Наконец он сложил лист и протянул Баркелону:

— Прошу садиться, господа… Муал, крикните фельдфебеля. Пусть дадут вина, да и поесть нам тоже не помешает.

Лейтенант крикнул в разбитое окно:

— Эрм!

Со двора ответили:

— Повремените, сударь, он занят! — Эти слова были покрыты хохотом. Женщина во флигеле внезапно испустила страшный крик, потом снова принялась механически стонать. Маркиз Гриэльс передернулся у камина Баркелон сказал:

— Дисциплина у вас плохая, кавалер анк-Фтес.

К этому человеку капитан почувствовал нечто вроде симпатии и соизволил объясниться:

— У меня не регулярный батальон… Мои люди ежеминутно рискуют жизнью в этом чертовом краю.

Женщина стонала. Баркелон деловито спросил:

— Известно ли вам что-нибудь о «Детях Вифлеема»?

— Впервые слышу, — ответил капитан. — Кто это такие?

— Тоже приверженцы Лиги, но вам лучше не встречаться с ними. Если вы сунетесь дальше на север, вас просто перебьют.

— Объясните же, черт возьми, в чем дело!

— «Дети Вифлеема» — это ополчение из Торна. Они поклялись вырезать вольные отряды, которые разбойничают и убивают…

— Но, но, но… Мы насаждаем власть Лиги…

Женщина стонала.

— Возможно, сударь, по-вашему это называется так. Но они видят только трупы и пепелища, и потому их не интересуют ваши высокие цели. Советую вам поскорее отвести свой отряд в Мрежоль.

— Честно говоря, сударь, мне хочется наплевать на ваш совет, — сказал капитан. Маркиз Гриэльс при этих словах опять передернулся, но смолчал. Баркелон достал еще одну бумагу.

— Я хотел дать вам совет, как дворянину, но с прискорбием вижу, что вы понимаете только язык приказа. Вот подпись герцога Фрама. Намерены вы подчиняться его приказанию?

Капитан поскреб в бороде.

— Это что же за свобода благородному дворянству? Приказывают, как простым кнехтам…

— Свобода впереди, — холодно сказал Баркелон. — Теперь началась только война за свободу, а война требует порядка. Если вы считаете себя на службе Принцепсу — извольте подчиняться его приказам. Если же нет — вы действуете как разбойник, и поступлено с вами будет, как с разбойником. Благодарю за прием. Идемте, маркиз.

Баркелон взял под руку маркиза Гриэльса и повел его к двери. Кавалер анк-Фтес стоял в раздумье. Из флигеля все еще доносилось: а-а, а-а, о-оо… а-а, а-а, о-оо…

Лейтенант Муал следил за приезжими через разбитое окно.

— Может, перестрелять их? С ними всего десять всадников…

— Не надо, — рассеянно ответил капитан и вдруг заорал: — Да прикончите вы эту бабу, Муал, мне надоело это вытье!

— И тут опоздали, — констатировал Баркелон.

В серенькое низкое небо клубами валил черный дым. Уже издали слышны были крики. Баркелон и Гриэльс пустили коней галопом, проскочили горящий дом и вылетели на площадь, к колодцу. Здесь лежало несколько трупов, снег был встолчен, перемешан с кровью и конским навозом. У самого колодца, пронзительно вопя, каталась по снегу голая женщина, прижимая руки к кровавым ямам на груди, словно желая остановить бьющую струями кровь. Перед всадниками мелькали сбившиеся в колтун светлые волосы, распяленный в крике рот и вымазанные грязью полные ноги. Отрезанные груди ее лежали на крышке колодца.

Баркелон вынул пистолет и выстрелил ей в голову. Женщина выгнулась дугой, захрипела и утихла, уткнувшись в снег.

— Зачем вы это сделали? — бескровными губами спросил маркиз Гриэльс.

— Я прекратил ее мучения. Это все, что можно было для нее сделать.

— Но ее можно было бы расспросить…

— О! Браво, маркиз, — сказал Баркелон. — Я не подумал об этом. Впрочем, вряд ли она способна была бы отвечать… Господа! — приказал он гвардейцам. — Проскачите по деревне и узнайте, не осталось ли кого в живых!

Гвардейцы ускакали. Маркиз Гриэльс смотрел в серое небо.

