— О нет, — сердечно сказал виконт, — нисколько. Итак, месье, скачите что есть духу и не бойтесь. Лошадь приведет вас.

— Постойте, а записку! Каббалистические письмена! — не выдержал Великий Кулинар.

— У меня нет, — сказал лейтенант Бразе (записка была передана ему незаметно, под столом). — Но я и так верю в чудеса!

Он вскочил в седло и пустил коня галопом в поле. Все смотрели ему вслед. Граф ди Лафен был явственно сбит с толку, особенно поведением лейтенанта Бразе. Мэтр Хиглом внятно процедил сквозь зубы по-виргински: «Он заразился их безумием, очень жаль…»

Беседа иссякла, как вода, впитавшаяся в песок. Председатель, ничего не поделаешь, вернулся к роли любезного хозяина:

— Господа иностранцы, не угодно ли будет вам проехать в мой замок? Это недалеко. Я опасаюсь, другие наши сочлены уже прибыли и встревожены нашим отсутствием…

В этот момент на дороге показался бешено скачущий всадник. Поравнявшись с трактиром, он осадил коня и вгляделся.

— Кого я вижу! — весьма экспансивно закричал он, соскакивая с лошади. — Алонсо, мой юный друг, в обществе нашего председателя! Кар-рамба, вот так встреча!

— Сивлас! — воскликнули Хиглом и граф ди Лафен.

— Ах, синьор ди Сивлас! — Дон Алонсо, весь просияв, кинулся к приезжему. Они обнялись; кавалер ди Сивлас даже поднял в воздух узкоплечего, хрупкого юношу.

— Мальчик мой, как я рад! Откуда ты взялся? Господа, — возбужденно говорил он, пожимая руки пантагрюэлистам, — вы, вероятно, не знаете, это мой лучший друг, дон Алонсо де Кастро, это целый роман!

— Лейтенант писал мне, — с улыбкой сказал граф.

— А! Алеандро писал вам! Где же он, кстати?

— Это тоже целый роман, — ответил граф. — Разрешите представить вам наших почетных гостей…

Кавалер ди Сивлас, тридцатилетний мужчина в синем форменном колете Отенского батальона, принес с собой смех и оживление. Он был в отличном настроении и старался передать его окружающим. Не могло быть и речи о немедленном отъезде — он потребовал еще вина и ветчины, и все снова расселись за стол. Ему рассказали о готовящемся чуде, к чему он отнесся на удивление легко. Он принялся осыпать насупленного Хиглома шутливыми упреками в ригоризме, в неполноте проповедуемой им полноты… Великий Кулинар наконец соизволил разжать губы и разговорился так, что солнце было уже за полуденной чертой, когда они спохватились, снялись с места и отправились в замок Лафен.

По дороге Сивлас почти не закрывал рта. Граф ди Лафен, даже если бы и хотел вставить слово, был этой возможности лишен. Хиглом, выговорившись, угрюмо молчал и вообще ехал в стороне от всех. Сивлас, впрочем, имел более приятного для себя собеседника в лице дона Алонсо. Дон Родриго и француз с улыбками следили за их разговором, который, хотя и был пустяковым, доставлял им явное наслаждение. Месье Антуан не сводил ласкового взгляда с дона Алонсо; Родриго перехватил его взгляд, и виконт, заметив это, тайком пожал ему руку. В эту минуту он любил весь мир.

