В небесах кружила стая истребителей. Через полчаса они выработают свое топливо и им придется возвращаться.

«Русский витязь» сел без происшествий, и будь полоса свободной, он успел бы затормозить, прежде чем она закончится, но, объезжая стороной разбитый аэроплан, он выехал за полосу и натолкнулся на камни. Стойки выдержали, но его тряхнуло, вытолкнуло обратно на полосу, а пилоты при этом не справились с управлением. Крыльями он налетел на сбитый аэроплан, снес себе растяжки и крайний двигатель, из которого полился тут же воспламенившийся бензин, оставляя за собой огненный шлейф. Оторванный двигатель врезался в землю, запрыгал по ней, вспахивая и калеча свои винты.

Когда аэроплан остановился, из него с двух сторон посыпались штурмовики, двое подбежали к горящим крыльям, стали их заливать пеной из огнетушителей, но аэроплан вряд ли сможет опять взлететь. Остальных, начни они садиться, ждет примерно такая же судьба. Пилот третьего «Русского витязя», видимо, думал точно так же. Хоть он и зашел на посадку, но делать этого не решился и пронесся над летным полем на высоте метров в тридцать. В результате пока высадилось около сотни человек.

Мазуров вбежал во второй аэроплан, пилоты еще не отстегнулись, сидя в кабине и обсуждая — смогут ли они взлететь.

— Ну? — спросил их Мазуров.

— Машине кранты, — сказал командир аэроплана.

— Можете связаться с другими аэропланами?

— Да, — сказал второй пилот и, не ожидая дальнейших распоряжений, схватил микрофон, — борт два, вызывает борта три, четыре, пять, шесть. Как меня слышно? Прием.

— Борт четыре слушает. Прием, — услышал он в наушниках.

— Прикажите, чтобы они поднимались и высаживались на летное поле на парашютах.

Пилот кивнул.

— Борт пять слушает, борт три слушает, борт шесть слушает.

— Высаживайтесь на парашютах. Как меня поняли? Прием.

С аэропланов подтвердили, что поняли приказ.

— Хорошо, — сказал Мазуров, хотя ничего хорошего в случившемся не было и операция развивалась не по самому оптимистическому сценарию. — Вылезайте отсюда, — бросил он пилотам.

— А аэроплан? — удивились они.

— Вы же его не сможете поднять?

— Нет.

— Так бросайте его к чертям. У вас оружие есть?

— Пистолеты.

— Хм, не густо, ладно, чего-нибудь раздобудем для вас.

Германцы, находясь на острове уже четверть века, лишь года три назад возвели мощный форт, оберегающий его от нападения с моря, но они и не задумывались, что атака может последовать с воздуха, и нисколько не позаботились об укреплениях вокруг летного поля. Окопов не вырыли, строения все сплошь были построены из рифленого железа, покрашенного бледно-зеленой маскировочной краской. Смотря на них, создавалось впечатление временности и непрочности, будто те, кто их делал, не собирались надолго здесь оставаться. Самым большим из них был склад, но после того, как авиабомба проломила ему крышу и взорвалась внутри, от него остались погнутые и все еще горячие, закоптившиеся стены. В нем хранились бочки с топливом. Какой же фейерверк был здесь, когда до них добрался огонь!

Отовсюду слышались короткие очереди и ответные винтовочные выстрелы. Штурмовики уничтожали остатки обслуги летного поля.

В небесах раскрылись десятки парашютов. Мазуров ждал пополнения как манны небесной, потому что с теми людьми, что у него сейчас были, наступление на форт захлебнется.

Штурмовики захватили еще одно исправное зенитное орудие. Минут за двадцать они дотащили его почти до самого форта, но там их прижал к земле пулемет.

Крупнокалиберные пули зениток и снаряды горного орудия крушили бетон дота, но, когда штурмовики поднимались в очередную атаку, думая, что наконец-то расправились с дотом, пулемет опять оживал и успевал скосить двух-трех штурмовиков, прежде чем они вновь падали на землю, прячась за камнями и холмиками.

— Проклятие, проклятие! — Мазуров смотрел в небеса, на все увеличивающиеся парашюты, когда ему сообщили о высадке на северной оконечности острова.

Германцы смогли подбить один из «Русских витязей» в воздухе, но, хоть машина и была потеряна, штурмовики успели из нее выброситься.

