Ева двинулась дальше, и озадаченный Мазурин последовал за ней.

Они остановились, добравшись до небольшого ручейка. Чарли умыл руки и лицо, ругнулся насчет того, что у него нет бритвы, и подозрительно покосился на розовый и гладкий подбородок Мазурина.

— Депиляторный крем, — тут же сообщил Мазурин. — Подавляет фолликулы на месяц. Изобретен, по-моему, где-то около 2050-го года.

Чарли хмыкнул, но, похоже, не очень поверил.

— Дай-ка мне эти сандалии, — сказал он. Надев сандалии Мазурина, он начал взбираться на очередной кряж. Оттуда он с опаской выглянул на другую сторону, затем помахал Еве и скрылся из вида.

— Что теперь? — спросил Мазурин.

— Мы подождем здесь, — кратко ответила Ева. — Впереди находится городок, в котором живет наш связной. Чарли проверит, все ли там в порядке.

Чарли вернулся через час, одетый, в ботинках, но без радостных вестей.

— Черт-те что, — буркнул он Еве, затем повернулся к Мазурину. — Похоже, ты говорил правду. Говнюки просто с ума сходят. Все вокруг так и кишит солдатами и нагаями.

— Национальными гвардейцами, — пояснила Ева, заметив недоуменный взгляд Мазурина. — Н.Г. — на-гай. Это свора отборных засранцев — что-то вроде твоего КВБ.

Чарли нетерпеливо махнул рукой, не дав Мазурину ответить.

— Значит, вот какие дела, — сказал он. — Бауэрнфайнд связался со штабом, за нами пришлют вертолет. Но в лесах полно патрулей — наше счастье, что мы до сих пор не попались. Единственное место, где мы будем в безопасности — это подвал Бауэрнфайнда.

Он бросил взгляд на хламиду Мазурина.

С Мазурином будут сложности. Между тем Бауэрнфайнд говорит, что иновременец понадобится Центральному Комитету.

Он развернул пакет и достал оттуда балахон с длинными рукавами, ножницы и нитку с иголкой.

— Здесь на холмах обитают секты, — пояснил он. — Бауэрнфайнд раздобыл этот костюмчик в театре. Цвет не совсем тот, что надо, но, в общем, сойдет.

В результате балахон стал похож на что-то, никогда уже не способное стать предметом одежды, но Ева надела его на Мазурина через голову, закинула болтавшуюся верхнюю часть за плечи и, ловко орудуя иголкой, зашила его до первоначального вида. С грехом пополам, методом многочисленных проб и ошибок, балахон наконец водрузили на Мазурина.

— Будет держаться, — сказала Ева, — только не маши руками. Помни, твои руки сцеплены в медитации, и все время держи глаза опущенными. Как насчет этих сандалий, Чарли?

— В Калифорнии половина шизанутых такие носят, — отозвался тот. — И его длинные волосы прокатят при таком наряде. Давайте двигаться.

Они взобрались на вершину кряжа, огляделись и спустились на другую сторону — туда, где за деревьями виднелась пыльная дорога. Вскоре они добрались до небольшого захолустного городишки, где, благополучно смешавшись с толпой, следовали порознь в одном направлении..

Трое спутников на какое-то время сошлись у светофора на перекрестке, ожидая смены сигнала, и Чарли прошептал:

— Еще два квартала, а потом полквартала направо. Там будет заведение под названием «Стильное шитье».

Внезапно со всех сторон послышались изумленные крики. Мгновение спустя что-то мягкое забралось в раскрывшийся от удивления рот Мазурина. Задыхаясь, Мазурин проглотил, сколько смог — масса на вкус казалась лимонной — и выплюнул остальное.

Он поднял глаза как раз вовремя — чтобы разглядеть еще один шар, несущийся навстречу. Инстинктивно взметнув руки, Мазурин тут же услышал, как трещат швы балахона.

Желтые шары летели с неба — если точнее, с висящего в нем допотопного геликоптера архаичной модели. По бокам старинного вертолета висели исполинские громкоговорители— колокола. Из них и сыпались в потрясающем количестве лимонные шары.

Они скапливались под ногами, карабкались по штанинам прохожих, извиваясь, катились кремовой волной к полумраку дверных проемов.

