– Похоже, мне все же удастся сегодня посетить бани, – хмуро фыркнул вслед ему Лаис, не испытывая, впрочем, особой радости от предвкушения этого развлечения.

Да и вообще чудится ему что-то неправильное и подозрительное во всей этой затее со спешным наймом прислуги, неспешно размышлял мужчина, расслабленно развалившийся в теплой воде мелкого бассейна, выложенного из черного камня. Его тело, уже получившее все возможные здесь удовольствия, казалось невесомым, а в душе ненадолго воцарилось ленивое благодушие.

Гартлиб отлично знал, что такие слабости совершенно недопустимы для человека, лично отправившего самого себя в тайную разведку, причем непонятно куда и зачем. Но оправдывал свое поведение тем, что наемник, которого он сейчас старательно изображал, именно так и поступил бы, получив внезапную передышку и премию.

К тому же, еще неизвестно, правильно ли поняли его внезапное исчезновение те, кому он служил те два с половиной месяца всей душой. Хотя право на отправку письма родственникам он чуть позже все же выговорил, но вот куда ушел маленький пенальчик, не знает и до сих пор. Получить ответ ему не разрешили. И только одна мысль грела его светлой надеждой в добровольном изгнании, что дерзко усмехавшаяся ему когда-то голубоглазая девчонка с веснушчатым личиком и в деревенском чепце не поверит сама и не позволит поверить другим, что грубоватый, но преданный Кэнк может сменять на золото ее дружбу и доверие брата.

Демонская сила! Молнией мелькнула в голове догадка, уже в следующий миг становясь твердым убеждением: так вот кого ему напомнила сероглазая незнакомка в торемском одеянии, мерявшая презрительным взглядом напавших на нее негодяев! И не только этим взглядом, еще ловкостью, находчивостью и необычными способами обороны! Нет никаких сомнений, они сестры... по вере и воспитанию, и он должен бы понять это еще там, на дороге. И никуда не выпускать женщину, пока не разузнает точно, какая ей нужна помощь.

А сейчас она в лапах того торемца, и теперь подсмотренная на базаре сцена виделась Лаису вовсе не так, как в тот момент. Вот теперь он припомнил все. И настойчивость, с какой куда-то тянул женщину торемец, и длинную прядь его волос, мешавшую рассмотреть метку, и явную неохоту, с какой пошла за ним вдова.

– Тьма, – яростно ругнулся Гарт и резко поднялся, шагая вместе с потоком воды на мягкие циновки, устилавшие пол бани.

– Господин желает еще массаж? – рыбкой скользнула к нему отдыхавшая в другом конце бассейна банщица, но господин резко мотнул головой и знаком приказал ей удалиться, начиная поспешно одеваться.

Не переставая мысленно костерить себя за череду грубых ошибок, сделанных с того момента, как он увидел с вершины холма ту яростную схватку. Но обиднее всего казалась глупая злость, из-за которой он не пошел следом за незнакомкой дальше, а свернул к мебельным складам. И с каждым движением рук росло в душе понимание, что спешить ему абсолютно некуда. За окном уже темно, и на бедных улочках, где сдаются самые дешевые каморки, давно не видно ни одного огонька. Бедные люди всегда встают раньше всех, и вечерами им не до развлечений.

На постоялый двор Гарт возвращался на коляске, и хотя отлично знал, что смешно надеяться на случайную встречу, внимательно всматривался во всех прохожих, ища взглядом женскую фигурку. Совершенно выпустив из вида, что женщины Торема с наступлением темноты никогда не покидают своих домов. А когда вспомнил про это правило, разозлился на себя еще сильнее и, выскочив возле ворот из коляски, шагал в сторону двухэтажного незамысловатого строения так решительно, что едва не сбил с ног какого-то подвыпившего постояльца, попавшегося навстречу.

– Не умеешь пить, не берись, – зло рявкнул Гарт, отбрасывая в сторону на секунду повисшего на нем пьяницу, и только после этого понял, что гуляка успел что-то сунуть ему в руку.

