Все было вроде в порядке — насколько можно судить, когда тебя окружают сплошные тайны и загадки. Пришло время перевести торговлю на прочную, регулярную основу. Но люди не подпишут контракты на долгое время, если не смогут привезти с собой свои семьи. И не выдержат здесь долго, если семьям не понравится местная обстановка.

А Том Овербек не получит свои кругленькие комиссионные, пока база не профункционирует — и успешно — пять стандартных лет.

— О’кей, — пожал плечами мастер-торговец. — Валяй, если это не будет слишком уж мешать работе.

Его до крайности поразило, с какой охотой Рам Гупта, Николай Сарычев, Мамору Ногучи и Филипп Файнберг ухватились за затею Хуана. Ребята, конечно же, молодые, но далеко уже не мальчики — и, что самое главное, даже не объединенные общей верой. Но они готовились к празднику дружно, с шутками и смехом. Комнаты и коридоры украсились игрушками, вырезанными из фольги, скрученными из цветных проводов, склеенными из бумаги; воздух заполнили дразнящие кухонные ароматы. Все насвистывали и напевали бессмертные, с детства запомнившиеся мотивы.

Овербека не огорчало это необычное веселье — производительность работы от него только росла; правда, он немного поспорил, когда появилась мысль украсить базу и снаружи, но быстро сдался.

Да и не до того ему было.

Через пару айвенговских дней после разговора Хуан встретил своего босса под открытым небом. Тот беседовал с Раффаком.

И купол, и склады выглядели необычно, даже неуместно ярко. За ними вздымались серые стены Дахии, увенчанные сторожевыми башнями с округлыми пузырями огневых точек.

Стены сохранились заметно лучше, чем здания опоясанного ими города. Теперешнее, сильно поредевшее население ютилось по углам и подвалам не совсем еще рассыпавшихся домов и храмов. Немногочисленные аристократы обосновались в маленьких замках, столь же немногочисленные жрецы исполняли свои ритуалы за портиками храмов — за портиками с каменными идолами вместо колонн. Длинные, извилистые улицы были усыпаны пылью и мусором. В центре города располагался императорский дворец, точнее — то, что от него осталось. Эти развалины столетиями разбирались на камни, теперь они лежали бесформенной, бессмысленной грудой.

Обитатели города отличались от людей значительно более спокойным нравом. Даже сидящие в хлипких ларьках торговцы никогда не кричали, зазывая к себе покупателей. На мужчинах чаще всего были кожаные килты — и почти всегда оружие; женщины одевались в платья с зигзагообразными орнаментами. Богачи и армейские офицеры ездили верхом на животных, отдаленно напоминавших лошадей — лошадей с очень узкими мордами, покрытых не то мехом, не то чем-то вроде птичьего пуха. На копьях офицеров трепетали вымпелы с гербами давным-давно исчезнувших, утраченных провинций. Резкий ветер разносил стук копыт, топот ног, скрежет тележных колес, иногда — случайный вскрик или хриплый посвист флейты.

По человеческим меркам было холодно. Изо рта Овербека вырывались клубы пара, вырывались и быстро исчезали в сухом воздухе. Редкие, необычные запахи жгли ноздри. В темно-багровом небе висел тусклый красный диск солнца. Густые, непроглядные тени, все цвета — не те, неправильные, не такие, как на Земле.

— Мы встретили вас, как друзья, мы отвели вам место, мы помогали вам и трудом, и советами. — Слова Раффака, посланца Старейшин Города, звучали гулко и низко.

— Да, верно… и мы щедро вам заплатили, — ответил Овербек.

— Вы, в свою очередь, не должны лишать Дахию по праву принадлежащей ей доли богатства, которое принесет адир.

Четырехпалая рука с большим пальцем снаружи, а не внутри, как у человека, указала на циклопические ворота, за которыми начиналась поросшая тускло-зеленым кустарником равнина.

— И мы не просто хотим облегчить свою участь — это вы и так обещали. Когда-то Дахия возглавляла империю, простиравшуюся от моря и до моря. И хотя она сейчас лежит в руинах, мы, живущие здесь, храним память своих могучих предков, верно служим их богам. Так неужели дикари, бродящие по пустыне, исполнятся богатства и силы, в то время как мы, потомки их властелинов, будем прозябать в слабости? А затем они затопчут эту последнюю искру славы и могущества? Нет, никогда!

