

Каждый боец знал приказ комбата: «До рассвета пробить брешь в обороне, форсировать реку, захватить и удержать плацдарм. От этого зависит успех полка и дивизии…»

В первых цепях атакующих шли самые храбрые. Среди них был и Василий Газин. Но прицельный огонь из вражеского дзота вынудил гвардейцев залечь. Фашисты не давали поднять головы.

Ближе всех к дзоту подобрался Василий. Он видел, как остаются лежать на поле боя его товарищи, и решил сам расправиться с вражеским гнездом. Но ни гранаты, ни автомат отважного гвардейца не укротили свинцовый ливень. Вот уже струится кровь из ран бойца. И, собрав последние силы, он бросился на амбразуру дзота.

Захлебнулся фашистский пулемет и замолчал. Гвардейцы поднялись в стремительную атаку, сметая со своего пути ненавистных врагов.

За этот подвиг Василию Петровичу Разину присвоено звание Героя Советского Союза посмертно.

…На месте подвига — обелиск. Возле него поднялись стройные белокорые березки. Быть может, ветры занесли их сюда из отчих мест, может, мать завещала им беречь покой сына-героя…

Василий Газин погиб, но подвигом своим обрел бессмертие. Именем героя названа средняя школа и одна из улиц райцентра Ратнов.

А солдат Василий Газин возвратился к нашим современникам, увековеченный в мраморе. Памятник сооружен на средства волынян. Молодым и сильным смотрит он на нас. И кажется, оживает холодный мрамор и простой русский парень Василий Газин, как живой с живыми, говорит с жителями полесского поселка Ратнов, со своими земляками, которые приезжают на Волынь, чтобы поклониться праху героя.

В. Р. КОЛОМИЕЦ

СЧАСТЛИВЫЙ НОМЕР «МАКСИМА»

Женщина с ребенком на руках стояла у развалин хаты. Сиротливо торчала чудом уцелевшая печь с черным дымоходом. В глазах женщины — безысходная печаль. Но когда сюда приблизились солдаты с красными звездочками на пилотках, лицо ее вмиг просияло.

— Родные наши, мы так вас ожидали… Видите, что фашисты наделали…

— Видим, жинко, видим, — послышались голоса из группы остановившихся возле хаты бойцов.

А их командир сержант Солодов, молодой широкоплечий парень с бронзовыми от загара щеками, покачал головой:

— Везде такое, где ступала нога фашиста. И за околицей — ужасающая картина…

…То, что увидели бойцы в овраге на подходе к селу, заставило сжаться сердце у каждого. Там сотни расстрелянных фашистами жителей — женщин, стариков, детей. Даже засыпать землей не успели… Сколько горя причинили людям фашисты… Есть ли на свете кара за все их злодеяния!

220-й стрелковый полк, в одном из подразделений которого воевал пулеметный расчет сержанта Ефима Солодова, после боя вошел в освобожденное от гитлеровцев волынское село. Здесь бойцам выпала небольшая передышка. Наконец можно хоть немного отдохнуть, плеснуть на себя воды из озерца, которых так много в полесском крае. Кашевары засуетились у походной кухни, а солдаты — кто курил, кто перематывал портянки, кто чистил оружие, готовясь к новому бою.

Только командир полка подполковник Адаменко не отдыхал. Склонясь над картой, он думал. Неподалеку, на их пути, встала водная преграда. Речка хоть и небольшая, но фашисты крепко зацепились за нее. Разведка донесла, что на берегу гитлеровцы отрыли окопы, траншеи, установили огневые точки, проволочные заграждения, минные поля…

Главное для полка — форсировать речку, захватить плацдарм и — дальше вперед. Командиром заранее разработан план преодоления водной преграды, и подразделения уже приступили к его осуществлению.

Ночью саперы доложили, что заканчивают наводить штурмовой мостик через речку. «Кого же послать первым?» И командир вспомнил о сержанте Солодове. Ничего, что молод. Опытный пулеметчик — два года на фронте. В разных переплетах бывал. После ранения вернулся в родной полк, и ему вручили «максим» № 51, который бойцы любовно называли «станкач — гроза фашистов».

Вокруг непроглядная темень, и этим следовало воспользоваться. За такую ночь, хоть как она ни коротка летом, можно успеть многое.

— Сержанта Солодова — в штаб! — передали приказ.

Командир говорил недолго. Задача для Солодова была ясна, и он четко ответил:

— Есть!

Пулеметный расчет и несколько автоматчиков исчезли в темноте, взяв направление к штурмовому мостику.

Чуть забрезжил рассвет, как дружно ударила наша артиллерия.

— Во, молодцы! — невольно любуясь лавиной огня, несущейся в сторону противника, сказал Солодов бойцам расчета, занимавшим огневую озицию на западном берегу реки.

Под прикрытием артиллерии на другой берег стали переправляться роты и батальоны по штурмовому мостику, на лодках, на плотах, пароме.

Но на том берегу противник сосредоточил свежие силы для контратаки. В район переправы цепь за цепью двинулись гитлеровские автоматчики. На их пути занял огневую позицию тщательно замаскированный «станкач» № 51.

— Давай! — скомандовал Солодов, когда гитлеровцы приблизились на предельное расстояние.

«Максим» выплеснул огненные струи метких очередей, которые косили и косили врагов.

Отразив натиск противника, наши подразделения пошли вперед, друг бойцы наткнулись на проволочное заграждение.

— Плащ-палатки! — стараясь перекричать шум боя, приказал сержант.

Пять бойцов — пять плащ-палаток накинуты на «колючку», — и преграда взята.

Но вот наша пехота залегла. Враг повел плотный огонь из дзота, голову не поднимешь. Выбрав удобную позицию, Солодов ударил из «максима» по амбразуре. Пока стрелял — дзот молчал. Прекращали огонь солодовцы — открывали огонь из дзота гитлеровцы. Видимо, они отскакивали от амбразуры, опасаясь прямого попадания. Перестрелка затягивалась. Пехота была лишена возможности продвигаться вперед.

Ефим Солодов наблюдал за ходом боя. Он понимал: надо любой ценой усмирить вражеский пулемет. Сержант взял четыре гранаты, прикрепил их к поясу, а бойцам расчета приказал:

— По амбразуре — огонь!

Пулеметчики припали к «максиму», а сержант пополз в направлении дзота.

— Ну и отчаянный! — с восхищением выдохнул кто-то из бойцов. Они усилили огонь, чтобы не дать возможности гитлеровцам вести ответную стрельбу.

— Ефим, дружище, доберись до этих гадов… — как заклинание, повторял наводчик, не прекращая огня ни на секунду.

И Ефим полз. Приподняв голову, он примерился взглядом — нет, еще не достанет. Ближе надо. Вот молодцы ребята — палят хорошо. Еще немножко… Еще… Пот заливает глаза, локти ободраны в кровь, но боли Ефим не чувствует. Еще… Еще хоть метров десять…

Наконец Солодов прикинул расстояние до дзота — можно! И, приподнявшись, точно рассчитав каждое движение, он уверенно бросил одну за другой четыре гранаты. «Это за них — за ту женщину, что на пепелище, за тех, лежащих в овраге…»