Впрочем, не «он», а «она» — ибо под французским именем и модным парижским костюмом скрывалась сама Ее Величество королева, а дон Родриго и дон Алонсо были на самом деле Эльвира и Анхела де Кастро. Им пришлось немало похлопотать, чтобы ехать сейчас вот так, в обществе пантагрюэлистов. На другой же день после возвращения Эльвиры Жанна позвала к себе Анхелу, и втроем они выработали стратегический план. Прежде всего надо было достать костюмы. Анхела была отправлена в Толет. Там она явилась к своему сердечному другу и осторожно посвятила его в дело. Кавалер ди Сивлас, который знал всех портных Толета, глубокомысленно грыз свою эспаньолку и качал головой: ни один из них, по его мнению, не годился. Он начал искать и через три дня нашел подходящего человека: портного-француза, бежавшего от ужасов гражданской войны в Виргинию. Француз этот, обшивавший знать, прибыл в Толет совсем недавно и не был еще никому известен. Кавалер ди Сивлас был у него первый клиент. Для начала он осведомился, знаком ли портной с последними испанскими модами; французские он наверняка знал. Портной сказал, что знаком. Сивлас на другой день явился вместе с Анхелой, которая учинила портному настоящий экзамен и осталась довольна. Тогда был сделан заказ на один французский костюм и два испанских, «возможно более испанских», — сказала Анхела. Французу показали старые (прошлогодние) костюмы, по мерке которых он должен был делать новые. Он спросил, каков срок. Ему сказали, что не более десяти дней, заплачено будет хорошо. Портной был озадачен. «Знаете ли, мадам и месье, во Франции сейчас в моде вышивка, она возьмет много времени, а у меня нет ни одного подмастерья…» — «Ну, вы получите аванс, наймите их», — нетерпеливо сказала Анхела. — «Пардон! — воскликнул француз, — у меня есть невостребованный плащ, который я делал для одного молодого человека, виконта де Рошфора, быть может, он подойдет?» И он принес известный уже темно-вишневый плащ с белыми отворотами, покрытыми золотой и бледно-сиреневой вышивкой. Анхела примерила его тут же на себя. «Подойдет, я отвечаю», — сказала она, вертясь перед зеркалом. «Итак, полдела сделано, — заключил Сивлас. — Испанские костюмы не потребуют много вышивки, рисунок мы вам пришлем». Портной получил солидный аванс на материю, нитки и прочее. Через десять дней все три костюма были готовы до самых последних мелочей. Француз успел нанять себе двух подмастерьев — метать петли и тому подобное; но красные кресты ордена Сант-Яго вышивал своими руками, ради сохранения тайны.

У кавалера ди Сивласа Анхела примерила все три костюма. Это заняло целый вечер, но полнокровному гвардейцу ничуть не надоело смотреть, как она одевается и раздевается. Когда Анхела спросила, какой из трех костюмов нравится ему больше всего, он ответил: «Четвертый». Анхела не поняла, и он сказал: «Тот, который всегда на тебе, что бы ты ни сняла». Он истолковал ей эти слова самыми различными и приятными способами, что заняло целую ночь до утра. Анхела не без труда вырвалась из его объятий. «До скорого свидания, амиго, — сказала она ему из кареты, — и запомни, я это не я, а дон Алонсо, не спутай меня с моей кузиной…»

Покуда Анхела предавалась радостям любви и попутно добывала костюмы, Жанна была лишена всяких радостей: любви — потому, что отослала лейтенанта Бразе в Толет, дав его мушкетерам отпуск; всех других радостей — потому, что никак не могла придумать, как ей исчезнуть из замка, чтобы ее не искали, не полошились и не гнались за ней следом. Она трижды и четырежды прокляла свой королевский сан. Эльвира доказывала ей, что необходимо посвятить в план исчезновения нескольких надежных людей, но Жанна яростно отмахивалась: и без того уже слишком многие знают. «Но кто же? — спокойно спрашивала Эльвира. — Лейтенант Бразе?» — «Он не в счет!» — взрывалась Жанна. — «Анхела?» — «Она тоже не в счет». — «Тогда кавалер ди Сивлас?» — «Хотя бы и он!.. Ну ладно, он…» — «Так он тоже не в счет?» — «Хорошо, и он не в счет». — «Прости, но кто же тогда в счет? Я уж про себя не говорю…» — «Еще бы ты говорила про себя!..»

В конце концов стало ясно, что довериться нужно Вильбуа, а Лианкара услать на время в Толет. Предлог сыскался: ждали прибытия в Толет посольства Вильгельма Оранского; герцогу Мравы было поручено встретить его и провести предварительные переговоры с голландцами. Вильбуа было сказано: «Мы исчезнем», — просто чтобы он не беспокоился и не подавал шума по неведению. Принц был тих и подавлен: несмотря на всю свою идеальность, он понял, что девочка нашла свое счастье — пусть запретное, пусть кратковременное, какое бы ни было, но все-таки счастье; хотя он и запретил себе думать об этом, но ему было больно от сознания, что это счастье мог бы дать ей он сам. Разумеется, ни одно из этих чувств не отразилось ни в его лице, ни в его голосе, когда он сказал ей, что будет говорить всем: «Ах, сегодня я видел государыню, у нее приступ мизантропии, не волнуйтесь, ради Бога, это проходит само собой…» Жанна рассмеялась, пожала ему руку и сказала: «Принц, вы не просто друг, вы мой добрый гений».