Сказка – ложь…

– Странный он какой-то, с придурью. – Корчмарь выразительно постучал пальцем по собственному виску и глянул в угол, облюбованный песнотворцем.

– Это почему еще? – Тит, местный заводила, лукаво прищурился и с еще большим любопытством уставился на приезжего.

– Песен не поет, не играет, – начал пояснять хозяин. – Да и сказки у него срамные. Марья намедни услышала, так до сих пор лицом чисто свёкла.

Вся честная компания как по команде повернулась к девке, с надеждой рассматривая её на предмет стыда, коего, впрочем, не обнаружила. Да и чему дивиться – сиротка давно, еще со смерти бабки-ведуньи, обиталась в корчме и давно привыкла к речам, совершенно неприличествующим для ушей молодой девки на выданье. Хотя, что уж крыть, не сватались к ней добры молодцы.

Домовита Марья была, но красой не отличалась. Волосы непонятного цвета, всегда скрытые под холщевым платком. Стан прямой, как палка, под балахонистым сарафаном. Маленькие ручки и совершенно обычное лицо. Богатством её были только большие зеленые глаза, ярко блестевшие из-под длинных черных ресниц. Впрочем, ни один из захаживающих в корчму к ней не приглядывался, что сироту вполне устраивало. Она хотела лишь отработать свой долг дядьке Ховелу и жить в бабкиной избе на краю села. Сама по себе.

– А хороши, знать, сказки, – задумчиво молвил Тит, – коль ведьмину внучку проняло. Позови к нам гостя своего, хозяин! Мы, ежели чего, не обидим!

Дородный Демьян почесал макушку и направился к бояну. По правде сказать, не нравился ему странный постоялец, хотя и не портил ничего, и платил исправно. Было в нем что-то жуткое, странное, непонятное корчмарю, будто этот смешливый хлопец скрывал нечто важное. Впрочем, коль согласится гудец посидеть с добрыми людьми, он, Демьян, только выиграет. А что еще жажду разжигает, кроме хорошего сказа?

– Здравы буде, господин хороший, – корчмарь стал возле гостя, уже в который раз разглядывая того. – Наши прослышали, что вы сказки баете. Просют вас с инструментом, денежку обещаются.

Парень поглядел на хозяина, и у того снова похолодело изнутри. И что такого было в госте? Ну да, волосья чернявые, ну и что? Глаза – словно червленое золото. Обычный смазливый хлопец, какие бабам дюже нравятся. Хотя… глядел он слишком насмешливо, пожалуй. Как тот, кто уверен – случись что, сдюжит. Да и на черта с голыми руками не побоится.

– Как не сходить, – голос у него был ясный и чистый, – загляну я к ним, хозяин, не побрезгую. И сказочкой потешу.

Гость встал со своего места, оказавшись ровно на голову выше самого Демьяна. Захватил котомку, бережно завернутые в чистый рушник гусли и направился к пригласившей его компании. Молодцы встретили его кивками да любопытными взглядами – уж очень заинтересовал местный люд заезжий песнотворец.

– Здравы буде, честной народ! – широко улыбнувшись, сказал боян.

В ответ ему раздались нестройные здравствования и приглашения присесть к столу. Выбрав себе место, заезжий примостился и достал инструмент. Деревянный остов гуслей по форме напоминал колчан для стрел, изукрашенный резными завитками. Древние символы мелькали на скобе, чуть прикрываясь тонким веером струн. Погладив инструмент, словно живое существо, гудец тронул его как-то по-особому, извлекая нежный светлый звук.

– Что же рассказать вам, люд честной? Хотите сказ про Кощея и Морану-Смерть?

Мужики снова нестройно закивали.

– И чтоб про любовь, – добавила тихонько подошедшая Марья.

– А как же без любви? – Подмигнул ей гусляр и снова тронул струны.

***

Сказ о Кощее и Моране-Смерти.

Мужчина сидел на полатях, упираясь пяткой правой ноги в стену. Был он лет тридцати, статен, высок, с ярко-синими глазами и светлыми длинными волосами. Впрочем, сейчас глаза были прикрыты, а левое веко чуть подергивалось.

– Коще-е-ей! – по подворью разнесся зычный вопль заезжего принца. От ног крикливого верзилы, кудахтая в испуге, полохливо разбегались куры. – Выходи на честный бой, Коще-е-ей!

– Ага. – Пробормотал мужчина, – прямо сейчас. Разбежался. Много вас тут ходит, задолбали совсем.