Ночь они провели в лесу. После встречи с вольным отрядом маркиз Гриэльс не захотел заезжать в Лер, и они поехали прямо, рассчитывая найти какую-нибудь мызу или трактир. Первая мыза по торнской дороге оказалась разграбленной, но дом стоял почему-то не подожженный, и Баркелон предложил зайти внутрь и посмотреть, нельзя ли там хоть как-нибудь переночевать. Они вошли вместе с маркизом Гриэльсом и при свете смоляного факела увидели трупы: в горнице лежала вся семья. Маркиз Гриэльс, как безумный, выбежал вон, но на этот раз ему удалось совладать с тошнотой.

Они тупо поехали дальше. Совсем стемнело, но они все ехали, пока наконец не заметили огонек, мелькавший между деревьями в стороне от дороги. Они свернули в лес и с великими трудами пробрались по снежной целине к частоколу. Уже издали внутри частокола залились лаем собаки.

— Кто здесь? — спросили на стук Баркелона.

— Эмиссары Лиги Голубого сердца! — отвечал тот.

Щелкнули взводимые курки.

— Отъезжайте, иначе будем стрелять. Если вас слишком много, мы дорого продадим свою жизнь.

— Так вы не за Лигу? — искренне удивился Баркелон.

— Мы за Лигу, — сказали из-за забора, — но мы против волков Отъезжайте добром.

— Mort du vinaigre[136]! У меня письма самого Принцепса…

— Учтите, что я держу вас на прицеле, — был ответ. — Если вы сейчас же не уберетесь, я стреляю, вот вам слово дворянина.

Маркиз Гриэльс, который до сих пор молчал, понуро сгорбясь в седле, наконец подал голос.

— Они правы. Поедемте, виконт.

Они разложили в лесу четыре костра и сгрудились между ними, коченея от холода, еще более жестокого на пустой желудок. Ночь прошла в мучительном полусне. Счастье еще, что их костров никто не видел: перестрелять их из темноты было проще простого.

— Хорошо, что теперь зима, — сказал Баркелон. — Если бы вы, мой дорогой маркиз, видели Орлеан 28 августа 1572 года…[137] Жара, мухи, стра-ашный смрад от трупов… Их было куда больше…

— Вы хотите меня утешить? — спросил маркиз.

— Я хочу сказать, что бывает и хуже, чем сейчас.

— Но будет еще хуже… — прошептал маркиз. — Хуже, чем тогда, у вас… Лучше не думать об этом, иначе сойдешь с ума, но как об этом не думать! Виконт, ведь мы с вами в пути уже третий день… третий день! И мы не видели ни одного живого, кроме этих мерзавцев, которых я рад был бы видеть мертвыми…

Баркелон предпочел не развивать эту тему.

— Однако вид у нас с вами довольно страшный. Я читаю это по вашему лицу, как в зеркале… На разбойников мы похожи сейчас, а не на эмиссаров Лиги… — Он потрогал трехдневную щетину. — О merde! К тому же мы голодны, как пилигримы, и, не знаю, как вас, а меня это проклятое железо плохо греет… И глаза у меня до сих пор слезятся от дыма…

В проулке показался гвардеец и помахал рукой.

— Выше голову, месье! — воскликнул Баркелон, трогая коня. — Мне кажется, сейчас мы с вами увидим и живых!

Да, это были живые, неискалеченные люди, и целые, не разграбленные дома, но они (и люди и, кажется, даже дома) дрожали от страха при виде всадников с голубым сердцем на одежде. Гвардейцы указали сеньорам дом побогаче других. На крыльце стоял хозяин, весь белый, как бы уже готовый к смерти.

— Не бойтесь нас, ради всего святого, — сказал маркиз Гриэльс. — Мы из Мрежоля, от самого Принцепса.

Мягкий тон маркиза успокоил хозяина, и тот пригласил гостей в дом. Тепло натопленной комнаты охватило их ласковыми объятиями. Баркелон подошел к камину и сунул руки чуть не в самый огонь. Хозяин торопливо, захлебываясь, говорил:

— Мы уж совсем было приготовились к смерти… Тут были перед вами… простите великодушно… так же одетые господа… Они начали с южного конца… Двое из них стали уже ломиться к моей соседке, Элисе Бер, и тогда еще один прибежал от колодца и крикнул: «Дети Вифлеема!» И все они бросились к своим коням и поскакали туда, в северную сторону…

— Значит, отряд «Вифлеемских детей» подходил с юга, — сказал маркиз Гриэльс. — Не понимаю, мы ведь не видели никакого отряда…