Фросенька не сразу нашла слова. Завидная, всё-таки, наглость в крови у Болотниковых!

— Во-первых, никакой штабс-капитан не проходимец, а во-вторых, кто бы ни пришёл в гости, хозяин накормить обязан — закон гостеприимства!..

Переведя дух, она спросила:

— Так что ещё рассказывал вам капитан? Или вправду ничего особенного?

— Ничего особенного, про дворцы какие-то и про кобыл дворцовых плёл…

Фросенька, конечно же, снова согласилась взять барина к себе на чердак. А тот вовсю отговаривал её от Петербурга. Мало того, что отговаривал, так ещё и потешался над капитаном. Заладил: «Не верю коротышке, не вер-рю!!!»

— Не такой уж он и коротышка, — раздосадованно хмыкнула Фросенька. — На вид в нём аршина два с половиной…

— С половиной?!

— С половиной, не меньше! Точно такого роста в соседнем хуторе живёт казак, работник хоть куда, восьмерых детей имеет, и дети тоже хорошие работники.

Пётр Сергеевич не унимался.

— Был бы капитанишка простым работником или, скажем, хотел бы казаться отцом большого семейства, тут и разговору не было бы. А ведь он в вершители судеб метит, большим человеком выставляется!

Фросенька тоже не собиралась сдаваться.

— Может, он и вправду большой человек он, скоро узнаем. А вот вы, барин, хоть и ростом выше его, а связей в Петербурге имеете мало, раз мы с вами до сих в деревне маемся…

Будущий граф потупился.

Фросенька продолжила атаку.

— А может… вы и вовсе связей в столице не имеете?

Барин снова промолчал, хитро улыбаясь. Не видя смысла в продолжении допроса, девушка перевела беседу в иное русло.

— Предлагаю этой ночью сходить к гадалке. Она нам и судьбу поведает, и про капитана всё расскажет…

Пётр Сергеевич был не против сразу же пойти куда-то, надоел ему чердак.

— Эта твоя ведьма…

— Колдунья!

— Хорошо, колдунья. Она живёт в восьми верстах отсюда?

— В восьми верстах — это от Моховки, а от нас гораздо ближе… Она по ночам обычно не спит, ночью ведь самое время гадать. Только бы никто нас не опередил, а то ещё раз придётся идти к ней…

Спустившись по стремянке первой и накормив Полканиху, чтобы та ворчанием не выдала их планы, Фросенька сделала знак рукой Болотникову-младшему. Тот мигом оказался внизу.

Словом, отправились в путь. Сначала пошли через луг. Затем через густой, наполненный мрачным шёпотом бор.

По лесным тропинкам шли довольно долго, успели насладиться звуками и запахами, коих днём не может быть.

Со временем бор стал редеть.

Затем перешёл в осинник.

Затем деревья кончились, на пути стали попадаться лишь мелкие кустики.

Фросенька всё время шла впереди, присвечивая тятенькиным фонарём.

Наконец добрели до убогой, излучавшей странные запахи избы.

Изба не только запахи излучала, она и свет излучала — как рождественская ёлка.

Что-то роковое было в том видении. Фросенька и её спутник остановились, стали вглядываться в окружающую темноту, прислушиваться к новым звукам.

Звуков было много. Очень странных, ранее не ведомых.

Путники осмелились подойти к избе поближе, постучали в перекошенную дверь.

Моложавая с проседью хозяйка вышла на крыльцо, приветливо улыбнулась гостям.

Затем случилось неожиданное. Пристальнее глянув в лицо Петра Сергеевича, ворожея закричала:

— Кого ты привела?!

Никто не ждал такого поворота.

Когда хозяйка спряталсь в избе, Фросенька, шикнув на барина, вошла вслед за ней.

Болотникова-младшего оставили снаружи на непределённое время.

Свечение, благодаря которому избу заметили, куда-то подевалось. Потухло совершенно.

Стоять рядом с чьим-то ветхим, покосившимся жилищем, которое располагается не в обычном месте, а среди зловещих, почти непроходимых зарослей кустарников, да ещё и ночью, занятие малоприятное.

