— Но можем ли мы атаковать станцию сейчас, не дожидаясь подкрепления? Я полагаю, это может принести успех. Американцы напуганы, они в смятении. Психологически сейчас очень удобный момент.
— Я не спорю, — Пайпер покачал головой. — Но у меня горючего в танках на полдня, не больше. Если мы захватим станцию, как мы ее удержим? Придется потом отступать. Только зря потратим силы.
— А если промедлим, упустим благоприятный момент.
— И это верно, — Пайпер задумался на мгновение, потом предложил: — можно провести атаку силами твоей группы и группы «Хергет», при поддержке небольшой бронированной группы моих танков, которую мы обеспечим нужным количеством горючего и боеприпасов. Время действительно терять обидно. Будем надеяться, что «Зандиг» действительно придет к полудню или хотя бы к двум часам дня. До этого времени мы продержимся.
Мощный артиллерийский огонь накрыл станцию и деревню Стумон. Это была явная подготовка атаки. Маренн только выбралась из-под обломков разбитого вагона, когда земля под ногами дрогнула, надрывно завыли снаряды, ее снова отбросило взрывной волной, и она сильно ударилась о край перевернутой платформы. Слева и справа взметнулись ввысь столбы пламени. Все вокруг стонало, сотрясалось. Пороховая гарь, дым и отблески взрывов заполнили и воздух, и небо — все вокруг. Острой болью ломило в ушах. В глазах потемнело. Она попыталась встать, но боль мгновенно пронзила спину, она только успела заметить, как бронированная машина вползает на станцию, на ее башне красовался новенький значок дивизии СС «Лейбштандарт Адольф Гитлер», жерло орудия поблескивало красно-белым огнем. За ним мелькали фигурки пехотинцев с автоматами наперевес — в немецкой форме. Потом все стихло — она потеряла сознание. Когда открыла глаза, обстрел уже стих. Снопы искр взлетали в серое, темнеющее небо. Рядом с ней кто-то сидел. Превозмогая боль, Маренн повернулась — она узнала бы его лицо из тысячи, несмотря на боль, на страдание. Все тот же широкий разворот плеч, те же правильные, точно с плаката доктора Геббельса, черты невозмутимого лица. Только один глаз слегка искривился и на левой щеке отпечаталось несколько глубоких шрамов.
— Ханс, — она с трудом заставила себя произнести это имя, и сама не узнала свой голос, точно услышала его откуда-то издалека. — Я думала, мы никогда не увидимся. Я звонила в госпиталь, ездила туда. Мне сказали, он умер. Зачем?
— Я сам просил, чтобы так сказали, — оберштурмбаннфюрер СС Ханс Хергет наклонился, осторожно поднял ее голову. — Я знал, ты повезешь меня в Берлин, в Шарите, я не хотел всего этого, не хотел, чтобы ты меня лечила.
— Но почему? — она не могла скрыть растерянности. — Почему?
— Я знал, кто покровительствует тебе в Берлине, и знал, что он может сделать твою жизнь невыносимой так же, как он сделал ее лучше. Этого я тоже не хотел.
— Но столько лет! Даже ни полслова.
— Зачем?
— Ты был во многом прав, — она поперхнулась, закашлялась.
Он помог ей сесть.
— Штефан погиб в прошлом году. Если бы я послушалась тебя и мы тогда уехали в Париж, он был бы жив.
— Но ты не тот человек, чтобы уехать, — он сказал это мягко, даже с нежностью. — Ты осталась.
Что-то холодное уткнулось ей в руку. Маренн опустила голову — Айстофель, его влажный черный нос. Пес весело крутит хвостом, заглядывает в лицо.
— Хороший мой, хороший, — она погладила жесткую шерсть на спине. — Я жива, хоть и сама удивляюсь.
Раз Айстофель здесь, это означает, что Скорцени рядом.
— Мы взяли станцию? — спросила она, прислушиваясь к отдаленной перестрелке. Только сейчас она обратила внимание, что поодаль стоят несколько эсэсовцев из группы Хергета, а метрах в пятидесяти, сминая и переворачивая все, что попадалось под гусеницы, проехал «королевский тигр». Командир, высунувшись по пояс из башни, поприветствовал Хергета взмахом руки.
— Да, станция наша, — ответил Ханс. — Но, по данным разведки, американцы готовят контрудар. Они сформировали несколько оперативных групп, которые постараются ликвидировать такой серьезный прорыв. Так что можно ожидать, что они скоро атакуют нас. И нам нужно переходить к обороне, чтобы удержать захваченные рубежи.