Мазурин отчаянно отбил очередную желтую блямбу, перепрыгнул через корчившегося на мостовой толстого гражданина, у которого были полные штаны флангов, а затем и сам потерял равновесие, заскользив к середине улицы и врезавшись в солдата. Он увидел, как солдат выпучил глаза, заметив наручники. Потом был чей-то крик, все закружилось, и что-то твердое увесисто шмякнуло его по затылку.

Свет привел его в чувство — слепящий, обжигающий свет, от которого слезились глаза. Мазурин попытался отвернуться и выяснил, что не может. Вероятно, его пытали — но за что?

Когда память полностью возвратилась к нему, Мазурин застонал. Он снова оказался в лапах говнюков, этих предков, странным образом оказавшихся основателями его родного государства.

Со стороны донесся стон, а затем сдавленный вскрик. Что-то острое, наподобие иглы, вонзилось в его левую ягодицу. Вопль Мазурина добавился к двум первым.

— Они готовы, господин Президент.

— Приступайте, — приказал слегка шепелявый голос. — Начните с девушки.

— Гертруда Мейер?

Мазурин услышал прерывистое дыхание девушки.

— Да, — ответила она.

— Член конспиративной организации мародеров и убийц, известной как Партия Свободы, подпольная кличка Ева?

Снова тяжелый вздох и утвердительный ответ.

— Известно ли вам о плане покушения на Президента?

Вздох, пауза, еще вздох.

— Да!

— В чем состоит этот план?

На этот раз Ева всхлипнула.

— Ох, не надо… ох!

— В чем состоит этот план?

— Ох! Я не знаю… — Она пронзительно завизжала, а затем Мазурин услышал ее рыдания. — Ничего я вам не скажу… ой!.. ничего. Ой!

Мазурин вдруг обнаружил, что борется как бешеный со своими оковами. Ему показалось — он знает, что они проделывают с Евой; это был традиционный метод допроса женщин, и они, вероятно, уже овладели им. Метод был практически безотказен, и одна мысль о нем приводила в уныние.

Ева кричала все громче и чаще, а потом на время наступила тишина. Затем допрос продолжился. Минут через двадцать Ева начала рассказывать все, что знала.

План был достаточно примитивен, и, как показалось Мазурину, шансы на успех в этом случае даже в столь варварскую эпоху были очень малы. В его родном времени убийством главы государства нельзя было добиться ровным счетом ничего — на его место просто пришел бы другой представитель Правящих Фамилий.

Судя по тому, что говорила Ева, Бладжетт был одержим мыслью, что кто-то из его приближенных может сбросить его, как сам он сбросил Карреса, а Партия Свободы лелеяла надежды, что его преемник окажется не столь кровожаден.

Для покушения они выбрали время ежегодного праздника, на котором Бладжетт традиционно появлялся перед народом. Эти торжества всегда проводились на большой открытой арене, в присутствии тысяч зрителей. У Бладжетта, разумеется, была бы хорошая охрана, но все же обыскать каждого, кто придет на эту арену, оказалось бы делом невозможным. Все, что требовалось революционерам — это неприметное оружие — и судя по всему, около восьми месяцев назад подпольные ученые разработали такое оружие и стали в больших количествах производить его на тайной фабрике. Где находилась фабрика, Ева не знала. Они с Чарли были агентами-связниками, в задачу которых входило взять готовое оружие у других агентов и доставить его в пункты распределения.

Оружие представляло собой миниатюрную базуку. Длиной всего в два дюйма, она могла быть спрятана надежно на теле, а радиус поражения у нее был довольно впечатляющим. Огонь нескольких сотен единиц оружия стер бы Бладжетта с лица земли вместе со всеми его охранниками.

Затем палачи взялись за Чарли. Через несколько минут он тоже раскололся. Но знал он не больше Евы.

Затем наступила очередь Мазурина.

Первый вопрос был «Ваше имя?» — и его тут же сопроводило прикосновение теплого металла к ладони.

Он ответил на вопрос, назвав свое полное имя. Следующим был вопрос: «Откуда вы?» Даже не надеясь, что ему поверят, он сказал правду — просто не смог придумать какую-нибудь ложь, которая выглядела бы более правдоподобной.