«Умирает» – при этом слове Артёма скрутил спазм страха, до тошноты, до шевеления волос на голове, до тряски в ногах и судороги, током прошедшей от руки, державшей холодную кисть брата, до самого мозга – так, что в глазах стало темно от боли.

Работники ГАИ приехали быстрее «скорой». Он не заметил, как оказался в стороне от Серёгиной машины, вместе с Натальей и Машей. Парень что-то объяснял гаишникам, показывал на свою машину, на Серёгину. Один из сотрудников попытался перелезть через сугроб обочины и открыть дверь с Серёгиной стороны. Артём слушал их как издалека.

– Заклинило. Надо «спасов» ждать. Здесь у него сучок в шее, думаю, тянуть через пассажирскую нельзя. Пусть вырезают.

– Он там хоть живой ещё?

– Да живой вроде. Сипит.

Артёма сорвало: он кинулся к гаишнику, спокойно стоящему рядом с машиной и рассматривающему след от протекторов.

– Вызывай! Херли ты на дорогу-то пялишься? Он же кровью изойдёт!

– Ты чего глотку дерёшь? Вызвал уже. Едут. Ты тоже участник ДТП? Или свидетель?

– Я брат! Скоро они? – Голос сорвался. Артём вцепился в рукав формы и зачем-то начал дёргать гаишника за рукав. – Он не умрет? Не умрет же? А?

– Ну, живой же. Значит, всё нормально будет. Успокойся. Он у тебя в рубашке родился, от такого удара обычно... Вон, смотри, аккумулятор куда улетел. А он молодец – пристёгнутый. Ты следом ехал? То твоя машина стоит?

– Моя. Не следом. Мы позже с женой выехали. А он уже... Господи, где эта «скорая» грёбаная!

В «скорой» с Серёгой поехала Маша. Артём же, пересилив себя, постарался успокоиться и сел за руль своей машины, предварительно узнав, в какую больницу везут Серёгу.

Машкин парень остался с гаишниками, пообещав Маше подъехать, как только освободится.

В больнице, в приёмном покое, Артёма начало трясти. Сергея сразу же увезли в операционную. Он же сидел перед медсестрой и диктовал его данные. В коридоре тихо плакали и переговаривались Маша с Натальей.

На все его вопросы к медсестре, что будет с братом и как его состояние, та холодно отвечала:

– Ждите. Выйдет доктор, всё скажет. А ещё лучше – езжайте домой, не мешайтесь здесь. Завтра позвоните и всё узнаете.

Ему хотелось схватить эту невозмутимую сестричку за ворот её синей форменной рубашки и закричать ей в лицо: «Что же ты, сука такая, а если бы с твоими такое? Ждала бы ты дома спокойно новость, что с родным тебе человеком?»

Санитарка, пожилая уже женщина, с сочувствием на него посмотрела, угадав, по-видимому, его мысли:

– У нас врачи хорошие. Вытянут. Только долго всё это. Вам бы правда лучше домой.

Он курил на улице. Маша с Натальей тоже вышли. Тяжело было сидеть и ждать.

– К своей, видать, мчался так. Как сумасшедший на встречную выскочил. Ещё бы немного, и нас бы с Андреем тоже здесь собирали. А может, и в морге уже бы все были.

Артём зло зыркнул на Машку:

– Типун тебе на язык.

– Тём, не ругайтесь, и так тошно. Как матери-то говорить будем? Утром все на работу поедут, увидят Серёгину машину. Надо ей как-то сказать, пока кто-нибудь чужой не ляпнул. – Наталья держалась руками за голову, пытаясь унять головную боль.

– Подождём ещё. Узнаем всё, тогда и скажем. Пошли, зайдём, может, известно уже что-нибудь. – Артём выбросил окурок, направляясь в больницу.

Маша вздохнула:

– Вряд ли. Там пока сучок удалят, пока в челюстно-лицевом заштопают, пока гипс наложат. До утра, наверное, сидеть придётся. Вы телефон новой его знаете? Тоже, наверное, переживает, что домой не приехал. Сообщить бы надо.

Артём споткнулся, а Наталья метнула в него предупреждающий взгляд и твёрдо сказала:

– Надо. Артём, у тебя есть номер?

– Откуда? Он мне на хрен не нужен был.

– Ты что, опять за своё? Тебе мало, да? Не успокоишься никак? – Жена дёрнула его за подол куртки, разворачивая к себе.

– Нет у меня его номера. У матери есть. Может вон у Машки. – Он как-то сник сразу и устало кивнул на Машу, стоявшую в полном недоумении и не понимающую, о чём они говорят.

– Чей номер у меня есть? Я что, знаю её? Это не Катька, случаем? – Слово «его» она, по-видимому, приняла за оговорку.

– Без меня ей расскажешь. Я пошёл. – Артём кинул на жену усталый взгляд и зашёл в санпропускник.

– Так, давай, колись. Кто это такая? – насела на Наталью Маша.

– Подожди, ключи у Тёмки от машины возьму, в ней поговорим. А то я уже все ляжки поморозила. – И Наталья метнулась за Артёмом, озадачив Машу ещё больше.

Новостей о Серёге ещё не было, так что Артём сам открыл машину и завёл, включив обогреватель. Оставил женщин одних, взвалив на жену неприятный разговор.

– Ну, Нат, это Катька, да?

– Нет, Маш, не Катька. Вообще я не знаю, правильно ли делаю, рассказывая всё тебе. Но думаю, что сейчас выбора уже нет, и ты всё равно узнаешь. Да и Любовь Ивановна тоже.

– Он мне что, изменял, что ли, пока мы жили? Так когда бы успел? Говори уже, а то меня мандраж бить начинает.

– Дай слово, что не будешь орать и что о том, что я тебе сейчас скажу, никто больше не узнает.

У Маши глаза расширились от такого заявления, она уже вообще ничего не понимала. Потом до неё дошло:

– Что, замужняя? Из наших кто-то, из деревни?

– Маш, я не знаю, как ты отнесёшься к тому, что я сейчас тебе скажу. Но только помни, что он сейчас в больнице и ещё неизвестно, что с ним будет. Что вы с ним прожили не один год и он всё-таки был неплохим мужем, согласись.

– Может, хватит уже вокруг да около ходить? Не буду я орать. И говорить никому не собираюсь. У него своя жизнь, у меня своя. И он правда мне всё же не чужой, я за него переживаю.

– Так, подруга, учти, ты дала слово.

– Ну? Говори уже.

– Серёга не с женщиной живет, а с парнем.

– В каком смысле?

– В самом прямом. С Ромкой он живёт, из Новокузнецка который.

– Не поняла. Ну, снимают они вместе квартиру, правильно, так дешевле. А орать-то я тогда почему должна?

Наталья тяжело вздохнула. До Маши явно не доходил смысл её слов.