— Мы уходим?
— Да, — он кивнул. — Она разрушена и, по сути, для нас уже ничего не решает. И для американцев тоже. Ты можешь идти? Тебя сильно ранили? — поддержав под руку, он помог ей подняться.
— Нет, кажется, я цела, — Маренн даже нашла в себе силы улыбнуться. — Только сильно ушиблась. И страху натерпелась…
— Ханс, Зандиг пришел, — услышала она голос Скорцени. — Вполне вероятно, что к вечеру прибудут остальные. Пайпер настаивает на том, чтобы занять оборону на высотах у Стумона.
Отто подошел ближе. Маренн заметила, он смотрит на нее с упреком. Айстофель весело прыгал между ними.
— Отойди, отойди, — Скорцени отогнал его рукой. — Не мешай. Я рад, фрау Ким, что все закончилось благополучно. Хотя вы всех нас заставили поволноваться.
Он говорил сдержанно. Она понимала, Скорцени ни за что не покажет своих чувств при Хергете. Оба делали вид, что едва знакомы с ней. Это было слегка смешно, но больше — грустно. Учитывая, что она едва не погибла.
— Я и сама поволновалась, господин оберштурмбаннфюрер, — ответила она. — И не раз вспоминала ваши наставления.
— Хорошо то, что хорошо кончается. Хотя надо признать: то, что станцию все-таки удалось взорвать, внесло едва ли не решающий вклад в успех сегодняшнего дня, — он едва заметно улыбнулся, одними глазами. — О вашей смелости, фрау, я обязательно доложу рейхсфюреру.
— Если это возможно, то рейхсфюреру обо мне лучше ничего не докладывать, — попросила она. — Мы все знаем, что у него ранимое сердце, и если он узнает, что я подвергалась такой серьезной опасности, он обязательно расскажет об этом супруге, а она засыплет меня упреками, когда я приду осматривать ее детей.
— И фрау Марта будет абсолютно права, — голос Скорцени явно смягчился. — Да и рейхсфюрер тоже, если всем нам объявит выговор за то, что мы позволили вам так рисковать собой. Но попробовал бы он с вами спорить, фрау Сэтерлэнд.
— Он пробовал не раз. И с тем же успехом.
Скорцени усмехнулся и покачал головой.
— Сейчас придет Раух, вы отправитесь с ним в тыл. И только медицинские вопросы, больше никаких инициатив, фрау Ким. Диверсантской практики с вас, по-моему, достаточно.
Маренн только пожала плечами.
Подняв тучу грязного, темно-серого снега, остановился бронетранспортер. Оберштурмбаннфюрер СС Пайпер спрыгнул с брони. Поприветствовал офицеров. Увидев Маренн, широко улыбнулся.
— Когда мне сказали, что все это удалось сделать вам, фрау, я не поверил.
— Я и сама до сих пор не верю, Йохан, — она откинула влажные волосы со лба. — Меня едва тут не засыпало заживо.
— Примите мой восторг, — Пайпер отдал ей честь. — Поверьте, далеко не каждый мужчина справился бы с таким делом.
— В той обстановке, которая сложилась, мужчине даже не удалось бы проникнуть на станцию, — ответила она. — Вот пришлось мне.
— Но теперь только в госпиталь, фрау Сэтерлэнд, только к своим непосредственным обязанностям, — Пайпер сдвинул брови над переносицей. — Знайте, я заранее присоединяюсь к тем, кто будет вас отговаривать от дальнейшей боевой практики.
— Таких здесь собралось немало, — Маренн взглянула на Скорцени. — Да я и не настаиваю. Уже соскучилась по своей работе.
— Господин оберштурмбаннфюрер, — к Пайперу подскочил связист. — Штаб дивизии на проводе.
— Одну минуту, господа.
Пайпер вернулся к бронетранспортеру. Сразу вынул карту. Появился Раух. Подойдя к Маренн, встал за ее спиной, сжав ее руку в знак приветствия. После короткого разговора Пайпер передал трубку связисту и, вернувшись к офицерам, разложил карту на перевернутом зарядном ящике у разбитой платформы.
— Зепп приказал занять позиции у деревни Стумон до двадцати одного ноль-ноль сегодня, — сообщил он. — Приказано закрепиться на высотах и готовиться к контратаке. По данным разведки, американцам удалось сформировать несколько оперативных групп, в основном это средние танки «шерман» и части воздушно-десантных войск. Сейчас по шоссе на Стумон движется оперативная группа «Джордан». Скорей всего, они пойдут вот здесь, — Пайпер указал на карте направление.