– Коще-е-ей! – чудо во дворе продолжало надрывать голосовые связки, запугав теперь не только кур, но и дворовую собаку Жучку, спрятавшуюся от диких звуков вглубь собственной конуры.

– Коще-е-ей! – с печи, кажется, начал осыпаться мел. Кощей зажал уши руками и глухо зарычал.

Пятьсот лет прошло, а эти богатыри никак не успокоятся! С периодичностью примерно в двадцать лет обязательно находился какой-нибудь идиот, желавший наложить загребущие культяпки на злато, над которым злыдень, якобы, «чахнет». Ну и спасти Кощеюшку от очередной «невесты».

Однако на этот раз невесты не было. Надоело Кощею красть принцесс и царевен – аж жуть! Да и девки в последнее время попадались какие-то ушлые. Начиная от Марьи Моревны, которая заставила посвататься, потом заперла в подвале – насилу ушел. Благо очередной её полюбовник воды дал напиться, а у Кощея от неё как раз силушки богатырской прибавлялось. И заканчивая Василисой Прекрасной, которую он приволок в свой терем. Так эта королевишна напилась вина заморского и бегала за похитителем в одной рубашке, требуя «заморской любви». Бррр!

«Может колдануть ему лягушку какую?» – подумал Кощей. – «Притворюсь, что напугался, дам золота, и пущай валит отседова…».

Это, конечно, не выход. Подумают, что Кощей совсем сдал. Скопом грабить придут. Эгей, ради такого дела правого все окрестные деревеньки поднимутся! Не-е… Не этого хотелось Кощею. Разве что отдохнуть бы…

– Коще-е-ей! – принц продолжал свой концерт. Прям как кот по весне, ей Богу! И чего это ему дома не сиделось. Приперся же, на мою голову!

– Коще-е-УП!

Кощей открыл один глаз. (Все ж таки, не зря с Соловьем-разбойником вчера сидели, бражничали?!) Подумал. Подумал еще раз, и начал осторожно слезать с полатей.

***

– Ты чего надрываесся, добрый молодец? – насмешливая девица с черной косой до пят, одетая в белоснежный сарафан, стояла позади Ивана-царевича, опираясь на нехилый дрын, которым только что огрела его по плечам.

– Эм… Уф… Э… – выдавил из себя Иван. Рослый, простоватый лицом, перед девушками он терялся. И дело было совсем не в прозвище, которое дали ему слуги там, дома. Дураком он не был. Вроде… А девица была хороша – не очень высокая, фигуристая, она так и прожигала царевича глазами.

– Так чего орешь-то? – красавица подняла левую бровь, и сердце Ивана ухнуло в пятки. Хороша, чертовка!

– Я с Кощеем биться пришел! – гордо ткнул он пальцем в свою грудь. – А ты дерешься…

– Зачем это биться?! – непритворно удивилась девка, широко открыв серые, как серебро, глаза.

– Царевну спасать… – опешил Иван.

– Это гдей-то тута царевна?! – нахмурилась она. – Ну, Кощей, ну, муженек!!

В тереме что-то звучно грохнуло. Раздались приглушенные ругательства на разных языках и непритворный стон.

– Муж?! – Иван-царевич уставился на девицу, всё ещё держащую дрын. Теперь одной правой рукой. Со злобным выражением лица. И стало ему как-то неуютно… – Я… Может, пойду? Завтра наведаюсь… Хозяина-то, поди, дома нет…

– Иди, иди, добрый молодец! – сквозь зубы пробормотала красавица. – Пущай дорога тебе будет пухом. А с Кощеем я сама поговорю. Если выживет – завтра пообщаетесь.

Царевич вздрогнул и бегом припустил в сторону леса, где остался привязанным его верный Сивка…

***

– Жена?! – Кощей нервно хихикнул и неловко скользнул рукой по беленой поверхности печи. Результатом стало падение и болезненное соприкосновение головы с полом. Мужчина выругался, но облегчение, на которое он надеялся, не пришло. Тогда он застонал и выругался еще раз. И еще. Не помогло. Вставать пришлось, держа гудящую голову левой рукой, правой опираясь на лавку – для равновесия. Что ж они вчера делали-то с Соловьем?!

Усадив себя на уже упомянутую лавку, Кощей обхватил больное место теперь двумя руками. «Какая жена, откуда?!» – пытался подумать он, но… Впечатление, будто голову засунули в здоровенный чугун, по которому теперь усиленно колотили рукояткой меча, не проходило.