— Есть! — крикнул он и словно взорвал пороховой погреб: — Урраа! Чудо!

За седлом у него были две сумки, он сбросил их наземь: «Вот».

Все кинулись — в сумках были странные плоды, почти никем доселе не виданные. Они были круглые, совсем свежие, белые, желтоватые и розовые, еще хранящие влажный холод земли.

Хиглом медленно подошел. Ему молча дали дорогу Он присел на корточки перед сумками, потрогал плоды, попробовал их ногтем и даже на зуб. Он не мог не узнать их.

— Так, — сказал он наконец среди мертвой тишины.

Лейтенант Бразе жестом предупредил новый взрыв криков.

— Смотрите, — снова сказал он, снимая с перевязи кожаный мешочек. Он вынул оттуда горсть коричневых зерен и медленно, чтобы видели все, пересыпал обратно Хиглом протянул руку, и лейтенант Бразе отдал ему мешочек. Хоть лопни, хоть тресни, кофейные зерна были самые настоящие.

Великий Кулинар поднял глаза на виконта де Рошфора.

— Месье, вы победили, — серьезно сказал он.

Все зашумели было, но он поднял руку.

— Месье, — сказал он, — факт налицо, и чудо неоспоримо. Эти плоды суть подлинные плоды Америки. Заметьте, виконт, я ничего не спрашиваю, ибо я понял теперь, что о чудесах не болтают, но должен заявить вам — в чудеса я все-таки не верю, в природе им нет места.

— В чудеса не обязательно верить, мэтр Хиглом, — ответил виконт, — но к ним обязательно следует относиться легко. Самое смешное во всем этом, вероятно, то, что и сам я, хотя и сотворяю чудеса, не верю в них, как и вы.

Эти слова были приняты в хохот и аплодисменты. Засмеялся и Хиглом — открыто, освобожденно.

— В таком случае, месье, мы с вами будем друзьями! — воскликнул он, помогая виконту сойти с лошади.

Снова грянула дикая музыка, началась суматоха, и пушки бабахнули еще раз в знак того, что славное общество пантагрюэлистов опять в сборе.

ТРИНК[69]

Пантагрюэлисты, как видно, понимали толк и в искусстве здорового сна, и иностранные гости от них не отстали. Впрочем, накануне они засиделись довольно поздно, и кроме того, почти у всех за плечами была бессонная ночь.

Дон Родриго поднялся первым, оделся и вышел в зал, который занимал почти весь нижний этаж замка. Здесь его встретил мажордом, который объяснил ему, что его светлость граф еще почивают, а мэтр Хиглом с рассветом на ногах и возится в кухне. Дон Родриго от нечего делать направился туда.

Великий Кулинар восседал посреди кухни, точно король, в белом фартуке и колпаке, помахивая шумовкой, и командовал:

— Эту кастрюлю прочь с огня, довольно ей кипеть! Ну, где же баранья нога? Так. Ты нашпиговал ее чесноком? Я ведь показывал тебе, как это делается… Вот недотепа, прости Господи… Ага, перемыли салат? На сито, дайте ему стечь! Микаэль, исчадие ада, не смей жрать земляные яблоки сырьем!.. Эй, мальчик, как тебя — сбегай принеси смородинного листа посочнее, да живо!

Заметив дона Родриго в дверях, он встал и снял колпак.

— Доброго утра, синьор. Как вам спалось?

Из всех иностранцев ему больше всего понравился этот, молчаливый серьезный юноша с тепло мерцающими глазами, и он не скрывал своей симпатии.

— Благодарю вас, превосходно, — отвечал дон Родриго, порываясь войти в кухню, но Хиглом не пустил его:

— Нет, не в этот чадный застенок… Сюда, прошу вас.

Смежная с кухней комната была посудная, уставленная по стенам полками и закрытыми шкафами с оловом, фаянсом, серебром. Посреди плиточного пола стоял длинный, ничем не покрытый стол и длинные скамьи.

— Вот здесь хорошо, — сказал Хиглом. — Садитесь, я сейчас познакомлю вас с моей кухней…

— Благодарю, но я не хочу есть…

— Но вы и не будете есть, мой юный друг. В мои планы не входит накормить вас раньше времени, я сказал: познакомлю… Соблаговолите подождать…

