Расстояние…

— Капитан, — сказал Фолкейн, весьма преуспевший уже в современном языке, — я крайне сожалею об этом и приношу свои извинения, но вы должны вернуться на базу.

Сердце Тринтафа гулко застучало, только привязные ремни помешали ему дернуться назад и плавно (невесомость!) перелететь все помещение командного мостика.

— А по какой причине? — спросил он, нервно сглотнув и прилагая все старания, чтобы голос звучал спокойно.

— Мы сообщали эту причину многим вашим руководителям, — объяснил Фолкейн, — однако, так как они не выразили своего согласия, я объясню ее и лично вам.

Кто-то, мы не знаем, кто именно, похитил нашу сотрудницу, члена нашей команды. И вы, капитан, естественно, понимаете, что вернуть ее — дело чести.

— Я понимаю, — кивнул Трицтаф, — и помочь вам — тоже дело чести, но только при чем здесь мой корабль?

— Если позволите, я продолжу. Я хочу показать вам, что мы не имеем никаких оскорбительных для вас намерений. У нас очень мало времени для подготовки к грядущей катастрофе и совершенно недостаточно персонала; жизненно важен вклад каждого из нас. Никак нельзя обойтись и без тех, в частности, специальных познаний, которыми обладает пропавшая наша сотрудница. Поэтому ее возвращение — дело не только чести, но и жизни каждого мерсейца.

Тринтаф хмыкнул, он прекрасно понимал, что этот надуманный довод — всего лишь попытка обеспечить его народу возможность мал-мала пристойной капитуляции перед требованиями чужаков.

— При условиях, когда ее могут перемещать в космосе, — продолжал Фолкейн, — всякая надежда на успешность розысков пропадает. Поэтому вплоть до обнаружения нашей сотрудницы всякое межпланетное движение должно быть прекращено.

Тринтаф непроизвольно выругался.

— Это невозможно, — холодно добавил он, взяв себя в руки.

— Ну что вы, как раз наоборот, — улыбнулся Фолкейн. — У нас была надежда на добровольное сотрудничество, однако, если таковое несовместимо с вашим воинским долгом, мы можем добиться издания соответствующего приказа.

Ярость застлала Тринтафу глаза, и он с удивлением услышал собственный свой голос, коротко ответивший:

— Я не получал таких приказов.

— Весьма печально, — вздохнул Фолкейн. — Я знаю, что ваши руководители обязательно их отдадут, но на это потребуется какое-то время, а дело не ждет. Вернитесь, пожалуйста, на базу.

Палец Тринтафа тронул кнопку.

— А если я откажусь?

— Капитан, мы ни в коем случае не хотели бы повредить ваш великолепный корабль…

Тринтаф нажал кнопку.

Канониры были наготове, долгое, напряженное ожидание разрядилось сверканием лучей, грохотом рванувшихся ракет.

Ни один из снарядов не достиг цели, вражеский корабль метнулся в сторону, и все они прошли мимо, не причинив ему ни малейшего вреда. Мощный луч, который обязан был ударить чужака в корпус, словно наткнулся на невидимое препятствие и рассыпался дождем ослепительных брызг.

Кургузый кораблик описал лихую дугу, затем его нос выпустил на мгновение щупальце луча и — «Йонуар» наполнился громким воем сирены. Близкий к истерике вахтенный контроля за повреждениями заикаясь сообщил, что срезана одна из броневых плит, срезана гладко, словно кусок мягкого дерева — ножом. Повреждение не очень серьезное, однако если бы целью оказались двигатели…

— Весьма прискорбно, капитан, — сказал Фолкейн. — Согласитесь, однако, что при полной автоматизации оружия такого трудно избежать. Ради вашей команды, ради страны, возложившей на вас ответственность за этот корабль, я настоятельно прошу — передумайте.

— Прекратите огонь, — прохрипел, задыхаясь, Тринтаф.

— Так, значит, вы идете на посадку? — уточнил Фолкейн.

— Да, и чтобы вам сдохнуть. — Пересохший рот Тринтафа с трудом выговаривал слова.

— Прекрасно, капитан, вы поступаете очень мудро, как настоящий мужчина. И… вполне возможно, что у вас возникнет желание оповестить прочих командиров, дабы они предприняли шаги, исключающие повторение подобных инцидентов. А пока что — начинайте, пожалуйста, вход в атмосферу.

В космическую пустоту метнулись струи выхлопа. Гордость вахов, «Йонуар» пошел на спуск.

А тем временем на борту «Через пень-колоду» Фолкейн стер со лба обильный пот и ухмыльнулся Адзелю.

— А ведь я боялся, — сказал он прерывающимся голосом, — что этот идиот будет палить до конца.

— Мы сумели бы обезоружить их аккуратно, без всяких жертв, — пожал плечами Адзель. — И они наверняка имеют спасательный бот.

— Да, но ты подумай о материальных потерях и последующей вспышке злобы. — Фолкейн понемногу приходил в себя. — Ладно, поехали, их тут еще много.

— А способны ли мы, одно-единственное гражданское судно, установить блокаду целой планеты? — усомнился Адзель. — Что-то не припомню такого в истории.

— Такого и вправду не бывало, но только потому, что противник всегда имел гравитационный привод или еще что подобное. А эти мерсейские баржи — совсем другое дело, да и следить-то нам нужно за одной-единственной планетой, все замыкается именно на нее. — Фолкейн начал набивать трубку. — Слушай, Адзель, а не сочинишь ли ты текст для всеобщего обращения к народу? Тут ты справишься лучше меня, у тебя ведь гораздо больше такта.

— Ну и чего же им сказать? — без особого энтузиазма спросил воданит.

— А всю эту лапшу, которую я вешал на отсутствующие у бравого капитана уши, только оберни покрасивше и перевяжи розовой ленточкой.

— Думаешь, будет какой-нибудь толк?

— Весьма надеюсь. Мы же и просим всего-то, чтобы Чи доставили в какое-нибудь безопасное место, а затем известили об этом нас. Мы заранее откажемся от намерений кого бы то ни было наказывать и вызовем доверие к этому отказу, подчеркнув, что для успеха своей миссии нам совершенно необходимо показать, что умеем держать слово. Ну а если похитители не пойдут нам навстречу — во-первых, охотой на них займется все население планеты. А во-вторых — они сами будут страдать от этой блокады. Кем бы они ни были. Потому что абсолютно ясно — не будь все это межпланетное движение жизненно важным для экономики, его не было бы так много.

Адзель неуютно поерзал.

— Но никто не должен голодать.

— Никто и не будет. Кто же посылает космическими рейсами продовольствие, если не считать всяких деликатесов? Сколько вбивать в тупую твою голову, что это слишком дорого? Просто в результате нашей блокады все будут терять деньги. Со скоростью мегакредитов в день. А Очень Важные Мерсейцы застрянут в Луридоре и пережгут мазерные передатчики, отдавая своим подчиненным приказы разобраться как-нибудь с нетерпимой ситуацией. Заводы начнут закрываться, космопорты — порастать травкой, инвестиции покатятся внцз, все политические и экономические равновесия перекосятся… продолжать можешь сам.

Фолкейн раскурил трубку и выпустил голубоватое облачко дыма.

— Только я не думаю, чтобы зашло так далеко, — продолжил он. — Мерсейцы не хуже нас предвидят последствия. Я не про грядущую через три года катастрофу, а про сиюминутную утрату власти и денег. Поэтому они перенесут все свое негодование на похитителей и безотлагательно займутся их поисками. Похитители прекрасно это поймут, да к тому же и они, думаю, получат ощутимый удар по карману. Зуб даю, уже через несколько дней они предложат обменять Чи на полную свою амнистию.

— Каковое предложение мы, конечно, удовлетворим, — кивнул Адзель.

— Придется, хотя и не хотелось бы.

— Не будь, пожалуйста, таким циничным, Дэвид. Мне просто жалко смотреть, как ты портишь себе карму.

— Зато я получаю доходы, — ухмыльнулся Фолкейн. — Давай, Пень, покрути своими шестеренками и подыщи нам еще какой-нибудь корабль.

Зал для телевизионных совещаний замка Афон мог подключаться к сети, охватывавшей всю планету; сегодня это оборудование было приведено в действие.

Сидя в принесенном с собой кресле, Фолкейн глядел через стол, изрезанный кинжалами древних воителей, на ряды экранов, заполнявшие противоположную стену. В свою очередь с этих экранов на него смотрела сотня с лишком мерсейских лиц. В таком количестве они казались почти неразличимыми — за исключением одной черной физиономии, окаймленной рамкой из пустых экранов. Ни один из правителей не желал приближаться к Хагуану Элуацу, даже в виде изображения.