А по набережной едет на лихачах свадьба. Пьяные размахивают шампанским. Вышли люди из оперетты. Стоят, смотрят и напевают мотивчик «Без женщин жить нельзя на свете, нет». Дворники курят. Матросики, солдатики. Проститутки.

На мостике крейсера преисполненный чувства ответственности капитан – молоденький лейтенант Эриксон. Рядом, сгорая от восторга, Чудновский и Подвойский. Кочегары бросают в топку уголь. Отсветы огня на их лицах. В радиорубке возле радиста гордый комиссар крейсера Белышев. Радист гонит морзянкой в Гельсинфорс и Кронштадт.

– Я «Аврора»!

Стоит на набережной под зонтом довольный Иоффе и Антонов-Овсеенко. Проплывает тело «Авроры» мимо Терещенко. Неподалёку группа гауптмана. Радуется Лёха.

Двор. Ночь

Юнкер втыкает в Ленина трехгранный штык и с удовольствием проворачивает. Ленин пытается ухватить штык. Крупно руки и текущая кровь. И тут другой юнкер с криком «Коли!» втыкает свой штык, примкнутый к винтовке в спину.

Санкт-Петербург. Конспиративная квартира Ленина. Ночь

Ленин открывает глаза. Он лежит на кровати. Встаёт, вытирает выступивший пот. Меряет шагами свою комнату. Нервничает. Разгорячённым лбом прижимается к оконному стеклу.

Фары машин в переулках. Редкие, скудные уличные фонари. Цоканье копыт казачьих разъездов. Изредка вдали выстрелы. Тревожная ночь.

Ленин жадно пьёт на кухне воду. Спит хозяйка квартиры. В прихожей у двери на половичке спит охранник Эйно. Ленин берёт его наган. Взводит курок. Примеряется. К виску или в рот…

Санкт-Петербург. Посольство Великобритании. Кабинет посла Джорджа Бьюкенена. Утро

Рассаживаются три министра Временного правительства – Терещенко, Коновалов и Третьяков.

Стук в дверь. В кабинет входит, скромно потупившись, дочь посла Мюриэль:

– Извините, я тут забыла свою книгу.

– А ты, дорогая, была права, когда не поверила… – говорит посол дочери.

– Вот видишь, папа! – она берёт книгу и так же, скромно потупившись, ни на кого не глядя, выходит.

– Дело в том, господа, что я не ожидал вас увидеть, – поясняет гостям посол. – Один из кадетов, присланных для охраны посольства, сообщил мне, что исполком Петроградского Совета постановил образовать Советское правительство. И что большевики выдворят министров с их постов в течение ближайших двух дней.

– Ну, вот видите, слухи о нашей смерти преждевременны. Мы, наоборот, пришли вас заверить, что делается всё возможное и невозможное.

– Русская революция миновала уже несколько фаз и теперь подошла к последней, – важно произносит министр Коновалов. – Я подразумеваю под этой «последней» не что иное, как торжество контрреволюции. То есть, порядка.

– Ну, тогда, как мне кажется… – потирает руки посол. – Я не смею давать советы, но если немедленно в течение сегодняшнего дня не арестовать большевистский исполком Петроградского Совета, момент будет упущен. Ведь вечером начинается их съезд. И если они утвердят это самое решение о правительстве…

Санкт-Петербург. Улицы. Утро

Дождь. Туман. Улица напротив посольства. Из ворот выходят министры Коновалов и Третьяков. На углу машина. В ней гауптман и Лёха.

– А где наш-то? – настораживается Лёха

Санкт-Петербург. Посольство Великобритании. Коридор и комната. Утро

Терещенко идёт по пустому коридору посольства. Вдруг его хватают и буквально вбрасывают в комнату. Дверь закрывается. В полумраке комнаты активная возня. С Терещенко сдёргивают пиджак. Его толкают в кресло. Руки начинают расстёгивать на нём брюки. Можно уже разглядеть в полумраке – это дочка посла активно раздевает Терещенко.

Санкт-Петербург. Улицы. Утро

Из ворот посольства, застёгивая пальто, выходит Терещенко с папкой в руках. Его сопровождают два кадета (охрана посольства). Они провожают его к автомобилю.

Там уже ожидает поручик Чистяков и два сотрудника полиции. За ним наблюдают из автомобиля гауптмана:

– С охраной стал ездить – говорит Лёха.

Автомобиль Терещенко проезжает мимо. Автомобиль гауптмана трогается за ним.

Санкт-Петербург. Посольство США. Кабинет посла Дэвида Фрэнсиса. Утро

В кабинете Терещенко и посол.

– Сегодня они открывают съезд советов депутатов. Мы ожидаем большевистское выступление буквально в ближайшие дни, – говорит Терещенко.

– Если вы сможете его подавить, то я надеюсь, что оно произойдет, – улыбается посол.

– Оно произойдет независимо от того, подавим мы его или нет. Я устал от неуверенности и напряжения.

– Ходят слухи о каких-то документах, свидетельствующих о связи большевиков с Германией. О каких-то деньгах. Президент Вильсон интересуется…

Терещенко приподнимает свою папку, готовясь предъявить документы о Ленине послу, но тот, увы, торопится закончить фразу:

– Мы готовы заплатить…

Терещенко поджимает обиженно губы и опускает папку:

– Александр Фёдорович Керенский просил Вас… Он хотел бы сегодня вечером отправиться к генералу Краснову за помощью. Но не уверен, что его не остановят.

Могли бы вы помочь? Всё-таки когда машина американского посла…

– Несомненно. В котором часу подать авто?

– К шести. Второй подъезд Мариинского Дворца. Тот, что за углом.

Санкт-Петербург. Улицы. День

С Финского залива дует резкий, сырой ветер, и улицы затянуты мокрым туманом.

Терещенко едет в автомобиле. Разглядывает номера домов.

– Остановите, пожалуйста, здесь – говорит он шофёру.

Выходит у ворот казармы четвёртого донского казачьего полка. Не разрешает выходить из машины ни поручику Чистякову, ни сотрудникам полиции. Сутулясь под мелким дождиком, обращается к часовому:

– Пожалуйста, дежурного офицера!

Невдалеке останавливается машина гауптмана. Наблюдают. К воротам выходит есаул:

– Есаул Калмыков. Чем могу служить?

– Я хотел бы встретиться с командиром полка.

– Изволят отсутствовать. Вот есть Председатель совета полка. Мелехов, подь сюда!

У ворот появляется хорунжий Мелехов с группкой казаков. Весёлый. Стоят и лузгают семечки:

– Чаво?

– Простите, Я Министр Временного правительства Терещенко. Хотел бы поговорить с казаками.

Странно смотрятся они рядом. В элегантном пальто, шляпе «с иголочки» Терещенко и разболтанные, расхлябанные – голенища сапог гармошкой – казаки.

– А, вы, которых дел министр?

– Иностранных.

– А! Иностранных. Ха-ха! Ну, вот ими и занимайтесь, господин хороший! А мы не иностранные!

Мелехов смеется, и все казаки вместе с есаулом подхватывают.

Санкт-Петербург. Палуба крейсера «Аврора». День

Моросит дождь. Антонов-Овсеенко в сопровождении адъютанта – огромного матроса – ходит по палубе крейсера «Аврора». Спотыкается о доски. Чертыхается. Кричит в глубину кубрика:

– Эй! Есть кто живой на этой консервной банке?!

Появляется закопчённый, в промасленном комбинезоне матрос с большой маслёнкой в руках. Это комиссар Белышев. Докладывает:

– Матрос первой статьи, машинист Белышев! Комиссар крейсера!

– Как комиссар!? – Антонов-Овсеенко поправляет очки, вглядывается – Ну да! Вспомнил! Я же тебя дня два тому назад назначал. Правильно? Где капитан?

– Отъехали. Обедать. До затрева…

– Команда?

– По городу шастают.

– Стрелять из пушки умеешь?

– Никак нет. Я ж при машинах. Это… Белышев кричит в глубину кубрика:

– Евдоким!

На палубу вываливается раздражённый матрос. Это комендор Огнев:

– Ты чего, Саня, разорался?!

Он видит офицера. А ещё больше пугается огромного матроса за его спиной. Натягивает бескозырку на белобрысую голову. Вытягивается во фронт. Докладывает, шмыгая носом: