— Возьми, — Раух протянул Маренн чашку с ароматным кофе. — Я рад, что все встало на свои места, — добавил как-то буднично, без тени горечи в голосе.

— Спасибо.

Маренн взяла чашку. Она понимала, что он имеет в виду. Он не был рад — она знала это точно, но обсуждать свои чувства больше не собирался. Наверное, думал, что она использовала его, чтобы отомстить Отто за похождения с Гретель.

Что-то очень хрупкое, что соединило их в последние дни, разбилось, она чувствовала это, да и могло ли быть иначе. Она все-таки уступила, чувство глубокое, многогранное, сложное взяло вверх над новым, зародившимся под высокими устремленными к небу арденнскими соснами.

Но ей не хотелось, чтобы он ощущал боль. Она дорожила его чувством, только не знала, как выразить это.

Он все сделал сам. Когда Скорцени, допив кофе, снова вышел в гостиную, Раух повернулся, его темно-серые глаза взглянули на нее с прежней теплотой. Он сжал ее руку, очень быстро, потом вышел за оберштурмбаннфюрером. Он понимал, она не могла поступить иначе. Но это не имело никакого отношения к тому, что он чувствовал.

Из Ставелота выступили спустя час. И через полтора часа достигли замка Фруад-Кур. Отсюда до Ла Ванна рукой подать. Он виднелся за пологой равниной, перерезанной лентой шоссе. В неярких лучах утреннего солнца строения расплывались призрачным видением. Все пространство между поселением и высотой, на которой им было приказано закрепиться, казалось пустынным и безлюдным. Слева виднелись заросли сухих камышей вокруг покрытого ледяной коркой озера. Связисты быстро подтянули провода. Скорцени взял трубку.

— С добрым утром, — услышал он бодрый голос Пайпера. — Что-то вы припозднились. Мы уже съели шикарные булочки с маком, которые испекли сегодня утром в Аахене специально для нас, но нам достались совершенно случайно — не улетели к американцам, как остальные части груза. Но немного сметаны с клубникой осталось, могу прислать, если желаете.

— Нет, благодарю, Йохан. Мы хорошо позавтракали в Ставелоте. Попались радушные хозяева. Какие будут распоряжения?

— По данным воздушной разведки, они на подходе. У нас еще примерно час. Закрепитесь на позициях и будьте готовы к отражению атаки. Я послал вам три «тигра» и одну «пантеру» для поддержки, как договаривались, они должны подойти в течение получаса. Старший обер-штурмфюрер Майер. Расположите их в укрытиях, на свое усмотрение, я бы обратил внимание на левый фланг, он у вас открыт, его надо прикрыть. Зепп прислал обращение рейхсфюрера. Там зачитают вашим связистам. Приказано довести до сведения всех. Но не особенно напрягайтесь. Лучше активнее поработать лопатой. И кстати, наш дивизионный врач просит, чтобы фрау Ким приехала к нему на перевязочный пункт. Отпустишь ее? Я ее подхвачу, если надо.

— Хорошо, я не возражаю, — Скорцени кивнул, — чем дальше от передней линии, тем лучше. Раух, — он повернулся к адъютанту, — примите обращение рейхсфюрера и сообщите фрау Ким, что ее вызывают в дивизионный госпиталь.

— Ладно, удачи, — он услышал, как Пайпер рассмеялся. — Натрем им зад еще разок, будут помнить «Лейбштандарт» у себя в Техасе, ну кто в живых останется, конечно. Я приготовил им сюрприз. Увидишь. Хайль Гитлер!

— Хайль!

Скорцени передал трубку Рауху. Тот быстро что-то записал в блокнот.

— Ну, что там пишет рейхсгейни? — спросил, не оборачиваясь, когда Фриц положил трубку.

— «Воины СС, — прочитал Раух. — Враг готовит наступление. Он дрожит перед смертью и хочет отдалить час своей гибели. Но ничто не спасет его! Ваша высокая выучка и стойкость сорвут его замыслы! Мы сделаем арденнскую землю кладбищем для заокеанских выскочек и их союзников. Я призываю вас не щадить врага — вбивайте в землю его пехоту, всю силу огня — против танков противника, которые рассыплются, как спичечные коробки. Мы превратим их в груды металла. Сорвем планы наших врагов и — вперед, на Амстердам. Этот второй фронт будет закрыт, не успев открыться, заколочен намертво. На нас смотрит отечество, все ждут победы, которая станет поворотной в судьбе Германии. С нами Бог и Адольф Гитлер. Хайль!»