— Кочевники считают пустыню своей, — напомнил Овер-бек. — И никто этого прежде не оспаривал.

— А теперь мы это оспариваем. Я пришел сообщить вам, что Дахия направила к Черным Шатрам послов. Они сообщат наше требование — Дахия должна получить свою долю урожая адира.

И Овербек, и потрясенный Хуан не отрываясь смотрели на высокого, величественного — даже слишком высокого и величественного — туземца. Мощное, с длинными конечностями тело возвышалось бы на хороших два метра, не наклонись оно сейчас вперед. Мохнатый хвост хлестал по полусогнутым ногам. Темно-красный мех, окружавший плоское лицо, переходил в гриву. Носа на лице не было — его заменяли расположенные под нижней челюстью дыхательные щели, — но огромные глаза фосфоресцировали зеленым блеском, небольшие уши стояли прямо, напряженно, острые зубы зловеще сверкали.

У Овербека появилось ощущение, будто что-то придавливает его к земле, ему потребовалось усилие, чтобы собраться.

— Вы поступили неразумно, — бесстрастно сказал он. — Отношения между Дахией и кочевниками крайне неустойчивы, иногда они переходят в насилие. Разразись сейчас война — и не будет никакой торговли адиром. Дахия много потеряет.

— Материальные ценности — да, потеряет. Но не честь.

— Вы уже уронили свою честь своими же действиями. Вы знали, что мои люди заключили соглашение, с кочевниками. А теперь ваши Старейшины хотят изменить это соглашение, даже не поговорив с нами. — Овербек словно разрубил что-то ребром ладони — жест, обозначавший здесь гнев и решимость. — Я требую встречи с вашим Советом.

После непродолжительного спора Раффак согласился, назначил встречу на завтра и ушел. Овербек мрачно посмотрел ему вслед.

— Ну вот, Хуан, — вздохнул он. — Хороший тебе пример, какой непростой бывает наша работа.

— А эти племена, сэр, — поинтересовался мальчик, — они что, и вправду могут устроить неприятности?

— Надеюсь, нет. Хотя, — покачал головой Овербек, — что знаем мы, земляне, пробывшие здесь так недолго? Две различные культуры, каждая из них — со своей историей, своими верованиями, законами, обычаями, устремлениями — и обе они бесконечно далеки от культуры нашей.

— Ну и что же теперь будет?

— О, я думаю, кочевники начисто откажутся допустить на свою территорию сборщиков травы из Дахии. Тогда мне придется наново убеждать дахианцев, чтобы те позволили кочевникам доставлять урожай сюда. Вот так и получается, когда пытаешься склонить к сотрудничеству племена, разъединенные вековой враждой.

— А разве нельзя было организовать нашу базу в пустыне? — спросил Хуан.

— Всегда лучше иметь под рукой много рабочей силы, а кочевники — они не сидят на месте, — объяснил Овербек. — А кроме того… — На его жестком лице появилось нечто вроде смущения, — Конечно же, мы хотим получить свой доход, но ведь не грабить же этих бедняг. Дахия тоже выиграет от торговли адиром — будет получать таможенные пошлины, а заодно и улучшит отношения с кочевниками. Через какое-то время они смогут начать возрождение своей цивилизации. Это была великая цивилизация — пока ее не разрушили гражданские войны, а потом и нашествия варваров. — Он помолчал. — Только никогда не повторяй им мои слова.

— Но почему, сэр? Мне бы казалось…

— Тебе. А вот им так не покажется. И те и другие очень горды и вспыльчивы. Еще подумают, что мы им покровительствуем, и оскорбятся. И проявят это чувство самым неприятным для нас образом. Или усмотрят в нашем поведении какой-нибудь подкоп под их воинскую доблесть или под их религию, или еще подо что-нибудь. Нет, — мрачно усмехнулся Овербек, — я изо всех сил старался поддерживать с ними прямые, простые отношения, отношения, не оставляющие места для ошибок и недопонимания. В глазах туземцев земляне — народ суровый, но справедливый. Мы пришли, чтобы заниматься торговлей, которая принесет нам — а также им — прибыль, и ни по какой иной причине. Хотят они, чтобы мы здесь остались — пусть создают для этого условия, пусть будут паиньками. Все совершенно ясно и — как я надеюсь — понятно любому из них. Может, они и не пылают к нам любовью, но ненависти тоже не испытывают и готовы делать с нами дела.