Он быстро вышел. Дон Родриго сидел, опершись на локоть; неопределенная улыбка оживляла его лицо. Вчера вечером они поужинали наспех, но были превосходные вина, и скоро пантагрюэлисты и иностранцы сделались совсем добрыми друзьями. Граф ди Лафен спросил, как господа иностранцы желают расположиться на ночь, не угодно ли им лечь вместе. «О нет, — закричал дон Алонсо, — нет, я предпочитаю синьора ди Сивласа, мы так давно не видались, и нам надо много о чем поговорить наедине!» Месье Антуан высказался примерно так же в отношении лейтенанта Бразе. «А вы, синьор де Эспиноса, остаетесь в одиночестве?» — сказал граф. — «Это как нельзя более совпадает с моими склонностями, синьор, — ответил дон Родриго, — я привык спать один…» — «Хорошо, вы займете северную комнату наверху, — сказал граф, — я пришлю вам лакеев…» — «Лакеев? — воскликнул месье Антуан. — Дону Родриго нужна служанка, une demoiselle[70]…» — Дон Родриго вспыхнул, словно мак. — «Боюсь, что вы плохо знаете меня, месье, — сказал он. — Я обойдусь услугами лакеев: мне надо будет умыться и почистить платье. Вам известно, что я одеваюсь без помощи слуг». Все уже думали, что произойдет ссора, но месье Антуан отчего-то сам покраснел и попросил прошения у дона Родриго, что тот принял спокойно.

Появился Великий Кулинар; мальчишка-поваренок тащил за ним поднос.

— Синьор, позвольте мне сделать выбор за вас…

Он снял с подноса и поставил перед доном Родриго несколько тарелочек с различными салатами.

— Я должен съесть это один?

— Речь идет не о еде, синьор, это проба… Пожалуй, и мне надо попробовать. — Хиглом налил воды испанцу и себе. — Вот холодная ключевая вода. Пробу не запивают вином, ибо вино так или иначе перебивает вкус. Так утверждают древние кулинары, а уж они-то понимали толк в жизни…

Дон Родриго стал из вежливости пробовать, но увлекся и незаметно для себя очистил три тарелочки.

— Вкусно необыкновенно. Как вы этого добиваетесь, синьор?

— Кулинарная наука, — отвечал Хиглом, попивая воду, — гласит, что всякое вкусовое ощущение есть некоторая сумма элементов, число коих ограничено. Основных элементов суть четыре: горькое, соленое, кислое, сладкое… Простите, вам это не скучно?

— Напротив, я слушаю вас с большим удовольствием.

Пока Великий Кулинар разъяснял дону Родриго значения элементов, кои составили вкусовые ощущения только что съеденных салатов, в посудной появились месье Антуан, Атабас и лейтенант Бразе.

— Взгляните, господа! — воскликнул месье Антуан. — Пока мы наверху помираем с голоду, кое-кто внизу не теряет времени…

— И Господь Бог любит ранних пташек, — сказал Хиглом. — А сейчас уже половина восьмого…

— Но Гаргантюа, отец великого Пантагрюэля, спал до восьми, и после этого его неплохо кормили, — не остался в долгу Атабас.

— Обед, во всяком случае, будет в полдень, — заявил Великий Кулинар.

Обед немного запоздал, но никто не проявлял нетерпения. Пока Хиглом командовал на кухне и в столовой, кавалер ди Сивлас, Великий хранитель тоги, собрал пантагрюэлистов в зале, чтобы посмотреть, как они одеты.

Требования Великого хранителя тоги были известны: свободное следование последней столичной моде, но без преувеличений, переходящих в нелепость, а паче без ненужного украшательства, ибо оно присуще лишь попугаям в человеческом облике, коим никаких других радостей не остается. Сам кавалер ди Сивлас был великолепен в своем глубоко-коричневом костюме с откидными рукавами, подбитыми красноватым атласом. Единственным украшением служил ему ослепительно белый воротник с богатым кружевом. Весь этот ансамбль отлично гармонировал с его каштановыми волосами и карими глазами.

— Помните, господа, — говорил он, похаживая внутри круга, которым стояли пантагрюэлисты, — костюм человека должен побуждать смотреть ему в лицо, в глаза, он не должен оттягивать на себя внимание какими-либо прошвами, прорезами, пуговицами et cetera. Такие костюмы предпочитают вельмо… мм… виноват, некоторые люди, которые заинтересованы в том, чтобы в лицо им не смотрели, ибо если там и есть что прочесть, то вовсе не говорящее в пользу обладателя лица. Нам это не страшно, пусть смотрят нам в лицо, и поэтому главное, что я хочу видеть в ваших костюмах, — это простота и еще раз простота. Лишь простота подлинно благородна… Гм, о вашем костюме этого не скажешь, маркиз. Что это за рукав, зачем вам эти банты, а это?.. Слишком много мелочей, разбивающих картину… Ах, у вас есть другой костюм? Я это почему-то предчувствовал. Если вы согласны надеть его, прошу вас. Граф, я хвалю ваш жемчужно-серый камзол, на нем очень красиво смотрится ваша серебряная председательская цепь… Алеандро, в белом вы неотразимы… Вы замечаете, как идет вам белое… Франк, вы также нравитесь мне… Веррене, как всегда, благообразен… Господа иностранцы, надеюсь, снимут свои плащи и оружие, я буду им очень признателен… А что это за призрак? — остановился он перед Атабасом, словно впервые увидел его.