Когда подошел петроградский поезд, Шаляпина там действительно не оказалось. Позже газеты разъяснили, что «знаменитый певец, сгорая от нетерпения увидеть свою семью, сошел с поезда на промежуточной станции и на автомобиле опередил поезд».
Настоящая встреча состоялась дома. Несколько часов кряду рассказывал Шаляпин собравшимся у него знакомым и журналистам о своих мытарствах за границей. А потом, вместо того чтобы отдыхать, поехал в гости к Константину Коровину, а от него — прямиком… в баню. (Шаляпин признался, что очень скучал без нее за границей.) Он не переставал удивлять окружающих. И после долгого тяжелого пути этот неутомимый человек чувствовал себя бодрым и полным сил. Он наслаждался жизнью. Мог ли он пропустить в ней одно, хотя бы самое маленькое, мгновение?
По приезде в Москву Шаляпин сразу же объявил, что намерен дать ряд благотворительных концертов, средства от которых пойдут на содержание двух его лазаретов — в Москве и Петрограде.
Мысль устроить лазарет в одном из флигелей их дома на Новинском бульваре подала Шаляпину Иола Игнатьевна. С первых же дней стало совершенно ясно, что Россия оказалась не готова к войне. Государственных лазаретов катастрофически не хватало, и состоятельные люди начали оборудовать частные лазареты на свои средства. Шаляпины были одними из первых, кто открыл свой частный лазарет в Москве.
Часть средств на его содержание была выделена товариществом суконной фабрики П. Митрофанова. Другую часть Шаляпин собрал сам, дав ряд благотворительных концертов в пользу раненых. Один из них состоялся 4 октября 1914 года в Большом театре, и внимание публики было привлечено к ложе дирекции, в которой находилась семья певца — Иола Игнатьевна и девочки в белых платьях сестер милосердия Боря, и Федя — в одежде санитаров. В антракте в фойе Большого театра Иола Игнатьевна вместе с несколькими дамами торговала программками концерта. Только от этой продажи им удалось собрать сумму свыше 1000 рублей.
Несмотря на традиционно «шаляпинские цены» на билеты, зал Большого театра был полон, и теперь никто об этом даже не обмолвился. Шаляпин вызывал лишь безграничное восхищение и уважение: он делал великое и нужное дело, в эти тяжелые минуты он был вместе со своей страной… Три раза со всем залом Шаляпин пел гимн «Боже, царя храни!»
А 10 октября 1914 года газета «Московский листок» уже сообщила об открытии лазарета в доме Шаляпина:
«Этот… лазарет устроен самим Ф. И. Шаляпиным. Устроен без всякого преувеличения роскошно. Великолепные кровати с мягкими тюфяками, тонкое постельное белье. Небольшая операционная своей чистотой и опрятностью напоминает игрушечку. Флигель только что заново отделан и выкрашен, и еще вчера спешно заканчивались некоторые работы. Делаются последние приготовления к молебну. Распоряжается всем жена Ф. И. Шаляпина.
Дети Федора Ивановича тоже принимают деятельное участие в хлопотах, все они от мала до велика одеты: мальчики в костюмы военных санитаров с перевязями на рукавах, а девочки — в костюмы сестер милосердия. В таком костюме и сама И. И. Шаляпина.
Закончены последние приготовления, и за иконами в местную церковь командируются дети Федора Ивановича. Принесены иконы, пришло духовенство. К началу молебна пришел и сам Федор Иванович. Торжество носило чисто семейный характер; были только личные знакомые Шаляпиных, в том числе несколько артистов Малого и Большого театров. Представителем от города был член управы В. Ф. Малинин. Перед началом молебна священник сказал прочувствованное слово о великой заслуге помогать раненым и больным. По окончании молебна хор запел гимн, и в хоре принял участие Ф. И. Шаляпин. Сильно и красиво звучал хор в небольшом помещении, из него ярко выделялся мощный бас Шаляпина.
По личному желанию Федора Ивановича в его лазарете должны быть размещены нижние чины, и только врачебно-санитарная комиссия уговорила Федора Ивановича предоставить три места офицерам.
Заведование лазаретом поручено бывшему ординатору клиник Московского университета доктору И. И. Красовскому».