Однако слишком долгое стояние на одном месте, особенно в ночном лесу, полностью избавляет от страхов, рождает упрямое, воинственное настроение. И уже не так зловеще выглядят огромные деревья и кусты — местные старожилы, полноправные хозяева этого участка. Как уже неоднократно говорилось, Петру Сергеевичу нравились растения. Он считал их своими покровителями. Если бы не все эти деревья, кустики, цветочки, стебелёчки, кисло бы ему жилось на свете. Людей он не любил. Вернее, относился к ним как к данности. Не весьма приятной.

Стоя в одиночестве, в кромешной темноте, Пётр Сергеевич уже подумывал уйти. Но неожиданно был приглашён в избу! Войдя, узрел простые бревенчате стены, увешанные пучками трав, а также разными диковинными штучками, похожими на амулеты.

Гадалка сидела на лавке у печи, спиной прислонясь к нагретым каменьям. Ноги её находились в глубоком корыте, наполненном мутной коричнево-зелёной жидкостью.

Говорила вещунья еле-еле. Как выяснилось, предыдущей ночью, во сне, ей было видение: кто-то молодой, красивый и блондинистый, сильно похожий на будущего графа, хочет отобрать у неё жизнь. Да не просто хочет! Отбирает…

— Вот вы не верите, а был мне такой сон, — горестным шёпотом произнесла колдунья, совсем не злая, а очень добрая с виду.

Она потянулась к висевшей на стенном крючке тряпичной кукле, сшитой из блестящей зеленоватой ткани. Фросенька подбежала, помогла болезной взять игрушку.

Не игрушка то была, а изображение хозяйки в молодости, судя по чертам вышитого лика и по длинной метёлке зелёных волос. Гадалкины волосы доросли почти до пят, и так же отливали зеленью, хотя и не очень заметной.

Куклины глазёнки-бусинки встревоженно мерцали. Таким же тусклым и тревожным блеском переливался и вещуньин взгляд.

Не выпуская свою копию из рук, лесная мавка вынула ноги из корыта, сунула мокрыми в лапти. Затем поднялась со скамьи, пошла к занавешенному рогожей окну.

Под окном, на глиняном полу, стояла гнутая медная посудина с двумя ручками, недавно вынутая из печи. Потому и пар шёл из неё.

Гадалка взяла с полки деревянный ковшик, зачерпнула отвар, стала жадно пить. Запах зелья был такой, что хотелось заснуть и не проснуться.

— Помните, что я вам говорила? — шепнула Фросенька Петру Сергеевичу.

— Что?

— У этой ворожеи травяные варева огромной силы. Травами она и полы стелет, когда ждёт гостей…

Будущий граф, нагнувшись и прищурившись, осмотрел горбатый пол, пытаясь в полумраке найти хоть одну былинку. Даже зачем-то ногами пошаркал. Безрезультатно, никто им травочку не постелил. Ведь их с казачкой здесь не ждали, незваные они гости.

Выровнявшись и подняв глаза, молодой барин вздрогнул. Хозяйка стояла прямо перед ним, белозубо улыбаясь…

«Ну и влип!» — думал Пётр Сергеевич, завороженно пялясь на ведьму. Он стал вертеть головой, искать Фросеньку. Той не было. Не было и стен! Ничего вокруг уже не было, кроме мутно искрившегося облака, переливавшегося многими оттенками зелени. Болотной зелени.

Парные ароматы сваренных стебельков, цветов и листьев сменились не менее приятным запахом только что сорванных водяных лилий, свежей травы и осоки.

Снова глянув в ведьмино лицо, Пётр Сергеевич был снова удивлён: хозяйка дома помолодела лет на сорок! То была красивая женщина, почти девушка, не лишённая таинственного шарма, глядевшая, однако, скорее с интересом, чем с вожделением. Ещё ни одна барышня не глазела на него так мило: по-доброму, без хитринки. Где-то он уже видел её…

— Мама?.. — неожиданно для себя вымолвил барин.

Видение исчезло. Мутно-зелёное облако уступило место непроглядной тьме. Затем вернулся знакомый полумрак, в котором, всё так же тускло, мерцали стеклянные и металлические предметы.

И запахи вернулись прежние. И звуки. И Фросенька была тут как тут.

— Где хозяйка? — спросил Болотников-младший.

— Пошла на двор, корыто вылить, — ответила казачка вполне спокойно.

Дверь избы была настежь открыта.

Пётр Сергеевич отважился спросить ещё: