«…Я им: «Помогите!», а они: «Иди к другому». А к кому другому?…»

У Ивана на лбу мелким бисером выступил пот. Он совершал всевозможные движения: ковырялся в носу, почесывал ухо, грыз ногти, но при этом не прекращал писать. Видимо, он поймал вдохновение, которое усиленно от него отбивалось. Но из цепких рабочих рук не очень-то вырвешься.

«А другой так вообще! Говорит: «Плати деньги, тогда поможем». А сам в Министерстве труда работает. Где ж такое видано?!..»

Закончил свое письмо Иван фразой, которая показалась ему правильной:

«Буду вам очень благодарен, господин президент, если вы мне поможете».

Подумав немного, он добавил:

«А если у вас кран течет или еще какие проблемы технического свойства, вызывайте Ивана Гайкина, то есть меня. Я все починю».

Подписавшись и поставив число, слесарь в изнеможении откинулся на стуле.

– Легче крышку цилиндровую обжать, чем письма всякие писать, – устало проговорил он и пошел искать полковника.

Геннадий Павлович бегал по коридорам и собирал своих людей.

– В Кремль Юрий Карлович едет. А мы – с ним. Написал письмо?

– Ага.

– Давай. Там передам. После восемнадцати зайди. Расскажу, как прошло.

Вечером Иван дождался полковника. Тот зашел в офис, весело размахивая руками.

– Передал, Ваня! В секретариат президента передал. Сказали, за ответом через два месяца прийти.

– Через два месяца?!

– Да. А что такого? Вполне реальный срок. Думаешь у президента других дел нет, как только твои письма читать? Хорошо еще, что не через два года.

– А мне что же делать?

– Домой езжай. Как ответ будет, я тебе позвоню.

– Нет, я так не поеду. Хотел ехать, а теперь не поеду. Дождусь здесь. На работу пойду временно устроюсь.

– Ну, смотри. Можешь у меня пожить. Мне фирма квартиру снимает.

– Я лучше в общежитии. При заводах же есть общежития.

– Какие заводы? Ты чего, Ваня? В Москве уже одни офисы остались. Нет здесь заводов.

– Не может такого быть!

– Поверь…

– Ничего, я найду.

Глава 21

Переночевав у полковника, Гайкин на следующее утро поехал устраиваться на работу.

За месяцы, проведенные в поисках правды, он сильно изменился. Раньше Иван чувствовал себя уверенно только в железном чреве корабля с гаечным ключом в руке. В остальных же местах он вел себя неуверенно и робко, как потерявший мамашу ребенок. Сейчас же, пройдя московские «университеты», он стал раскованным, а в некоторых случаях даже нахальным.

Заводов, как и предрекал полковник, он нигде не выискал. Один из многочисленных кадровиков, к которым он обращался, посоветовал поехать в какой-нибудь подмосковный город.

– Возможно, там еще что-нибудь из промышленности осталось.

Пришлось выдвинуться в указанном направлении.

В электричке Ивану понравилось. Публика была разношерстная, но простая. Говорили все, в основном, народным языком, которому Гайкин отдавал предпочтение. От культурной речи столицы он порядком устал.

Ехать предстояло более часа и слесарь, чтобы как-то себя занять, достал из рюкзака заготовки зажигалок и небольшую отвертку. Вагон трясло, но Иван, несмотря на это, сосредоточено ваял. Это не оставили без внимания окружающие. Сидевший рядом пожилой мужчина обратился к слесарю.

– Редко в нынешнее время встретишь человека, который еще сохранил умение что-то делать руками.

Из краткой речи соседа Иван понял, что его хвалят.

– Да вот, мастерим понемногу, – засмущался он.

Первые слова попутчиками были сказаны, предстояло продолжить.

– А куда путь держите? – спросил мужчина.

– В Зареченск еду. На завод хочу устроиться.

– На трубопрокатный?

– Ага.

– Ну, это вы, милейший, опоздали. Пораньше надо было. Лет на пять.

– Как?! Уже все места заняты?

– Наоборот. Все свободны. Завод уже давно закрыли.

– Вот же… рисберма его забери! Ах ты, ритурнель их в душу! Как же можно заводы закрывать?! – Иван постеснялся использовать ненормативную лексику при интеллигентном мужчине.

– У вас, милейший, по-видимому, руки золотые. Может быть, вам нужно дело свое открыть? Вот, например, зажигалки ремонтировать.

– Не привык я так. Где будку нанять? Как оформить? Не знаю я ничего, меня обманывать будут.

– Тогда не знаю. Переквалифицироваться как-то надо…

В этот момент в вагон зашли два бомжа-инвалида. У одного болтался пустой рукав засаленного пиджака. Другой, подняв глаза к потолку, неуверенно шел, держась за плечо товарища.

– Подайте жертвам Чернобыля! Подайте калекам! – затянули нищие на удивление мощными голосами.

Подъехали к станции. Сосед Ивана попрощался и вышел.

Попрошайки подошли к Ивану.

– Подайте воинам-интернационалистам!

– Нету, мужики, не копейки. Сам вон зайцем еду. А тут еще и завод закрыли. Скоро с вами вместе побираться пойду.

– А что, нам люди нужны, – сказал «слепой» и вполне осмысленно посмотрел на слесаря.

– Здоровый он уж очень, – усомнился второй и засунул руку в пустой рукав пиджака.

– Нет, мужики, это я так, в шутку, – замялся Иван.

– А мы – серьезно. Если деваться некуда, давай к нам. Отвезем тебя к Михайловне, она людям не отказывает.

– А что за Михайловна?

– Старшая наша. Лариса Михайловна. Молодая она еще, но нам – как мать родная.

– Не знаю даже, мужики…

– Поехали, чего думать. Не пропадать же.

– Не жрал давно? – спросил «слепой».

– Сегодня еще не ел, – ответил Иван.

– Ну вот! Накормим тебя. На ночлег определим. А с утра с Михайловной поговоришь. Там и решишь.

– Я даже не знаю. Поехали, что ли…

Любовникова Лариса Михайловна натурой была не дюжей. Окончив школу и не удовлетворившись жизнью в провинции, поехала покорять Москву. Путь у нее был схожий со многими девочками – припевочками того времени. Поступление, провал экзамена, официантка, проститутка. Поторговав телом пару лет, она поняла, что это – не для нее. Смириться с унижениями ее свободолюбивая душа так и не смогла. Переквалифицировалась в бандершу. Но и тут была масса проблем и ущемлений. Пораскинув мозгами, она затеяла новое дело. Нашла заброшенный санаторий недалеко от Москвы. Собрала всех попрошаек, работавших невдалеке и возглавила движение.

«Калеки» поначалу артачились. Но со временем привыкли и даже нашли много положительного в организованной постановке дела. Во-первых, маршруты согласовывались, и это позволяло шире охватывать территорию, при этом не пересекаясь. Во-вторых, вырабатывалась стратегия и тактика, обновлялись тексты и «увечья». А репертуар и в этом деле вещь наиважнейшая. Ну, а в-третьих, жить коллективом для людей оказавшихся на обочине жизни, было душевно и комфортно.

Вечером Иван в сопровождении своих новых товарищей прибыл в санаторий. Было уже поздно и они, наскоро поужинав, легли спать.

Утром слесарь предстал перед Ларисой Михайловной. Тридцатилетняя женщина находилась в той стадии красоты, когда она привлекает и шестнадцатилетних юнцов, и пятидесятилетних мужчин. То есть, в самом расцвете. Любовникова с интересом рассмотрела Гайкина и изрекла:

– Здоровый ты больно. Может быть, тебе лучше в бандиты податься?

– Я дрался редко. А сейчас все каратэ какое-то…

– Да, тебе и драться-то не надо. И говорить тоже необходимости нет. На тебя клиент посмотрит и сразу все, что положено, отдаст. Ладно, это я так, к слову. Сам откуда?

– С юга.

– А Москве-то как оказался?

– Тали у меня украли. Премии за это лишили. Думал, тут, в столице, правду найду.

Лариса Михайловна громко рассмеялась.

– Да… Давненько таких не видала!

Иван угрюмо молчал.

– Не обижайся. Теперь к делу. Беру тебя условно. Главное: не воровать, деньги, что собрал, не утаивать, не скандалить, не драться. Понятно?

– Чего ж тут не понять?

– Хорошо. Пойдешь на седьмой маршрут с Мироном. Это «слепой», который тебя привел. Просить будешь близко к своей теме, поскольку, как я поняла, парень ты без воображения. «Украли, мол, тали. Премии лишили, с работы выгнали, начальники – гады».