— Кто-то сильно просчитался в расчетах, — прошипел Мазуров.

Очевидно, кто-то из германских офицеров любил конные прогулки, но как ему удалось привезти сюда коня, уму непостижимо. Наверное, задействовал связи в морских кругах. Штурмовики нашли обезумевшее от стрельбы животное в одной из уцелевших построек. Конь рвался с привязи, грыз ее, вставал на дыбы, никого к себе не подпуская. Штурмовики попробовали его отвязать и выпустить, но конь чуть не зашиб смельчака копытами. В качестве тягловой силы его использовать было явно нельзя. Конь к таким занятиям не привык и походил сейчас на необъезженного скакуна диких прерий. Голову своротишь, усмиряя его.

— Красавиц какой, — не унимался штурмовик, поглядывая на иссиня-черного коня.

— Брось ты, — советовали другие.

— Убьют ведь его. Жалко, — тосковал штурмовик, что-то вспоминая.

Конь вдруг, видимо, понял, что хотят ему добра, успокоился на какой-то миг, чем и воспользовался штурмовик, быстро его отвязав. Конь, почувствовав свободу, захрапел, вырвался из постройки, едва не раздавив по дороге других штурмовиков, но те бросились от него врассыпную, как воробьи.

— Красавиц какой, — провожал его грустным взглядом штурмовик.

«Мать вашу, просто идиллическая картинка», — заметив коня, подумал Мазуров. Он лежал за каменной грядой, как и большинство штурмовиков, в сотне метров от форта.

— Прижали нас, командир, — рядом с Мазуровым упал Тяжлов и тоже спрятался за камень.

— Эй, не высовывайся, — прикрикнул на него Мазуров, но сам выглянул из укрытия и посмотрел на дот, приставив к глазам бинокль. Иначе ничего не разглядишь. Быстро убрался восвояси — отблески на оптике могли привлечь внимание пулеметчика, а то, что он не зря ел свой хлеб, Мазуров уже имел возможность убедиться.

— Ребята нашли кучу патронов для зениток. Сейчас притащат.

— Это радует.

Несколько минут назад ему сообщили, что третий отряд высадился неподалеку от бухты, занял господствующие позиции и сейчас окапывается, ожидая контратаки морского десанта. Их обстреливали еще в воздухе. А затем штурмовики вступили в рукопашную на земле. Потери уже приближались к трети состава. Штурмовики попробовали захватить ремонтные мастерские, но их встретили таким шквальным огнем, что они предпочли побыстрее убраться. Второй отряд продвигался к деревне, пока почти не встречая сопротивления.

— Что делать-то будем? — спросил Тяжлов.

— Штурмовать, — огрызнулся Мазуров.

Полевое орудие стреляло навесом, оставаясь недоступным для пулеметчика, но, чтобы попасть в эту узкую щель амбразуры, даже при прямой наводке, требовалось обладать просто снайперскими способностями. Если же орудие выкатить на прямую наводку, пулеметчик скосит весь ее расчет. Мазуров корректировал огонь, но первые снаряды даже близко к цели не легли.

— Оттащите ее подальше, — приказал тогда Мазуров.

Приказ его передали по цепочке.

— Сколько снарядов осталось? — спросил он.

— Восемнадцать, — сообщили ему.

«Скверно».

Если снаряды закончатся, ему совершенно не нравилась перспектива положить здесь половину своего отряда, прежде чем они доберутся до дота и закидают его гранатами, а ведь придется.

«Ну уж дудки».

Следующий снаряд впился в бетон форта, оставив на нем небольшую царапину. Бомбить его, даже с аэропланов, все равно что камешками осыпать. Ничего ему не будет.

После каждого выстрела орудие чуть откатывалось назад.

Мазуров сообщил результат стрельбы. Что уж там сделал орудийный расчет, опустил ли ниже ствол — хотя куда уж ниже опускать, снаряды пролетали почти над головами штурмовиков, распластанных на земле, — или чуть отодвинул пушку, Мазуров не знал, но следующий снаряд почти попал в цель.

Перелет.

Седьмой снаряд внутрь дота так и не попал, но разорвался в амбразуре. Осколками если уж не разворотило пулемет, так уж того, кто за ним сидел, должно было достать.