Нечто вроде кошеля, в котором угадывался твердый продолговатый предмет. В первый момент наемник возмутился и почти поднял руку, швырнуть неизвестный предмет вслед пьянице, но тут его обдало волной аромата, исходившего от незнакомца. В нем не было ничего похожего на запах дешёвого вина, чеснока и перегара, какими обычно несет от местных любителей посидеть вечерок за кружкой. И вообще это был запах женщины. Мужчины, особенно простые торемцы, так никогда не пахнут. Легкий цветочный аромат мешался с горьковатым запахом миндаля и сладким – ванили, сразу пробуждая в памяти образ женщины, безмерно любившей этот аромат и употреблявшей духи с большой опаской. Ведьма не разрешала своей сопернице никаких вольностей, украшающих знатных дам, ни ароматических вод, ни помад и румян, ни украшений из лавки ювелира.

Рука сама молниеносно сунула кошель во внутренний карман и брезгливо отряхнула полы легкой походной куртки, давая понять всем случайным зрителям, насколько наемник презирает попавшегося ему на пути незнакомца. И пока Лаис поднимался на второй этаж, где он нанял всё правое крыло, в его голове сложился четкий план, к исполнению которого командир приступил немедленно.

– Все на месте? – едва войдя в самую большую из спален, традиционно служившую им столовой и одновременно штабом, строго спросил он попавшегося на глаза воина.

– Да, – вытаращил тот глаза, оторопев от неожиданности, – только Тулос пошел погулять.

– Проверим, – холодно обронил командир и шагнул в коридор, делая вид, что не слышит топота подчиненного, ринувшегося в нижний зал предупреждать товарищей.

Как он и догадывался, половина комнат пустовала, а в нескольких обнаружились не совсем одетые гостьи, и разумеется, не одни, а с хозяевами. Расстроенные воины наблюдали, как командир молча осматривает комнату, записывает что-то в свою походную книжицу и так же молча выходит.

Через полчаса, шепотом делясь новостями и так же шепотом матерясь, воины торопливо выдворили своих утешительниц и, оставив в столовой караульных, разошлись по комнатам. К этому времени появился и Тулос и, прежде чем ложиться спать, осторожно заглянул в комнату командира.

– Ты меня искал?

– Я тебя оставил вместо себя, – продолжая писать и не поднимая глаз на вошедшего, холодно сообщил Лаис, хотя начинал догадываться, где именно гулял его помощник, – и надеялся, что здесь порядок.

– Прости... – повинился тот, но в его голосе Гарт не услышал раскаяния, – подумал, раз мы не выезжаем утром, почему бы не отдохнуть?

– А вы перетрудились на службе? – изумленно поднял брови командир, – иди спать, я сам проверю первую смену караула. А про всё, что сегодня обнаружил, сейчас напишу доклад господину, и пусть он сам решает, оставить командиром меня или назначить тебя. Но терпеть, чтоб нарушались мои приказы, я больше не намерен. Хватит и того, что ты разрешаешь воинам покупать в деревнях вино и надираться на привалах.

Помощник позеленел и, буркнув, что он будет дежурить вторую половину ночи, вылетел из спальни.

Некоторое время Гарт продолжал по-прежнему рисовать на листке непонятные закорючки, потом прошел к двери и резко ее распахнул. В коридоре никого не было. И только после этого он решился запереть дверь на засов, сесть на место и торопливо снять куртку, словно ему стало жарко. Мужчина доставал кошель очень осторожно, но, рассмотрев простую серую ткань, начал успокаиваться. Кошель был из тех совершенно невзрачных на вид вещиц, которые невозможно припомнить, как и сказать точно, были они у приятеля ранее или нет.

В нем обнаружилась продолговатая простенькая медная шкатулка, при одном взгляде на которую у Гарта перехватило горло от благодарности и умиления. Никто, кроме одной единственной женщины, не знал, как выглядит шкатулка, где он хранил свои самые ценные вещи и с которой не расставался. А когда появлялась ведьма, прятал особенно тщательно, чтоб потом найти там крохотный фиал с зельем и прочесть написанную самому себе записку.

Знакомо щелкнул замок, и мужчина, затаив дыхание, приоткрыл крышку. Сверху лежал листок невесомой бумаги, а на нем – всего несколько слов, написанных так осмотрительно, что попади письмо в руки случайного человека, он не понял бы совершенно ничего. Под бумагой находился почтовый пенал, и полоска на нем уверенно зеленела, выдавая присутствие где-то неподалеку заряженной пирамидки.