Лазарет Шаляпина, рассчитанный на пятнадцать коек, был прекрасно оборудован и обеспечен обширным запасом белья, перевязочных средств и медикаментов. При лазарете имелись перевязочная и собственная аптека, а также несколько изоляционных комнат для тяжело раненных. Покровительницей лазарета стала вдовствующая императрица Мария Федоровна.
На несколько лет этот лазарет стал делом жизни Иолы Игнатьевны. В нем она смогла осуществить свои надежды и желания — помогать тем, кому плохо, кто нуждается в помощи. Это она считала своим долгом. В этом находила успокоение.
Вместе со старшими девочками Иола Игнатьевна работала в операционной под руководством доктора И. И. Красовского — перевязывала раненых. Младшие дети — Боря, Федя и Таня — развлекали солдат чтением, ставили им пластинки отца.
Бывая в Москве, Шаляпин часто заходил в лазарет. Солдаты обожали его. Здесь он становился добрым, чутким, внимательным, заботливым, очень простым в общении. Едва он появлялся в лазарете, как по комнатам пробегал шепот, Шаляпина начинали рвать на части:
— Федор Иванович! Федор Иванович!
Шаляпин знал всех своих раненых по именам, у каждого спрашивал о здоровье, подбадривал, сообщал новости о войне. Его всегда с нетерпением ждали и, если он запаздывал, спрашивали дежурившую сестру:
— Что-то не видать барина-то нашего?..
Шаляпин появлялся перед ними в ореоле благодетеля и радушного хозяина того дома, где эти простые бедные люди выздоравливали, возвращались к жизни после тяжелых испытаний войны. Здесь их окружали теплотой и заботой, здесь были с ними неизменно ласковы и терпеливы. Ни в одном другом месте эти рядовые солдаты не могли бы получить подобного ухода. Шаляпин специально настоял, чтобы в его прекрасно оборудованном госпитале лечились только нижние чины — он хорошо знал отношение к бедному человеку в России… И это была еще одна причина, почему ему — известному артисту, вышедшему из народа, а потому понимающему его нужды и беды, — были отданы сердца этих простых, бесхитростных людей.
Но повседневные заботы целиком ложились на плечи Иолы Игнатьевны. Это она должна была каждодневно окружать раненых вниманием, следить за тысячей мелочей в управлении лазаретом, чтобы ее подопечным было хорошо и уютно. Солдаты любили ее, называли ласково «мамашей»… Те, кто выписывался из лазарета, писали письма Ирине и Лидии, ухаживавшим за ними, передавали приветы Иоле Игнатьевне. Эти письма на скомканной посеревшей бумаге, написанные карандашом, часто писались прямо в окопах. Солдаты вспоминали милый дом на Новинском бульваре, чудесный сад со скульптурами, где они гуляли, поправляясь от ран, добрую атмосферу шаляпинского дома, в котором они, может быть, впервые были счастливы, эти восемнадцатилетние мальчишки… Потом письма переставали приходить. Значит, их авторов уже не было в живых. Это была страшная правда войны…
В праздники раненые получали подарки. В эти дни Шаляпин бывал в особенно радостном, приподнятом настроении. Пел для своих солдат. Лидия аккомпанировала ему на гитаре. А потом начинался свободный, непринужденный разговор. Слышны были шутки и смех. Не только доверчивый Шаляпин и его беззаботные дети веселились от души, но даже и Иола Игнатьевна — с ее всегда трагическими, грустными глазами — преображалась. В эти минуты ее лицо светилось счастьем, и были в нем какое-то успокоение и примирение, какой-то светлый покой — от сознания того, что она делает это нужное, благородное дело.
О лазарете Шаляпина по Москве шла прекрасная слава. В начале 1915 года московские газеты сообщили о том, что популярность его настолько велика, что «те, кому удается попасть в него, считают себя просто счастливцами»: «Все члены семейства Шаляпина окружают „своих раненых“ самыми нежными заботами. Сам Федор Иванович в часы досуга развлекает раненых рассказами, пением, чтением, спектаклями, в которых играют преимущественно его дети. В дни отлучек Шаляпина раненые скучают. Выздоровевшие с грустью расстаются с гостеприимным домом Шаляпиных».