— Это лихо, — Скорцени усмехнулся. — Впечатляет. Не обошлось без редактуры доктора Геббельса.

— Что с этим делать? — Раух пожал плечами. — Всех строить? Когда американцы от нас — дай бог, час езды по хорошей дороге. А сейчас подморозило, им только на руку.

— Нет, строить никого не надо, — Скорцени поморщился. — Это лишнее. Пусть каждый занимается своим делом. Отдай офицерам, пусть прочтут. Без лишнего шума и помпы.

— Слушаюсь, господин оберштурмбаннфюрер!

— Где Ким?

— Я сейчас найду ее.

— Поторопись. Скоро приедет Пайпер.

По сосредоточенности лиц, по четкости и слаженности действий Маренн понимала — предстоит трудный бой. Каждый занимал место, которое знал заранее, — без особых указаний. Артиллерия укреплялась, пулеметчики и гранатометчики с «панцерфаустами» с одного места перемещались на другое. Повсюду сверкали саперные лопатки, черными брызгами взлетала земля, перемешанная со снегом. Солдаты-снабженцы разносили ящики с патронами, гранатами, снарядами. Подошли «тигры» и «пантера». Оберштурмфюрер Майер доложил Скорцени о прибытии. Затем они отошли за высоту, и там смолк рев их моторов. Кругом стало почти тихо.

В только что отрытом окопе Маренн осматривала раненых, тех, кому требовалась перевязка. Раух, подбежав, спрыгнул вниз.

— Пайпер хочет, чтобы ты подъехала в дивизионный госпиталь. Он сейчас сам за тобой приедет.

— Хорошо, я готова, — кивнула она, отпуская последнего пациента.

— Внимание, самолеты! — пронеслось из окопа в окоп, вмиг охватив весь фронт.

В тусклых лучах утреннего солнца показались первые бомбардировщики В-24. Набрав высоту, ведущая машина резко накренилась и почти отвесно пошла вниз. Послышался стук зениток. Высоко в небе десятками вспыхивали серые бутоны. Раух обхватил Маренн за плечи, прижимая ее к стенке окопа.

— Есть! Попадание!

Первый самолет не успел выйти из пике и врезался в землю за холмом. Строй рассыпался. Они отвернули и взяли обратный курс.

— Первое действие сорвано, — Маренн услышала голос Пайпера. — Будем ждать второго. Фрау Ким, я за вами.

Около окопа остановился БТР.

— Вы готовы?

— Да, Йохан, одну минуту.

Приподняв Маренн за талию, Раух помог ей выбраться из окопа.

— Садитесь! — Пайпер стукнул рукой по борту машины. — Доставим с ветерком.

— Благодарю, Йохан, — Маренн легко вспрыгнула на броню. — Очень кстати.

— Я доложу оберштурмбаннфюреру, что вы уехали, фрау, — сказал Раух вдогонку.

Она кивнула.

— Поехали, — приказал Пайпер водителю.

Осыпая землю, БТР развернулся.

— Как спалось, фрау Ким? — осведомился Пайпер весело, взглянув в бинокль вниз, в сторону озера.

Она улыбнулась.

— Замечательно, Йохан. Мы остановились в одном очень приятном доме. Теплая ванна, мягкая постель, чашка крепкого кофе, что еще нужно?

— Ну, некоторым этого явно показалось бы мало. У вас хороший характер для женщины, — Пайпер посмотрел на нее внимательно, и когда БТР притормозил, заботливо поддержал под руку.

— У меня хороший характер для военного хирурга, — ответила она. — Трудно быть хирургом на войне с капризным характером. Надо иметь терпение. И со многим приходится мириться.

— Да, но надо же еще иметь недюжинный ум и храбрость. Невероятное сочетание. Я всегда удивлялся, что такая женщина, как вы, выбрала тяжелый, мужской труд. Многие бы предпочли дорожку попрямее, да и поглаже. Без кочек, — добавил он многозначительно.

— Я рано осиротела, Йохан, мне пришлось самой зарабатывать на хлеб, — ответила она спокойно. — А Первая мировая война сама подсказала, кем быть — сестрой милосердия. В общем, выбор невелик — либо в солдатский бордель, либо в госпиталь. Я все-таки выбрала последнее. А из санитарного обоза Первой мировой — прямая дорога на медицинский факультет, тем более опыт у меня уже имелся немалый.

— Вы смелая. И вы блестяще справляетесь. Скажу честно, я восхищаюсь вами. Я не встречал таких женщин. Вообще.